«Народ моей любви»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Народ моей любви»

За 30 лет до вторжения советских войск в Чехословакию, в 1938 году, Марина Цветаева написала свои изумительные «Стихи к Чехии», которые с мистической точностью относятся и к событиям 1968 года, и к России. Вспомним эти стихи.

О мания! О мумия

Величия!

Сгоришь,

Германия!

Безумие,

Безумие

Творишь!..

...О слезы на глазах!

Плач гнева и любви!

О Чехия в слезах!

Испания в крови!

О черная гора,

Затмившая — весь свет!

Пора — пора — пора

Творцу вернуть билет.

И о чешском народе:

Его и пуля не берет

И песня не берет!

Так и стою, раскрывши рот:

— Народ! Какой народ!..

Бог! Если ты и сам — такой,

Народ моей любви

Не со святыми упокой —

С живыми — оживи!

Сколько бы я ни читал эти стихи, на глаза навертываются слезы и спазма сжимает горло.

И стихи эти в равной мере относятся к нападению российской «черной горы» на маленький (в 150 раз меньше!) и тоже замечательный своим свободолюбием чеченский народ, который Россия в прошлом уже дважды пыталась уничтожить. (При завоевании и при сталинской депортации). И к России также можно обратить предупреждение: «О мания! О мумия величия! Сгоришь, Россия, безумие творишь!».

В эмиграции я воочию убедился, «какой это народ» — чехи и словаки. (Для меня они представлялись одним народом, и я никогда не видел разницы между ними, как не замечал и какой-нибудь разобщенности.) В массе своей это, на мой взгляд (и не только мой), один из самых цивилизованных народов мира. В эмиграции я общался с людьми из разных стран и имел возможность сравнивать.

Среди эмигрантских землячеств Восточной Европы чехословацкое землячество выделялось отсутствием жестокой междоусобной борьбы и взаимной терпимостью, отличалось взаимопомощью, порой просто поразительной. К примеру, жил в Париже Павел Тигрид, видный деятель правой ориентации, редактор журнала «Свидетство», выехавший из Чехословакии еще в 1948 году после установления там просоветского режима, а в Риме жил Иржи Пеликан (или, как забавно говорят чехи, Ирка Пеликан), видный деятель левой части чехословацкого землячества, редактор журнала «Листы». (В Пражскую весну он был директором радио и телевидения ЧССР, сыгравших огромную роль в демократизации страны.) В русской эмиграции это были бы непримиримые, смертельные враги, а в чехословацкой — я узнаю, что когда Пеликан был занят участием в итальянской избирательной кампании (он был депутатом Ев-ропарламента от социалистической партии Италии!), то его «Листы» редактировал, готовил к печати Павел Тигрид! А ведь их разделяли не только политические позиции, разделяла личная судьба: Тигрид бежал из страны, когда молодой Пеликан в рядах компартии устанавливал в ней просоветский режим. От Пеликана, можно сказать, бежал! И вот в эмиграции они помогают друг другу, оставаясь каждый при своих взглядах!

О профессиональном уровне деятелей Пражской весны. Ота Шик, оказавшись в эмиграции, занял кафедру постоянного профессора экономики в одном из лучших университетов Швейцарии, в Сент-Галлене. Когда в США решался вопрос о политике детанта с Советским Союзом, американское правительство и Сенат пригласили для консультаций шестерых самых авторитетных в то время экономистов западного мира, и среди них — Ота Шика. Другой ведущий разработчик пражских реформ, Иржи Коста, возглавил кафедру экономики университета во Франкфурте-на-Майне, экономической столице Германии. Немецкие газеты писали тогда, что благодаря советскому вторжению в Чехословакию западный мир получил таких выдающихся экономистов, как Ота Шик и Иржи Коста.

Востребованы были на Западе и «гуманитарные» активисты. Искусствовед и философ Антонин Лим, которого называли «архитектором чехословацкого киночуда», преподавал в университете Нью-Йорка, а потом постоянно — в Сорбонне. Историк Михал Райман стал постоянным профессором «Свободного берлинского университета», юрист Зденек Млинарж профессорствовал одновременно в университетах Вены и Инсбрука. И ряд этот можно было бы еще долго продолжать. Существовала шутка: кинь палку в политэмигранта из Чехословакии, попадешь в профессора какого-нибудь западного университета.

Для меня лично чехословацкая эмиграция была спасительной пристанью. Там я встречал человеческое тепло, мягкую, ненавязчивую помощь, отсутствие зависти, соперничества, напряженного самолюбия. Чехи и словаки ввели меня в международное движение «Третий путь», в котором я смог познакомиться с «людьми из будущего» — представителями компаний и ассоциаций различного типа, принадлежащих их работникам. Чехословаки помогали мне издавать и мои книги. В частности, Иржи Пеликан, мой самый большой друг в эмиграции, написал предисловие к немецкому изданию «Самоуправления»[14], а рецензировал ее рукопись для издательства Зденек Млинарж.

Я не уверен, что смог бы выжить без поддержки чехословацкой эмиграции, находясь в атмосфере постоянной травли и ненависти в российской среде.

Чехословацкая эмиграция спасла меня и от впадения в мизантропию. Глядя на нее, я видел, что люди остаются людьми даже в эмиграции. Между прочим, изо всех русских политэмигрантов, увы, только я один сотрудничал с политэмигрантами чехословацкими.

Русская реакция. В 69-м году после прихода в Праге к власти Густава Гусака из Чехословакии вынужден был эмигрировать уже известный читателю радиожурналист Карел Ездинский. Он приехал в Мюнхен и поступил работать комментатором в чехословацкую редакцию «Свободной Европы». По иронии судьбы его день рождения приходился на 7 ноября, и в год приезда Ездинского в Мюнхен отмечать этот день собралась почти вся мюнхенская община политэмигрантов из ЧССР. Замечу, что чехи и словаки очень весело проводят свои вечеринки и любят на них петь, в том числе в порядке «швейкования» поют и советские песни, иногда изменяя их текст в сатирическом и хулиганском духе. Так вот, на дне рождения Ездинского — 7 ноября! — собравшиеся, конечно же, запели «Интернационал». И вскоре в Америку была отправлена депеша, подписанная группой русских эмигрантов, в основном работников «Свободы», членов НТС, в которой до сведения компетентных органов США доводилась информация о том, что скрытые коммунисты из Чехословакии во главе с прибывшим из Праги неким К. Ездинским, принятым в штат «Свободной Европы», праздновали день Октябрьской революции и пели «Интернационал».

Вы спросите, как реагировали на это американские «органы»? Никак, разумеется. Это к вопросу о том, чем отличается ЦРУ от КГБ!

Подведу итоги. Почему я считаю, что история России и всего человечества могла бы сложиться иначе, если бы реформы Пражской весны не были задавлены?

Да потому, что в Чехословакии мог быть создан и представлен миру строй, который был бы лишен тяжелых пороков капитализма и социализма (государственного, марксистского типа), но содержал бы их лучшие качества. И нетрудно предположить, что такой строй начал бы распространяться по Центральной Европе, в одной стране за другой. Даже несмотря на подавление Пражской весны в Польше в 1981 году была вновь предпринята попытка установить подобный строй. Захватил бы этот процесс и Балканы, Югославию, где реформы самоуправления застряли на полпути, так как проводились сверху партийной бюрократией. И в конце концов «зараза» могла бы перекинуться и в нашу многострадальную страну.

Повлияло бы развитие в социалистических странах синтезного (или конвергентного, по Сахарову) уклада и на западный мир. Интересно и характерно, что именно с конца 60-х годов на Западе начинают создаваться в большом количестве и в разнообразных видах предприятия и коммерческие учреждения с собственностью работников. Это и «исоповские» компании в США, которые затем появляются и в других западных странах, это и кооперативы нового социалистического типа (без внешних владельцев) и их ассоциации, такие, как испанская федерация «Мондрагон» — мини-государство будущего. Говорит это о том, что почва для подобного развития уже создается в мире, и утверждение кооперативного социализма в Центральной Европе в рамках целых государств, и уж тем более в России, подтолкнуло бы и остальной мир к ускорению процесса синтеза капитализма и социализма, что увеличило бы шансы на выживание человечества, на преодоление нависающих над ним смертельных угроз. Не забудем главного постулата Сахарова, который он не уставал повторять в течение всей своей жизни, что «конвергенция социализма и капитализма в конечном итоге единственная альтернатива гибели человечества».

Мы были недавно свидетелями волнений обнищавшего народа Аргентины. Пять президентов один за другим были свергнуты в течение месяца! А толку? Строй не изменился. У бунтующего народа не было конструктивной цели, не было понимания «что делать», кроме как свергать с президентского престола одного жирного жулика за другим. А какую потенциальную мощь демонстрирует антиглобалистское протестное движение! Но без конструктивной программы и это движение обречено на затухание.

Марксистский госсоциализм уже ни для кого не является путеводной звездой, но если бы сейчас кооперативный социализм развивался в странах Центральной Европы и в России, народ Аргентины знал бы что делать! И вместо расплывчатого антиглобалистского движения в мире возникли бы партии синтезного социализма. Развитие сектора трудовой собственности в западных странах не привлекает к себе достаточного внимания в мире, в том числе и из-за нежелания СМИ капиталистических стран пропагандировать этот сектор. И это развитие имеет предел: на его дороге стоят утесы транснациональных монополий, которые могут быть снесены только политической волей в случае победы в западных странах партий синтезного социализма, которых, однако, еще нет в природе.

Но почему я уверен, что синтезное развитие было бы успешным в Чехословакии и эта страна могла бы стать для всех притягательным примером?

Прежде всего, исходя из успешного развития «синтезных» ячеек на Западе. Основание для оптимизма дает даже опыт реформ в Югославии, который, несмотря на его половинчатость, был далеко не столь негативным, как это нам внушала советская пропаганда, а вслед за ней и антисоветская, «либеральная». Половинчатость югославского опыта, напомню, состояла в том, что там сохранялся авторитарный однопартийный режим, не было полных прав собственности у трудовых коллективов на средства и продукцию производства, не было и свободного рынка. И несмотря на все это качество и уровень жизни там после внедрения элементов самоуправления, поднялся заметно выше, чем в бедных капиталистических странах Европы, к числу которых ранее принадлежала и Югославия. Я имею в виду такие страны, как Греция, Португалия, Турция, а также Южная Италия, которая остается нищим регионом, в то время как Северная Италия принадлежит к числу самых развитых капиталистических регионов. И уж значительно выше был уровень, чем в странах государственного социализма.

Ну и главным основанием для уверенности в том, что реформы в Чехословакии были бы успешны, являются качества ее народа! Его высокая культура, демократичность, терпимость нравов, а также развитие науки и промышленности. До войны уровень промышленности в Чехии не уступал немецкому, и немцы ездили в Чехию, чтобы покупать там продукты и товары, которых не было в Германии или они были слишком дорогими. Учитывать надо и исторический опыт чехов и словаков, имевших в прошлом солидный стаж и демократии, и капитализма.

И когда берешь все эти обстоятельства и качества в совокупности, то приходишь к выводу, что Чехословакия представляла собой наилучшую лабораторию для того великого эксперимента, который начат был там в 1968 году, для прорыва в будущее.

Брежнев со товарищи, подавив Пражскую весну, а впоследствии и движение «Солидарность», затормозили (в лучшем случае) ход мировой истории и сделали максимум для того, чтобы синтезный, настоящий социализм нигде не мог бы взрасти (в масштабах государства) в обозримом будущем. Нынешние российские капитал-коммунисты и их интеллектуальная обслуга должны были бы воздвигнуть памятник Брежневу. Не будь его злополучной решимости, им, скорее всего, пришлось бы сегодня ходить в пенсионерах.

Р.S. Забегая вперед, скажу, что все, что я знал об упомянутых выше событиях и идеях, я подробно рассказывал в своих программах, работая на «Свободе», рассказывал и о развитии ячеек нового социализма на Западе. Теперь же, в «демократической» России, я напрочь лишен такой возможности. И правые СМИ, и так называемые левые слышать не хотят ни о каком синтезе капитализма и социализма. Правых отпугивает слово «социализм», левых — «капитализм». Словеса о самоуправлении у левых — очередная демагогия и профанация, они мечтают о возвращении к госсоциализму, застряли в старых советско-марксистских представлениях, ненавидят рынок и «буржуазную» демократию, в лучшем случае некоторые из них допускают лишь югославский вариант, так сказать управляемого самоуправления.

На «Свободе» мне тоже приходилось нелегко: эмигранты всех правых направлений (левых в русской эмиграции не было даже по самоидентификации!) негодовали по поводу моих передач и всячески пытались склонить американское начальство к тому, чтобы их запретить, но американцы не поддавались. Они не разделяли идейную направленность моих передач, однако терпели их во имя плюрализма.

Р.Р.S. Я часто говорил о «швейковском» юморе чехословаков, об их веселости. Недавно, перечитывая «Иосифа и его братьев» Томаса Манна, я обратил внимание на слова Иосифа перед встречей с братьями в Египте: «И внести в это нужно как можно больше праздничного озорства и веселья. Веселье, друг, и лукавая шутка — это самое лучшее из всего, что дал нам Бог, и самый лучший ответ на запутанные вопросы, задаваемые жизнью... Только в веселье человеческий дух может подняться над ними, чтобы душевно шутя над неразрешимым, вызвать улыбку, пожалуй, у самого Бога, у этой величавой неразрешимости».

Лукавая шутка — это и есть суть того, что я называю «швейкованием».

На конгрессах движения «Третий путь» (в Западной Германии) установилась традиция: каждой национальной группе проводить вечеринку, приглашая на нее всех участников конгресса. Я бывал на вечеринках немцев, французов, голландцев и других групп, но самые веселые и озорные вечеринки были у чехословаков, и собирали они самое большое количество гостей.

После освобождения Чехословакии от «освободителей», т. е. после падения там в 89-м году просоветского режима, я несколько раз бывал в Чехии, в Праге. Знакомые, милые лица на улицах, и среди них — новые лица: агрессивные девочки-проститутки, всяческие уличные умельцы, зарабатывающие себе гроши на прожитье, безработные, западная реклама, супермаркеты, рестораны — все как полагается, и — ощущение провинциальности, обочины, сумеречный свет на всем.

В 68-м году народ Чехословакии засиял звездой первой величины и мог стать героем мировой истории. Это не шутка — проложить путь в новую эру.

Но Россия погасила звезду Чехословакии, как позже и звезду Польши. И, видимо, точнее подходит для нашей страны не образ «черной горы», а образ «черной дыры», как называются массы сверхплотной материи в космосе, обладающие таким сильным гравитационным полем, что они притягивают, не выпускают, поглощают свет и потому представляются наблюдателям как черные дыры. Цветаева в 38-м году еще ничего не могла знать об этом феномене. Однако ее интуиция поэта, ее видение мира точно выделило главную функцию тогдашней, тоталитарной Германии: «О черная гора, затмившая весь свет!».

В заключение этой главы хочу предложить читателю сокращенный текст из доклада Ота Шика, сделанного им во Франкфурте-на-Майне в 1970 году перед эмигрантами-соотечественниками,[15] чтобы читатель мог получить представление об идеях и духе Пражской весны из первых рук.