Красноармеец Т. КОВАЛЬ

Красноармеец Т. КОВАЛЬ

*

Ещё до Вислы я мечтал сделать артиллерийскую фотопанораму Берлина.

На Висле я удачно сфотографировал весь передний край противника и расшифровал все цели. Когда оборона противника была прорвана, я проверил данные мною цели и установил, что они были точно подавлены. На Одере я дал пять фотопанорам по фронту. Результат ещё более воодушевил меня. Мне очень хотелось дать такую панораму, которая помогла бы накрыть все основные огневые средства противника.

Наш командир взвода предупредил меня:

– Смотрите, товарищ Пузырёв, приберегите для Берлина самый качественный материал. Там будет очень жарко.

– Есть, приберечь! – ответил я, а сам подумал, что можно было и не предупреждать. Мы со старшим сержантом Мыскиным заранее припасли для Берлина лучшие фотоматериалы и химикаты, а также привели в полный порядок аппаратуру.

И вот мы на окраине Берлина.

Перед решительным ударом по врагу созваны были коммунисты. На вопрос, кто желает драться на улицах Берлина в первых рядах пехоты, все коммунисты выразили желание. А я и говорю командиру взвода:

– Если речь о разведке, то я жду задачи. Он отвечает:

– Не пойдёте же вы на съёмку ночью.

– Хорошо бы, – говорю, – скрытно подобраться ночью, а с рассветом приступить к работе.

Но командир взвода решил сначала поговорить об этом с начальником разведки.

Между тем развернуты были на позициях батареи, уже велась пристрелка. Я поинтересовался, куда бьют наши пушки. Командир взвода разъяснил обстановку, и мы поняли, что наша артиллерия уже обстреливает центр Берлина, откуда ведут интенсивный огонь немцы. Как раз удобный момент для разведки панорамной съёмкой огневых средств и укреплений противника! И такой момент пришлось упустить…

Но на другой день командир взвода огорчил меня ещё больше. Я-то всю ночь не спал, всё соображал, откуда и как бы получше сделать съёмку. А мне говорят, что наши боевые порядки меняют позиции, переходят поближе к центру. Стало быть, отсюда уже снимать нет надобности. "Что ж, – думаю, – ближе так ближе, ещё лучше фотографировать будем". Но в 12 часов дня командир взвода объявил, что наши батареи ведут огонь по целям, которые дали уже с нового рубежа. Съёмку же производить нельзя, так как наши всё время продвигаются, и авиация висит в воздухе. Весь Берлин в огне и дыму, заслоняющем объекты съёмки!

Что я мог сделать?

– Был в Берлине? – спросят меня. Был, – отвечу.

– А какое участие принял в сражении?

Вот туг-то мне и нечего будет ответить… Вдруг появляется командир взвода и поручает мне и двум другим старшим сержантам обследовать только что захваченный нами рубеж обороны противника и дать характеристику работы наших батарей.

Мы отправились. Я рад был хоть этому делу. Приходим – и видим, что наши батареи уже ставят пушки на захваченном рубеже. Вот это была работа! Противник крепко беспокоил батарейцев, но разве можно удержать нашу гвардию! Мы ещё выполняли своё задание, а герои-артиллеристы уже производили пристрелку.

Что мы обнаружили? Каждый дом немцы стремились сделать неприступной крепостью. Надо сказать, что укрепили они дома очень основательно. Но точность и сила нашего огня оказались такие, что эти дома были разнесены буквально в куски, а огневые средства противника разгромлены и не только на позициях, но и на пути отступления. Тут же у орудий валялась перебитая прислуга.

Только теперь моя обида начала униматься. Хоть мне и не пришлось сделать панораму Берлина, – всё же фрицам легче от этого не стало!