IV

IV

Положение на фронте. — Нажим генерала Врангеля на красных. — Тревога в Ставрополе. — Заявление губернатора. — Внезапная эвакуация города. — Разговор с П.В. Глазенапом. — Разлука с больной семьей.

Отбросив красных от Екатеринодара, главные силы добровольцев продолжали теснить их из Майкопского отдела и в направлении на юг, вдоль линии Владикавказской железной дороги.

Ставрополь охранялся сравнительно слабыми силами, и судьба его зависела от направления, которое изберут главные силы красных при их отступлении.

В начале сентября 1918 года с переменным счастьем шла борьба в районе станиц Петропавловской и Михайловской, где была сосредоточена группа красных численностью около 15.000 бойцов.

Против них действовали 1-я конная дивизия генерала Врангеля, в составе около 1.200 бойцов, и пехотные дивизии Казановича и Дроздовского, занимавшие район Армавира и линию железнодорожной магистрали до станции Овечка.

В первых числах октября конницей генерала Врангеля были взяты станицы Урупская и Бесскорбная и начались бои за переправу через Уруп.

Тем временем красные, заслонившись Урупом, наступали вразрез между конницей и 1-й пехотной дивизией, тесня пехотные части генерала Казановича с юга на Армавир.

13 октября, форсировав Уруп, конница генерала Врангеля обратила красных в бегство. Полчища их откатились к станице Успенской на Кубань — в район, где сближается магистральная железнодорожная линия с Армавир — Туапсинской линией на Ставрополь.

Не ожидая форсирования генералом Врангелем Кубани, силы красных, переправившись на правый берег, начали распространяться вниз по течению Кубани и железнодорожной линии на Ставрополь. Этим движением красных сил предрешена была участь Ставрополя.

В субботу, 13 октября, началась в Ставрополе тревога. Собравшиеся на очередное думское заседание гласные просили городского голову осведомиться у губернатора о положении на фронте. Вернувшись от полковника Глазенапа, городской голова, открывая думское заседание, заявил по поручению губернатора, что нет решительно никаких оснований для тревоги. Положение на фронте вполне устойчиво. Никакой угрозы городу со стороны красных не намечается.

Уже следующее утро определило цену этого заявления губернатора, а кстати и цену, в глазах этого администратора, тех последствий внезапной эвакуации города, которые стоили населению неисчислимых и частью невознаградимых потерь.

Вернувшись домой после думского заседания, я провел часть ночи у постели жены и двух дочерей-малюток, находившихся в разгаре скарлатины. Жена и младшая дочь метались и бредили, переживая кризис болезни, старшая была так слаба, что ей вспрыскивали камфару.

Смененный под утро, я едва успел в кабинете забыться сном, как раздался телефонный звонок. Городской голова меня спрашивал, принял ли я какие-либо меры к отъезду.

— Почему? — удивился я.

— Посмотрите на улицу.

Из окна моего кабинета видно было, как по панели улицы, в одних халатах, не взирая на пронизывающий холодный ветер, тянулись из лазаретов больные и раненые, некоторые на костылях. Порою их обгоняли разрозненные группы пехотинцев и всадников. Тротуары были забиты спешащими с узелками горожанами…

Я бросился к губернатору П.В. Глазенапу. Его конвой расположился у гостиницы «Россия», против здания окружного суда. Губернатор стоял в подъезде гостиницы.

— Что случилось? — спросил я.

— Мы эвакуируем город, — спокойно ответил полковник Глазенап.

— Но позвольте, ведь еще вчера вы утверждали… Как же это произошло?

— Так и произошло, — улыбнулся губернатор.

— Как же быть с учреждениями, судом, делами?

— Оставьте все на месте. Мы поджидаем подхода резервов. А впрочем, как хотите.

Помолчав, губернатор посоветовал все же выехать на несколько часов из города, так как городские улицы могут стать ареною боя.

Приглашенный к больной семье врач категорически высказался против возможности эвакуировать больных, ввиду острозаразного характера заболевания и неизбежности столь опасных при скарлатине простудных осложнении, и указал единственный выход — поместить больных под чужой фамилией в городской больнице.

Очнувшиеся от забытья, поняв происходящее, жена и дети смотрели испуганными, полными слез глазами, пытались, преодолевая слабость, подняться и одеться, и просили взять с собою…

— Мне совсем лучше, возьмите нас с собою, — протягивала рученки семилетняя дочь Злата.

Через два дня, 16 октября, когда красноармейцы ворвались в городскую больницу, всех их не стало. Об этом я узнал лишь две недели спустя…