Ота Шик о причинах подавления Пражской весны

Ота Шик о причинах подавления Пражской весны

Я считаю, что очень интересно посмотреть, как виделась изнутри причина подавления Пражской весны. Один из ее лидеров, Ота Шик, в беседе с венгерским журналистом-эмигрантом Джорджем Урбаном рассказывал:

«Имея перед собой пример венгерских событий 56-го года, нам было ясно, что мы должны с максимальной осторожностью, большим терпением и большой тактической ловкостью продвигаться вперед, чтобы избежать вмешательства Москвы».

«Когда я оглядываюсь теперь назад, — продолжает Шик, — на наши терпеливые приготовления, я вынужден повторить еще раз: мы попытались сделать лучшее и в создавшихся условиях не сделали ничего плохого, по крайней мере так думаю я. Но, к сожалению, в последней фазе (после января 68-го, при проведении реформ. — В. Б.) некоторые вещи заскользили у нас из рук. Одно обстоятельство мы все же не учли при продумывании наших реформ, которые мы так кропотливо подготавливали и шаг за шагом контролировали. В последней фазе возник новый элемент, который ускользнул от нашего внимания: некое самовозгорание всего нашего движения, охватившее в конце концов все население страны. Военная оккупация не заставила себя ждать».

— Отчего же произошло это самовозгорание?

Ота Шик отвечает: «Вразрез с бытующим мнением правительство Дубчека не было правительством, поддерживающим реформы, а было правительством компромиссов и промедлений. Оно состояло из двух групп: из «ортодоксов» и убежденных сторонников реформ. И людям в стране было очень трудно разобраться — против кого следует бороться, а кого следует поддерживать... Если одни из новых руководителей были вполне серьезно за реформы, то другие просто ставили палки в колеса реформаторскому движению. Они все саботировали. И это, естественно, вызывало раздражение в стране.

Повсюду, — рассказывает Шик, — образовывались группы с различными мнениями и интересами, пытавшиеся быстрее продвинуть вперед реформистское движение. Эти группы образовали, так сказать, свой момент силы, который уже никто не мог контролировать. С этого момента вопрос уже не стоял — быть или не быть русскому вторжению, а лишь — когда оно может состояться?»

Единственный шанс, по мнению Шика, мог дать скорейший созыв XIV партсъезда, намечавшегося вначале на апрель 68-го года.

«Избранные (на съезд) делегаты, — пояснял Шик, — были хорошими и опытными людьми, душой и телом преданными делу реформистского движения ... а до апреля русские еще не приняли никакого решения ... они все еще наблюдали, выжидали. Если бы нам удалось созвать наш съезд в апреле, мы выбрали бы на нем новое руководство, сумели бы укрепить нашу политику и взяли бы под свой контроль реформистское движение — и наши советские критики были бы вынуждены держать своих коней в узде... Разумеется, я не могу с полной уверенностью утверждать, что оккупация в этом случае была бы предотвращена, но убежден, что это дало бы нам хороший шанс... Однако нам не удалось убедить Дубчека созвать съезд до апреля. Разногласия между сталинистским и реформистским крыльями руководства вынудили Дубчека медлить... Когда же он наконец решился созвать партийный съезд в сентябре, оказалось слишком поздно. Советские руководители уже приняли решение оккупировать страну еще до партийного съезда».

«В течение 10 лет, — подытоживает Шик, — мы шаг за шагом шли по нашему пути без каких бы то ни было отступлений... Но когда дело дошло до того, чтобы убедить руководство в необходимости созыва съезда до апреля, мы потерпели неудачу, первую за 10 лет. И это фатальным образом обернулось поражением. Когда мы поняли, что партийный съезд не будет созван до сентября, нам стало ясно, что мы проиграли».

Я совершенно не согласен с Ота Шиком в том, что более осторожное продвижение реформ могло бы предотвратить советское вторжение. Решающим мотивом вторжения был страх распространения пражских реформ на всю Восточную Европу, а затем и на Россию. Кремлевские старцы не были настолько уж глупы, чтобы не понимать, чем грозит им и всей партийной бюрократии демократизация политической жизни и переход предприятий и учреждений в собственность трудовых коллективов.

Но картина, нарисованная Шиком, ценна для нас тем, что показывает, как готовились реформы и как общество было в них заинтересовано.

На мой взгляд, единственный шанс предотвращения вторжения могла бы дать лишь массовая поддержка Пражской весны в советской России. А ее-то не было и в помине. Конечно, в стране господствовал тоталитарный режим. Но не потому ли он продолжал господствовать, что общество было пассивным, а интеллигенция в массе своей — эгоистичной, замкнутой на личных проблемах и лакействующей перед властями? Только семь человек сочли своим долгом выйти на Красную площадь в знак протеста против вторжения. Их имена нельзя забывать: Павел Литвинов, Наталия Горбаневская, Константин Бабицкий, Лариса Богораз, Виктор Файнберг, Владимир Дремлюга, Вадим Делоне. Все они были арестованы и осуждены.

Но вернемся в Чехословакию. После апреля 1969 года началось вытеснение из страны активистов Пражской весны и сочувствовавших им граждан. Людей выгоняли из партии, с работы, их детей — из вузов. Говоря современным русским языком, шла зачистка страны от неблагонадежных. Из КПЧ было вычищено 300 тысяч человек. Сто пятьдесят тысяч сами вышли из партии. Пятьсот тысяч человек вынуждены были покинуть страну — почти вся интеллектуальная элита! Пятьсот тысяч для страны с 15-миллионным населением — это катастрофа, интеллектуальный геноцид.

Те активисты, которые остались в стране, были лишены права работать по специальности, а их дети — учиться в вузах. Профессора подметали улицы, Дубчек работал лесничим. При этом прошу заметить, что любой «зачищенный» легко мог вернуть себе прежнее положение, работу, стоило только ему так или иначе выразить солидарность с новой властью и осудить своих прежних товарищей и их дело. Подписать, например, письмо с осуждением Дубчека, как делали советские интеллектуалы, осуждая Сахарова.

Так что на вопрос, почему в Чехословакии не было своего Сахарова, можно ответить: потому что там было 500 тысяч сахаровых!

«Зачистка» Чехословакии дает ответ и на ехидно-идиотический вопрос наших либералов, почему же, мол, чехи не вернулись к «строительству синтезного социализма» после падения у них в 1989 году просоветского режима? Революционный актив в обществе не формируется по мановению волшебной палочки, он нарастает десятилетиями. И главное, молодежь в Чехословакии после 68-го года разуверилась в возможности что-то изменить в стране при господстве СССР, этого «жандарма Восточной Европы», и ушла в личную жизнь, часто в мелкую коммерцию, которая была предусмотрительно разрешена. И когда неожиданно пал тоталитаризм в России, некому было воссоздавать прежнее направление реформ. Возобладали сторонники капитализма из числа тех интеллектуалов, которые в прошедшие годы оставались в научной и литературной жизни, т. е. ладили с просоветским режимом. Эта интеллигенция, полагаю, не имела моральных и интеллектуальных ресурсов, чтобы возродить реформы Пражской весны. И значительная часть «красных директоров» оказала ей поддержку в капитализации страны и сегодня так же, как и в России, ходит в капиталистах.

Наконец, в капитализм чехословаки бросились еще и по той причине, чтобы поскорей слиться с Европой и найти у нее защиту от непредсказуемой России. Сегодня там Горби, а завтра? Великий и обоснованный страх перед Россией сидел и сидит в народах, побывавших под ее господством. Не забудем, что после 68-го года наша страна сумела еще много раз проявить свою империалистическую сущность: поддержка нападения Северного Вьетнама на Южный, подавление «Солидарности» в Польше, вторжение в Афганистан.

И еще. В оправдание чехословацких либералов надо сказать, что в силу известных отличий Чехословакии от России там существовала возможность воссоздания относительно нормального капитализма, не столь злокачественного, как в России. Если бы чехословаки увидели, что капитализм у них оборачивается катастрофой, вымиранием народа, они, я думаю, нашли бы силы остановить капиталистическую реформацию.