Ефрейтор Д. КАТКОВ *

Ефрейтор Д. КАТКОВ

*

Наша огневая позиция была расположена на самой границе центральной части Берлина, у небольшого канала, вытекающего из Шпрее. За каналом прямо на нас смотрело мёртвыми квадратами окон длинное серое пятиэтажное здание. Мы узнали, что за ночь до нашего подхода этот дом огрызался изо всех окон, мешая продвижению нашей пехоты.

Здесь мы обнаружили труп красноармейца, который товарищи, сражавшиеся в это время в самом центре, не успели предать земле. Так хотелось дать залп по этому Дому!

Правее нас через канал к широкой улице вёл железобетонный мост. К нему стекались немцы – беженцы из центральной части Берлина. Они устремлялись прямо на наши боевые установки.

Гвардии капитан Львович стоял посреди моста, угрожающе размахивал руками и кричал:

– Стой! Назад! Назад, говорю!

Берлинцы, не понимая, чего хочет от них этот запылённый с ног до головы человек, продолжали напирать. Когда ему удалось задержать первые полтора десятка, шедшие сзади остановились. Но несколько человек с правого и левого края проскользнули, волоча домашний скарб – кто в мешке, а кто в детской коляске. Тут в большинстве были пожилые мужчины и женщины, были и дети.

День стоял безоблачный, но сквозь пороховую гарь и дым солнце смотрело тусклобагровым диском. Нам хорошо было видно, как длинные языки пламени лизали стены одного из домов за каналом.

– Огонь давать по моей команде! – кричал во всё горло капитан Львович, преграждая беженцам дорогу к нашим орудиям.

Все подготовительные работы на огневой были окончены. Наши рамы стояли строго в шеренгу. Чёрные головы снарядов уставились вверх, готовые по команде ринуться на центр Берлина.

Я не отрывал глаз от капитана. Вот он поднял руку. До меня донеслось:

– Ого-онь!..

Резкий удар заглушил голос кашггана. Это заговорили по всей линии орудия, стоявшие позади нас.

– Огонь! – отчётливо раздалось совсем близко от меня. Взлетели наши мины, волоча за собою огненные хвосты. В воздух поднялось всё: песок, пыль, камни, образуя густое серое облако, сквозь которое ничего нельзя было разглядеть.

Мины уходили одна за другой, рассекая стену пыли и дыма и скрываясь где-то в вышине над нею.

Меня завалило песком. Вылезая из своего "подрывного" окопчика, я почувствовал, как задрожала земля, и услышал потрясающий грохот. То наши снаряды сокрушали центральные кварталы города.

Вытряхнув из-за воротника песок, я посмотрел в сторону моста.

Вся эта пёстрая масса людей, которая минуту назад стремилась прорваться через мост, лежала в пыли на мостовой. Весь скарб был брошен.

Люди лежали, тесно прижавшись друг к другу. Изредка кое-кто осмеливался поднять голову, но тут же в ужасе опускал её.

Впервые берлинцы воочию увидели наше чудесно-грозное оружие. Легендарные "катюши", о которых по слухам, шопотом немецкие обыватели передавали друг другу страшные подробности, стояли перед ними.

Не знаю, сколько времени пролежали бы немцы в таком оцепенении. С трудом подымали их красноармейцы, говоря:

– Вставайте! Залп окончен. Можете проходить… Они подымались, заискивающе улыбаясь.

– Русс гут, – говорили они. -Русс гут… Берлин капут! Такова была первая встреча берлинцев с "катюшами" в момент, когда мы дали наш гвардейский миномётный залп по сердцу Берлина – рейхстагу.