12

12

В то время, когда россияне прощались с выдающимся французским актером и певцом, которого искренне любили в нашей стране, Ивом Монтаном, а шестнадцатилетний шахматист из Туапсе Владимир Крамник начинал свое головокружительное восхождение на шахматный Олимп, к чемпионской короне, Василий Николаевич Дьяконов в сверкающем великолепии Георгиевского зала в Кремле, где на Съезде народных депутатов России бушевали страсти: давать или не давать Президенту Ельцину дополнительные полномочия для осуществления экономических реформ, произносил следующий монолог:

— Наша страна никогда не жила в условиях подлинной демократии, то есть демократические принципы шумно декларировались, но в реализации всех хозяйственных социальных программ всегда присутствовал значительный элемент насилия — план или обязательства, или нечто в этом роде. Иначе говоря, вся система давила на человека, на производителя, предлагая ему, в сущности, не возражать, никуда не сворачивать, а то, что это был путь в тупик, — это уже дело, как говорится, десятое.

Сегодня у нас явный кризис власти: Советы бесконечно советуются, и получается, как в том анекдоте — я бы тебе дал, но у меня ничего нет, поэтому я могу только посоветовать. И вот эти Советы, в том числе и Съезд народных депутатов, в которых собираются люди различных политических партий, убеждений, знаний, возможностей анализа, способностей, наконец, изо всех сил стараются провести свои интересы или интересы групп, которые они представляют. Поэтому мы имеем сегодня бесконечные дебаты о благе народном при одновременном углублении кризиса во всех сферах жизни, и прежде всего кризиса власти.

Значит, надо менять систему, надо решительно уходить от хозяйственных стереотипов, въевшихся в нашу кровь и плоть.

Вполне возможно, что причиной столь радикальных высказываний Дьяконова стала его поездка в Италию, которая состоялась накануне Съезда народных депутатов РСФСР.

Это была, по словам губернатора, чисто деловая поездка.

Италия являлась крупнейшим в Европе переработчиком сельскохозяйственной продукции, ее фирмы имели огромный опыт в разработке и создании самых совершенных технологий по выпуску разнообразных продовольственных товаров.

Италия по территории немного больше Краснодарского края, а проживает там 60 миллионов человек. Магазины, как и ожидал Дьяконов, были буквально завалены продуктами высокого качества, удобно расфасованными, нарядно упакованными, разнообразнейшего ассортимента. Зайдешь в магазин — одних колбас сто сортов. Вспомнишь нашу действительность — плакать хочется. Да что у нас, руки другие или народ менее способен? Да нет же!

Пожалуй, Василию Николаевичу нельзя было отказать в стремлении продвинуть Кубань по пути развитого рынка, однако на деле все складывалось как бы вопреки его желаниям.

По логике, губернатору следовало незамедлительно заняться грамотным решением именно экономических вопросов развития региона, но политические страсти не только отвлекали, а даже мешали развитию позитивных процессов.

На псевдореволюционный лад настраивали и тревожные сообщения из Москвы. К примеру, министр юстиции Федоров объявил о возможности возбуждения уголовных дел в отношении всех членов Политбюро ЦК КПСС.

Понимал ли Дьяконов в те драматические дни, что ему не удержать ситуацию под контролем, не справиться с краем, не выполнить многочисленные обещания, данные жителям Кубани?

Судя по всему, понимал, ибо за несколько дней до своего скандального освобождения, он с волнением в голосе произносил такие слова:

— Это наш последний шанс. Последний. Для всех. Упустим — крах.

И он торопился не упустить этот последний шанс, дарованный судьбой, принимая массу документов, регламентирующих экономическую и хозяйственную деятельность в крае.

То подписал постановление об упорядочении деятельности в строительстве, то принял решение о создании аграрного учебно — научного объединения, а затем — о выпуске и внедрении облигаций беспроцентного займа на установку квартирного телефона.

И все же, что вкладывалось в это короткое, как миг, понятие — последний шанс? Думается, все, поскольку жизнь брала свое, требовала сиюминутного вмешательства и конкретного решения.

Вот, скажем, письма губернатору. Их было множество. На Дьяконова молились, словно на Бога, веря его смелым и решительным заявлениям.

«…Ну а теперь вот мое письмо сразу троим: Дьяконову В. Н., Егорову Н. Д., Ждановскому А. М., — писал житель одной кубанской станицы. — Они, понятное дело, — главные: а раз главные — только они и могут вникнуть, понять, поспособствовать, отвести беду, разрешить кому следует, заставить кого надо, наказать за обиду, прислать на бедность сто рублей, перекрыть крышу в хате у матери солдата, погибшего в Афгане, выкачать воду из подвала, в который вот-вот осядет весь 12–этажный дом, поменять кран на кухне у бабки Ульяны («гадина слесарь Калинин требует четвертак, а у меня пенсия 80»), освободить из?под стражи, отдать под суд, возвернуть на путь истинный пьяницу — мужа, отлучить от матери — алкоголички детишек, убрать прочь от города взлетно — посадочную полосу аэродрома («с ней — хоть вешайся, житья нет!..»), запретить как таковых спекулянтов — цыган, а также всех прочих турок — месхетинцев, армян и грузин, провести телефон инвалиду, отобрать телефон у продавца из овощного ларька («потому как у нас честный человек ни на телефон, ни на машину сроду не заработает»).

Я про чью?то беду, земляки, не упомянул? Простите…».

Нет, положительно, Дьяконов отдавал себе отчет в том, что многое у него не ладилось.

— Не получается у меня пока такой системы, чтобы я мог полностью перспективой заняться, — признавался он. — Все больше урывками. А основная часть — вот в этом во всем, — Василий Николаевич кивнул на вопросник. — Спасает меня, наверное, лишь то, что я знаю и люблю экономику, финансы, бюджет… Чтобы обмозговать какую?то узкую, конкретную проблему, мне порой хватает секунд. Вы понимаете, я не хвастаюсь — хвастаться пока что нечем, и все это плохо. Чтобы осмыслить ситуацию со всех сторон, нужно отрабатывать множество вариантов, находить оптимальные решения… а на это меня, бывает, уже и недостает. В приемной… вы видели… Они все сюда пришли с надеждой: раз дома не помогли им ни словом, ни делом, значит — к Дьяконову, а если уж и Дьяконов не захотел помочь, — тогда кто?