Не является ли сознание перехлестом природы?

Не является ли сознание перехлестом природы?

В завершении книги «Свобода, власть и собственность» я рассматриваю обозначенный выше вопрос. Как помнит читатель, главной целью социального развития человечества я считаю создание условий, при которых люди в подавляющем большинстве смогут жить полной жизнью, развивая и используя сознание, и обретая таким образом защиту от страха перед временем и смертью. Но в какой-то момент я подошел к вопросу, возможно ли в принципе создание таких условий для подавляющего большинства людей на Земле?

Вселенная наша бесконечна и, следовательно, в ней должно было бы существовать бесконечное число планет, на которых обитали бы существа, обладающие разумом. И бесконечное число таких планет должны были бы быть заселены мыслящими существами, намного опережающими наше человечество в развитии науки, которое ведь безгранично. И возникает новый вопрос, почему же мы до сих пор не обнаруживаем их существования в космосе? Притом, что даже при нашем явно еще очень слабом развитии, мы уже способны улавливать электромагнитные волны, возникшие в момент «взрыва» зарождения нашей вселенной! Может быть, объяснение этому состоит в том, что нигде в природе, в космосе, существа, осознающие свою смертность, не успевают или оказываются не в состоянии создать условия, при которых они перестали бы быть рабами страха перед временем и смертью, но успевают создавать средства всеобщего уничтожения и пускают их в ход в результате умопомрачения от вспышки страха и ненависти в ходе какого-нибудь внутреннего конфликта?

То есть что сознание везде обречено на гибель от собственной силы — способности познавать как тайны природы, так и собственную смертность (и злобствовать из-за этого!), что вполне в духе диалектики.

И в случае, если в космосе действительно не существует цивилизаций, более развитых, чем наша, по той причине, что все они в какой-то момент их истории накладывают на себя руки, то по логике вещей сознание надо признать перехлестом, излишеством природы, а наши мечты о бесклассовом, экстровертированном обществе — утопией.

Но познать с уверенностью всеобщую судьбу мыслящих существ нам, слава богу, не дано. Поэтому, заканчиваю я тему в книге, стоит все-таки исходить из лучшего предположения, что землянам удастся вовремя создать условия, строй, способные защитить их от страха перед временем и смертью, дать мозгу достойную загрузку, полноту и смысл жизни, чтобы люди могли «относится друг к другу в духе братства», как то говорится во Всеобщей декларации прав человека.

Много лет спустя, на Западе я наткнулся в одной из статей Роберта Конквеста (к сожалению, забыл ее название) на предположение, что разум человека, возможно, является «перехлестом природы». Причем Конквест употребляет именно слово «перехлест»!

Еще позже в журнале «Знамя» (1990, № 7) я прочел выступление литературоведа и биолога Михаила Волькенштейна, в котором он (в связи с обсуждением творчества Достоевского) говорит о возможном самоуничтожении человечества:

«Если человечество самоуничтожится, то это будет означать, что Хомо сапиенс — тупиковый вид. Других тупиковых видов нет и не было — ископаемый ирландский олень вымер не потому, что его рога весили около 30 килограммов, как это иногда утверждается, ведь и сейчас существует горный баран аргали, рога которого еще тяжелее. Но Хомо сапиенс рискует самоуничтожиться именно потому, что у него самый большой мозг».

Эту тему я затрагиваю в книге ради того, чтобы еще раз подчеркнуть, что положение, при котором большая часть человечества продолжает находиться в той или иной форме завуалированного рабства, не может быть терпимо. В рабском состоянии мозг используется на малую долю мощности, при том, что он сегодня у большинства людей развит много сильнее, чем в прежние века, и слишком много людей не видят поэтому смысла для своей жизни. И в этом — угроза взрыва апокалипсической злобы, угроза «прыжка в бездну». Если тяжело носить шапку Мономаха, то еще тяжелее носить то, что под нею — в коробочке!

Между прочим, мечтая в эмиграции продолжать работать в беллетристике, я одной из целей видел художественное исследование возможности удовлетворения фундаментальных потребностей человека и гармонии между ними.