IV. Донские казаки пробуждаются

IV. Донские казаки пробуждаются

Нет нужды доказывать, что начальство в «Степном походе» чувствовало себя прекрасно: переезды на отличных очередных тройках, ночлег у гостеприимных поневоле коннозаводчиков или их управляющих, с полными удобствами, даже комфортом, с сытными ужинами, обедами и завтраками, с напитками и музыкой — совсем напоминали бы маневры доброго старого времени в хороших условиях, если бы не боевая обстановка[55].

Зато никаких радостей не видали офицеры, оставшиеся среди большевиков. Они искали утешения, веря в совесть, разум и сердце казачьи.

Уже к концу марта месяца почти в каждой станице появились эти верующие — будущие руководители тайно готовящихся восстаний донских казаков.

Между ними шли тайные соглашения.

По мере того как ширилась сеть этих самородных и самобытных агентов, как укреплялась и разрасталась сила этой организации, — стали образовываться районы и даже округа, обороны для предстоящей борьбы с красной нечистью.

Власть большевиков на территории Дона в эти дни носила характер определенной незаконченности и даже робости.

Можно было думать, что комиссары или чего-то опасались или еще не доехали до удаленных от города и железных дорог станиц и хуторов Дона.

Это особенно ясно было видно в районах, прилегающих к Дону, который являлся естественной гранью между влиянием большевиков, надвигающихся с севера области, и влиянием большевиков, идущих по домам с бывшего кавказского фронта.

Дни предстоящей весны и разлива Дона как бы пугали комиссаров, и они боялись выбрасывать свои солдатские отряды в пункты, удаленные от центров и могущие быть разобщенными самой природой.

Только этим и можно было объяснить, что даже в крупных пунктах (ст. Константиновская, Раздорская) и в пунктах, близко отстоящих от Новочеркасска (ст. Богаевская, Манычская), находились, правда, весьма скромно проживая, известные казакам генералы (ген. Краснов, Черячукин, Попов и др.).

Об этом знали казаки и знала станичная власть, но репрессий над ними не производила. Вообще же массовые убийства офицеров по станицам Дона (за редким исключением) места не имели.

Казачья власть на местах в это время почти не подверглась изменению по своему существу.

Выборные станичные атаманы (за немногими исключениями) остались на своих местах. Прибавился станичный комитет (Совет), в составе которого можно было видеть даже и офицеров.

Советы обороны были главным образом в руках у офицеров.

Такой аппарат власти на местах пока, по видимому, удовлетворял Советские круги, но он, конечно, еще более удовлетворял тех будущих руководителей, которые подготовляли восстания казаков.

Словом, казаки ждали и искали руководителей; лица, чувствующие в себе силы быть руководителями прозревающих казаков, — искали сами себе работу, не выявляя своего лица.

Уже 21 марта поднялась Суворовская станица. Казаки, главным образом старики, возмущенные до глубины души издевательствами красных банд, бросились на них с вилами и топорами, обезоружили насильников и прикончили их.

Получив поддержку от соседних станиц, суворовцы двинулись против главных очагов большевизма, захватили станцию Чир и подогрели своим примером казаков 2-го Донского округа, где поднялось всеобщее восстание. под водительством полковника Мамонтова, известного впоследствии генерала.

Успехи казаков 2-го Донского округа окрылили и соседний 1-й Донской округ, и там загорелся пожар восстания, — в станицах и юртах правого берега Дона.

Одновременно с этими восстаниями и на далеком севере Войска, среди темной ночи и, казалось, беспробудного царства тьмы большевизма, вспыхнул, как зарница, и погас подвиг прапорщика Дудакова, который с горстью храбрецов учащейся молодежи 1 апреля дерзким налетом захватил окружную станицу Урюпинскую. Не будучи поддержаны казаками, они принуждены были оставить ее.

В эти же дни и на западной границе Донской земли, а именно, в Луганском районе, казаки при помощи немцев свергли комиссаров. Установив с немцами меновую торговлю донского хлеба на немецкое оружие, казаки упрочили свое положение.

К этому времени и на крайнем юге Донского войска, в районах станиц Егорлыцкой, Кагальницкой и Мечетинской, обнаружилось пламя казачьих восстаний. Сперва отдельными районами, а затем целым округом, эти станицы выступили в открытый неравный бой с большевиками.

Наконец, около самой столицы Дона, т.-е. в непосредственной близости от центрального аппарата «красной власти», а именно в станице Кривянской, поднялось также восстание. Казаки этой станицы, поддержанные соседними станицами (Заплавской, Бессергеневской, Раздорской), под предводительством В.Ст. Фетисова 1 апреля на заре ворвались в город, имея своим оружием вилы, грабли, топоры и пр. инструменты домашнего хозяйства. Жены, матери и дочери, старцы и мальчики, — все вышли на борьбу с комиссарами…

Это неожиданное для обеих сторон нападение, мало продуманное и совершенно неподготовленное, не могло сулить серьезных результатов. Но самый факт успеха окрылил всех.

Снова из своих нор выползли бывшие при атамане Каледине члены правительства, их близкая и дальняя родня и прочие деятели, сгубившие однажды и Дон и его двух атаманов.

Совет обороны, сформировавшийся из этих, казалось, вполне «конченных» уже людей, метался в панике и смятении. Правильно организованной военной власти не существовало. Никто и ничего не знал: где войска, какие, где фронт, где средства для борьбы, кто начальство и т. д. Доверчивого обывателя и послушного воина-казака мазали по губам старыми сказками о том, что походный атаман не за горами, а с ним и сильные партизанские отряды Семилетова.

Обывателя обманывали слухами, что Ростов якобы занят добровольческой армией, которая в это время на самом деле была в районе гор. Екатеринодара.

В таком положении долго оставаться было невозможно, и вот через три дня, наконец, Временное Правительство Дона назначило командующего донской армией[56] (на самом деле еще не существующей), поручив ему полную военную власть.

В этот же день, утром 4 апреля, был назначен и начальник штаба донской армии[57].

Но враг не дремал. Его верные агенты донесли ему о том хаосе в столице Дона, какой имел место 1, 2 и 3 апреля.

С утра 4-го город Новочеркасск вновь увидел цепи противника и услышал гул его орудий…

То шел отряд для подавления контр-революции…

С 10 час. утра окраины города начали уже обстреливаться артиллерией противника, и в городе начиналась неописуемая паника.

Пришлось отходить казачьему отряду на станицу Кривянскую.

К 8 часам вечера эта группа последних защитников, в количестве 250–300 человек и состоявшая главным образом из офицеров, благополучно и своевременно переправилась через р. Тузлов и устроилась на позиции вдоль западной окраины Кривянской станицы с приказанием стоять крепко и ожидать смены.