ГВАРДИИ КРАСНОАРМЕЕЦ А. КОЛОМИН Аэростат над Берлином
ГВАРДИИ КРАСНОАРМЕЕЦ А. КОЛОМИН
Аэростат над Берлином
Наше воздухоплавательное подразделение было придано гвардейской артиллерийской части. Вместе с этой бригадой мы шли с Одера, чтобы направлять огонь пушек по Берлину.
Аэростат быстрее и легче вести в воздухе на 75-метровом тросе автолебёдки, но в целях маскировки мы вели его на руках до самого Берлина. На отдых останавливались редко, спать приходилось по два-три часа в сутки. Достигнув назначенного пункта, мы немедленно получали приказание продвигаться вперёд. Шли только по просёлкам.
Ноги бойцов вязли в сырой почве. Ветер рвал из рук большой аэростат. Машины, нагружённые воздухоплавательным имуществом, застревали в грязи. Бойцы подпирали их, вытаскивали на твёрдую землю, и подразделение продолжало двигаться дальше.
Боевой расчёт аэростата не чувствовал усталости. Берлин, о котором мы с ненавистью думали в тяжёлые дни под Москвой, под Великими Луками, под Варшавой и в Лодзи, – этот город, казавшийся раньше таким далёким, был теперь перед нами. И каждый из нас напрягал все силы. Мы знали, что эта битва будет последней.
25 апреля подразделение вступило в предместье Берлина – Фридрихс-хаген. Здесь у переправы через Шпрее скопилась большая масса техники, движущейся на Берлин. Грохочут по мостовой танки, гудят моторы грузовых автомашин, тяжело нагружённых боеприпасами и вооружением; проходят установки гвардейских миномётов, с которых уже сброшены брезентовые чехлы; ползут тягачи, таща за собой мощные орудия крупнокалиберной артиллерии; среди тяжёлых машин ловко снуют виллисы, легковые машины генералов; колонны пехотинцев беспрерывными потоками идут к переправе.
Мы поражаемся количеству и разнообразию техники, брошенной на штурм Берлина.
Между машин пробиваются беженцы-немцы и освобождённые из немецкого рабства русские, французы, итальянцы, чехи. На рукавах проходящих можно увидеть самые разнообразные повязки, почти всех национальных цветов Европы. С белыми повязками, знаком капитуляции, идут хмурые и подавленные немцы со своими велосипедами, чемоданами, детскими колясками. Тут же оживлённо балагурят французы, весело блестят глазами смуглые сухощавые итальянцы, хохочут русские девчата – они радуются своему освобождению из немецкого рабства, радуются тому, что, наконец-то, снова попали в среду своих, русских.
И вот мы в Берлине. Серые дома, похожие на каменные коробки, смотрят на нас битыми стёклами окон, из которых выставлены белые флаги. Угрюмые цивильные немцы вылезают из своих подвалов и ничего не выражающим взглядом смотрят на наш аэростат. На стенах домов еще сохранились фашистские лозунги. У разрушенных зданий среди груд кирпича и камней застряли разбитые немецкие танки, орудия и автомашины, рядом – трупы немецких солдат. Наши батареи прямо с улиц бьют по центру города. Гудят машины, грохочут танки, с шумом проносятся самолёты над крышами.
К полудню аэростат прибыл в назначенный пункт – парк Кернера. Капитан Грамотеев не ошибся. Он выбрал очень удобное место для работы и стоянки аэростата: парк расположен в низине, его прикрывают бетонированные стены – здесь можно надёжно скрыть аэростат.
Расчёт выстраивается. Капитан Грамотеев ставит ему боевую задачу.
– Через два часа начинаем боевую работу, – говорит он, – а сейчас необходимо оборудовать постоянный бивак.
Закипела работа. Застучали топоры, зазвенели пилы. Под умелым руководством старшего лейтенанта Аглиуллина расчёт быстро оборудовал бивак. Аэростат был установлен среди высоких деревьев, которые хорошо маскировали его сверху.
Радист сержант Попов связался с бригадой. Капитан Грамотеев доложил по радио о своём прибытии на место и готовности к боевой работе.
В ответ было принято приказание: подняться в воздух и наблюдать за противником, обо всем замеченном сообщать в штаб части.
– Расчёт – к аэростату!
Бойцы выводят аэростат из укрытия. В гондолу влезает лейтенант Трухан с аэрофотоаппаратом. Загудела лебёдка, аэростат взмыл над Берлином. Лейтенант фотографирует центральную часть города, где находятся еще немцы. Эти снимки после внимательного изучения дадут ценные сведения о противнике.
В воздухе появляются немецкие самолёты. Их семь штук. Один за другим они идут на аэростат. Вот первый проносится над аэростатом и даёт пулемётную очередь зажигательными пулями. Лейтенант услышал, как мимо него пролетели пули, он осматривает серебристое брюхо аэростата. Нет, не видно ни дыма, ни огня, значит, мимо, просчитался немец. Разворачивается второй самолёт… "Опустить вас?" – спрашивают лейтенанта по телефону с земли. Он отвечает: "Нет, я ещё не всё сделал".
В строй немецких самолётов уже врезалось несколько советских истребителей. Немцы разлетелись в разные стороны, точно стая воробьев, в которую запустили камнем, и стали по одному выходить из боя, удирать на запад. С земли начали бить зенитки.
Вдруг лейтенант услышал над головой какое-то шипение. Пробита оболочка, газ выходит наружу. Лейтенант крикнул в телефон:
– Выбирайте быстро аэростат!
Оболочка оказалась пробитой в двух местах. Вероятно, в неё попал осколок зенитного снаряда. Такелажник старший сержант Алексеев быстро заклеивает пробоины, расчёт добавляет в оболочку газ из запасного газгольдера, и аэростат снова готов к подъёму.
На этот раз поднялся старший лейтенант Довженко. Он долго смотрит в стереотрубу, смотрит на карту Берлина и, наконец, сообщает на землю: "Квадрат 2062-86960 – трёхорудийная зенитная батарея. В районе Шарлоттенбургер взрыв большой силы, – вероятно, немцы взорвали мост. По Берлинерштрассе двухстороннее движение автомашин, насчитал 60".
Лейтенант Довженко спускается. Вскоре капитан Грамотеев получил радиограмму с приказом немедленно поднять аэростат для корректировки артиллерийского огня по скоплению противника в районе Кёнигсплаца и рейхстага.
В гондоле воздухоплаватель старший лейтенант Егупов. Он ещё раз проверил связь с землёй, осмотрел все приборы, повесил на видное место планшет с планом Берлина и огляделся. Перед офицером раскинулся Берлин, теперь похожий на тот, что у него на планшете. Повсюду, насколько хватает глаз, крыши и крыши, рассечённые линиями улиц на геометрические фигуры кварталов. Там и сям над крышами поднимаются трубы заводов. Блестит извилистая лента Шпрее, светлыми полосками протянулись прямые каналы. Вдалеке среди клубов чёрного дыма хаотической массой выделяются разрушенные кварталы центральной части города. Серым полукругом ясно вырисовывается большое поле Темпельхофского аэродрома. Там расположились батареи, огнём которых должен был управлять сейчас воздухоплаватель.
Аэростат замер. Воздухоплаватель взглянул на стрелку высотомера – 900 метров. Теперь пора приступать к работе. Он ориентирует по компасу планшет, сравнивает план Берлина с тем, что видит внизу. Приложив к глазам бинокль, офицер быстро разбирается в этом огромном втором плане раскинувшегося под ним Берлина, находит Кёнигсплац и внимательно изучает этот пункт. Затем взгляд наблюдателя скользит вдоль ленты Шпрее; здесь на берегу должно быть здание рейхстага. Вот оно.
– Передайте, – говорит он в телефон, – в районах Кёнигсплаца и рейхстага вижу скопление техники. Приготовиться к стрельбе!
– Приготовиться к стрельбе! – повторяет радист. Корректировщик быстро готовит данные для стрельбы по Кёнигс-плацу и после короткой пристрелки одним орудием командует:
– Залп!
Рявкнули пушки. С воем понеслись снаряды на Кёнигсплац. Корректировщик приложился к биноклю: на площади взметнулись столбы разрывов. Хорошо!
– Беглый огонь!
Площадь окуталась дымом. Старший яейтенант уже не видел за дымом разрывов, но он знал, что снаряды ложатся точно в цель, и продолжал командовать:
– Огонь! Огонь!
В небе появились самолёты. Два немецких бомбардировщика в сопровождении четырёх "фокке-вульфов" кружились над городом, – они, очевидно, искали цель для бомбёжки. Вот пара немецких самолётов отделилась от строя и пошла к аэростату. Но только они стали разворачиваться для атаки, как появляется пятёрка наших истребителей. Немцы обращаются в бегство.
– Опустите меня ниже! – скомандовал старший лейтенант и перенёс огонь на рейхстаг.
С земли передали:
– Генерал вашей работой доволен. Аэростат можно опустить.