Глава VI

Глава VI

«Ориентация» атамана. — Его взгляд на союзников по речам и действиям. — Отношение к немцам. — «Самостийность» атамана. — Подготовка к движению для освобождения Москвы.

Был ли действительно атаман «германской ориентации» и самостийником? Это обвинение было пущено врагами атамана, собравшимися в Екатеринодаре, — Сидориным и Гущиным, которых атаман отозвал из Киева и к которым высказал полное недоверие в виду их прошлой некрасивой деятельности (Сидорина — в дни похода Корнилова на Петроград и Гущина — в первые дни революции), Семилетовым, уволенным от командования партизанами, Родзянко, высланным из Новочеркасска за вредную политическую деятельность, С.П. Черевковым и другими. Оставшись без дела при шумном и многолюдном штабе Деникина, они вымещали свою злобу на атамана в клевете на него.

Если обратиться к речам и поступкам атамана, то трудно найти в них какую-либо особую симпатию к немцам и тем более самостийность.

Россию должна спасать сама Россия, — это он понимал твердо. Он гнал всякую мысль о помощи извне, и родной Дон он стремился спасти силами донских казаков. Но он отлично понимал, что спасти Дон — это одна задача, спасти Россию — задача другая. Ко всем иностранцам, — будут это союзники или немцы, — атаман относился отрицательно. Он твердо верил, что прошли те времена, когда проливали кровь и воевали «pour les beaux yeux de la reine de Prusse»[69] он знал, что и немцы, и французы, и англичане едут в Россию не для России, а для себя, чтобы урвать с нее, что можно, и отлично понимал, что Германии и Франции по взаимно противоположным причинам нужна Россия сильная и могущественная, «единая и неделимая», а Англии, напротив, — слабая, раздробленная на части, быть может, федеративная, пожалуй даже — большевистская. И потому Германии и Франции атаман верил, Англии же не верил нисколько. Все стремления атамана были направлены к тому, чтобы независимо от иностранцев поставить Дон на ноги, дать ему все, что нужно для борьбы.

Едва только он получил Таганрог, как сейчас же забрал Русско-Балтийский завод, приспособил его для выделки ружейных и артиллерийских трех-дюймовых патронов и достиг к ноябрю 1918 года выделки 300.000 ружейных патронов в сутки; он вел переговоры об устройстве своего порохового завода и снаряжательной мастерской. Атаман поставил на работу все ремесленные школы и гордился тем, что вся донская армия одета с ног до головы в «свое», что она сидит на своих лошадях и на своих седлах. У императора Вильгельма он просил машин, фабрик, чтобы опять-таки как можно скорее освободиться от опеки иностранцев. Его ориентация сквозила во всех его речах и на кругу, и особенно в станицах и войсковых частях. Это была ориентация русская — так понятная простому народу и так непонятная русской интеллигенции, которая привыкла всегда кланяться какому-нибудь иностранному кумиру и никак не могла понять, что единый кумир, которому стоит кланяться, — это родина.

Добровольческая армия, как армия не народная, а интеллигентская, офицерская, не избежала этого и рядом со знаменем «единой и неделимой» воздвигла алтарь непоколебимой верности союзникам во что бы то ни стало. Эта верность союзникам погубила императора Николая II, она же погубила и Деникина с его добровольческой армией.

Атаман смотрел на немцев, как на врагов, пришедших мириться с протянутою для мира рукою, и считал, что у них он может просить, но когда пришли союзники, то на них он смотрел, как на должников перед Россией и Доном, и считал, что они обязаны вернуть свой долг и с них нужно требовать.

Дальше история сношений войска Донского покажет ярко, какова была ориентация атамана.

В деле обвинения в самостийности вопрос гораздо сложнее. Атаман вступил в управление войском вскоре после Каледина, которого погубило доверие к крестьянам, знаменитый «паритет». Дон раскололся в это время на два лагеря — казаки и крестьяне. Крестьяне за малым исключением были большевиками. Там, где были крестьянские слободы, восстания против казаков не утихали. Весь север войска Донского, где крестьяне преобладали над казаками, Таганрогский округ, слободы Орловка и Мартыновка 1-го Донского округа, города Ростов и Таганрог, слобода Батайск были залиты казачьей кровью в борьбе с крестьянами и рабочими. Попытки ставить крестьян в ряды донских полков кончались катастрофой. Крестьяне изменяли казакам, уходили к большевикам и насильно, на муки и смерть, уводили с собою донских офицеров. Война с большевиками на Дону имела уже характер не политической или классовой борьбы, не гражданской войны, а войны народной, национальной. Казаки отстаивали свои казачьи права от русских. Атаман, являясь ставленником казаков, не мог с этим не считаться. Он не мог допустить и мысли о каком-либо паритете, потому что это погубило бы Дон, погубило бы все дело.

«Казачий круг! — говорит он кругу 16 августа. — И пусть казачьим он и останется.

«Руки прочь от нашего казачьего дела — те, кто проливал нашу казачью кровь, те, кто злобно шипел и бранил казаков! Дон для донцов!

«Мы завоевали эту землю и утучнили ее кровью своею, и мы, только мы одни, хозяева этой земли.

«Вас будут смущать обиженные города и крестьяне. Не верьте им. Помните, куда завел атамана Каледина знаменитый паритет. Не верьте волкам в овечьей шкуре. Они зарятся на ваши земли и жадными руками тянутся к ним. Пусть свободно и вольно живут на Дону гостями, но хозяева только мы, только мы одни… казаки!»

Вот где самостийность атамана. В страшном домашнем споре о земле и правах на нее! Атаман понимал, что этого вопроса трогать нельзя, но, как только вопрос коснулся общей политики, атаман счел, что Дон не только неразделимая часть России, но что он обязан бороться и восстановлять «единую и неделимую»…

Атаман решил итти с казаками спасать Россию не только на словах, но и на деле. Он готовил и берег для этого особый корпус молодых казаков: 1-я Донская казачья дивизия — 5 тысяч шашек и 12 конных орудий; 1-я пластунская бригада — 8 тысяч штыков, 8 полевых орудий, 4 тяжелых орудия; 1-я стрелковая бригада — 8 тысяч штыков, 8 полевых орудий и 4 мортиры; 1-й саперный батальон — 1 тысяча штыков; все технические войска — броневые поезда, аэропланы, броневые машины и пр. — должны были итти с Деникиным на Москву. Их особо снаряжали, особо воспитывали и прививали им идею похода для спасения России. Но Деникин требовал, чтобы пошло все войско, чтобы оно дошло до полного напряжения и выставило 200–300 тысяч борцов, атаман же давал всего около 30 тысяч, — в этом была его самостийность. Но атаман знал, что все казаки на Москву ни за что не пойдут, а эти 30 тысяч, а за ними столько же охотников наверное пойдут. Атаман чувствовал, что у него нет силы заставить пойти, и потому делал все возможное, чтобы пошли сами. Деникин решил заставить пойти…

21 сентября круг, наконец, разъехался. Врагам атамана не удалось ни свалить его, ни уменьшить или обрезать его права. Напротив, в заседании 15 сентября круг составил указ, в котором было сказано:

«Пусть казак и гражданин всевеликого войска Донского памятует о своем долге перед родным краем. Пусть в каждом из нас атаман найдет верных исполнителей. Одна мысль, одна воля да объединит нас: помочь атаману в его тяжелом и ответственном служении Дону»…

Эта мысль была у всего круга, кроме маленькой части политических врагов атамана. Эти политические враги не разъехались. Они остались вместе с председателем круга В.А. Харламовым в Новочеркасске в законодательной комиссии, завели тесные сношения с Екатеринодаром и повели серьезную подпольную работу для замены атамана Краснова — «германской ориентации» — атаманом Богаевским — «союзнической ориентации». На случай прибытия союзников готовилась полная перемена декорации.