VII
VII
Продолжение распада на местах. — Губернатор генерал А.М. Валуев. — Особый агитационный отряд и общества «За Россию». — Дикая дивизия в Святокрестовском уезде. — Власть в селе Благодарном. Медвеженская полиция. — Места заключения. — Восьмилетний каторжанин. — По подозрению в родстве с Троцким. — Тиф. — Меры генерала Валуева.
По соглашению с прокурором палаты было установлено, что мои участковые товарищи прокурора возможно чаще будут объезжать свои районы и представлять мне доклады о положении на местах, я же периодически, в свою очередь, буду представлять сводку этих сведений прокурору палаты.
Генерал-лейтенант А.М. Валуев, заменивший к тому времени генерал-майора П.В. Глазенапа на посту Ставропольского губернатора, был вполне лойялен к действиям прокурорского надзора, не ставил никаких препятствий к раскрытию во всей полноте существующего на местах административного распада и неукоснительно присылал мне на распоряжение накоплявшиеся у него материалы по жалобам на должностные злоупотребления.
В связи с административным неблагополучием, в Ставропольскую губернию был командирован особый агитационный отряд, на обязанности которого лежала пропаганда и закрепление в сознании населения подлинных идей главного командования, не омраченных местной диктатурой.
По мысли С.Н. Сирина, стоявшего во главе отряда, на территории губернии возникла сеть аполитических организаций, именовавшихся обществами «За Россию», лойяльных по отношению к власти, ставивших своей задачей содействие власти по укоренению на местах правовых начал.
Связанный непрерывным общением со многими десятками открывшихся в губернии обществ «За Россию», С.Н. Сирин сообщал власти и мне, как прокурору, обо всех известных ему случаях должностных преступлений и злоупотреблений и в значительной степени содействовал подзаконной борьбе с этими явлениями.
Первая же сводка докладов моих участковых товарищей и материалов по имевшимся у меня сведениям и жалобам дала удручающую картину разложения власти на местах.
В Святокрестовском уезде безнаказанно буйствовала дикая дивизия, способствуя превращению лойяльных до того времени крестьян в зеленых камышанников.
В одном месте чины этой дивизии, ворвавшись в больницу, оставили после себя несколько десятков трупов. Зарегистрированы были случаи повешения для острастки первых же встречных на улице. Со всех сторон шли жалобы на угон чинами дивизии рабочего скота и лошадей прямо с полей, где производились работы[92].
Во главе уезда стоял полковник Л., признававшийся начальнику особого агитационного отряда, что он не сторонник судебного преследования преступников и предпочитает вместо этой волокиты просто ликвидировать преступников на месте.
В селе Благодарном, уездном центре обширной территории, власть начальника уезда полковника Ч. была на откупу у какой-то полуграмотной женщины и буфетчика уездного притона 3., открыто торговавшего у буфетной стойки и напитками и благоволением уездного начальства.
Редкий день я не подписывал предложения о возбуждении, в порядке закона от 11 апреля 1917 года, преследования против чинов государственной стражи по Медвеженскому уезду, притом в таких преступлениях, которые влекли за собою безусловное содержание под стражей.
Места заключения, в которых не утихали эпидемии тифов, были переполнены сверх меры подследственными разведок и комиссий, заставлявших по несколько месяцев ожидать первоначального допроса. При обходе мною мест заключения в Ставрополе обнаружился такой, например, своеобразный титул содержания под стражей: препровождается неизвестный для содержания под стражей, впредь до особого распоряжения, арестованный мною на ст. Гулькевичи. Подпись — поручик такого-то полка. Арестованный делал все зависящее, чтобы выйти из положения неизвестности, опровергая свою безликость имеющимися у него документами, но проехавший станцию Тулькевичи поручик, по видимому, давно забыл об обещанном им особом распоряжении и этим обрек его пребывать в состоянии неизвестности и под стражей многие месяцы[93].
В помещении каторжан я обнаружил восьмилетнего мальчика, приговоренного полевым судом к пятнадцатилетней каторге по подозрению в шпионаже в пользу красных[94]. Там же отбывал наказание присужденный полевым судом к каторге за внебрачное сожительство с родственницей.
Впрочем, указание преступления, влекущего пребывание под стражей, было сравнительно редкостью.
В большинстве случаев подследственные или осужденные присылались органами временной или полевой юстиции при краткой записке без копии определения о заключении под стражу или приговора, иногда просто с лаконическим указанием: содержать. Поэтому в графе тюремных журналов, требующей указания, по обвинению в чем содержится заключенный, сплошь и рядом значилось: сведений не имеется[95].
За переполнением тюремной больницы сыпно-тифозные размещались в общем тюремном корпусе. Вид камер, превращенных в очаги заразы, представлял собой, поистине, одну из картин Дантова «Ада».
В лучшем случае — на нарах, а в худшем — на голом асфальтовом полу, ютились вповалку больные, в грязном, рваном белье, держа очередь, чтобы хоть плечом прислониться к печи, скудному источнику тепла. При проходе по камерам под ногами хрустели насекомые. Переживавшие кризис, а может быть и последние минуты, больные катались в бреду по полу. Один из них в состоянии бредовой экзальтации при моем появлении заявил мне:
— Прошу, прокурор, ходу моей жалобе не давать, ибо вчера ночью я умер[96].
От тифа погиб начальник тюрьмы С.3. Дейниковский, два его помощника лежали в тифу, несколько надзирателей — тоже. Курсирующие же ежедневно от тюрьмы к кладбищу подводы разгружали переполненную в три раза против комплекта тюрьму, чтобы освободить места новым и новым толпам арестованных, препровождаемых сельскими комендантами, комиссиями и разведками с своими лаконическими записками: содержать!
Я обратил внимание генерала Валуева на это совершенно недопустимое положение. После личного посещения мест заключения им был издан приказ, напоминающий об уголовной ответственности за несоблюдение предписываемых законом гарантий при заключении под стражу, объявлены были правила письменного производства дел в полевых судах, а для обзора и разгрузки дел во временные военное-следственные учреждения были командированы юристы, изнемогшие в этой сизифовой работе.
Власть, даже при искреннем желании бороться с царившей разнузданностью, действовала без приводных ремней и была бессильна в этом жестоком быту своеобразной «диктатуры».