В ДЫМУ (1926)[2]

В ДЫМУ (1926)[2]

«Я с винтовкой караулю…»

Я с винтовкой караулю,

На вершинах снег и мгла,

Сжатый воздух гонит пулю

Из нагретого ствола.

Вспыхнет, свиснет, и долина

Зааукает в ответ.

Пыльной тучей из-за тына

Вылетел мотоциклет.

Сразу стало небывалым

Всё что было. Страшный Суд.

Накрывают одеялом,

В небо медленно несут.

Дама и полковник в зале,

В зале штаба над Невой:

«Умоляю, вы узнали?

Под Вилейкой… Рядовой…»

Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚

Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением

ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОК

Читайте также

1924–1926 «Где снегом занесённая Нева…» Где снегом занесённая Нева, И голод, и мечты о Ницце, И узкими шпалерами дрова, Последние в столице. Год восемнадцатый и дальше три, Последних в жизни Гумилёва… Не жалуйся, на прошлое смотри, Не говоря ни слова. О, разве не милее этих

[1926 год] [1105] 1926. Лето в Царском Селе. Марыля, Эрмит и я[1106]. Очень розовое небо. Гумилев, Пушкин и

1920–1926 Если б со счастьем дружил я, поверь, Не этим бы стал заниматься теперь.[40] ДОМ ИСКУССТВ Этот дом на углу Мойки и Невского.Я хожу по коридору в ожидании литературного вечера.Это ничего не значит, что я следователь уголовного розыска. У меня уже две критические статьи и

5. Днестр остается в дыму Я посмотрел влево, вправо — совсем рядом идут ведомые. Снова приходит ощущение тесноты, связанности. Теперь, соглашаясь лететь на задание тройкой, чувствуешь, что это всем нам в тягость, что за ненужный груз традиции нужно расплачиваться.Впрочем, в

1926 <Переславль-Залесский>.10 Января. Ночью все теплело. В 5 час. понесло сверху, к утру пояснело, и при сильном северном ветре грянул мороз 17°. Мы все-таки ездили в Усолье, конечно, напрасно. Возил Федор Федорыч{1}.Трактир Маши{2}. Кооперативный трактир не признают: все дороже

1926 [Продолжаю выписки из рукописного дневника Веры Николаевны:]1 января.[…] Новый год по новому стилю мы встречали в «Возрождении». Угощал Гукасов, но ужин устраивали репортеры. […] По виду Гукасов понравился. […] Струве отсутствовал. Он в Праге. Ему послана телеграмма и

1926 год 11.01.1926 Принес оконную замазку. Застал Пунина. Лежала. Весело шутила. Пунин ругал Есенина, она просила Пунина замолчать... Весела была, оживлена. За это время писем от Шилейко не получала. Прочла 2 стихотворения из "Clart " — АА, переведенные Святополк-Мирским на

В дыму пороховом Швеция, низведенная Петром Великим до положения второстепенной державы, давно вынашивала замыслы, как вернуть потерянное величие. Но для этого надо сокрушить грозного соседа. Дело ускорила Порта: за три миллиона пиастров Густав III вступил в союз с

1926 ГОД 1 января «ЧАПАЕВА» ПЕРЕРАБАТЫВАТЬ АЛИ НЕТ?Мой рост, отточка мастерства за последний год, выросшая бережность и любовь к слову, бережность к имени своему — это все не раз наводило меня на мысль переработать коренным образом «Чапая» — самую любимую мою книгу, моего

1926-й ГОД В работе сознательно перевожу себя на газетчика. Фельетон, лозунг. Поэты улюлюкают — однако сами газетничать не могут, а больше печатаются в безответственных приложениях. А мне на их лирический вздор смешно смотреть, настолько этим заниматься легко и никому

В тревоге надежд и в дыму парохода Несколько недель спустя я вернулся в Гамбург и нанялся на «Пфальцбург».Это было большое грузовое судно, которое с грузом в тюках следовало к западному побережью Южной Америки.— Ты выбрал себе прекрасный «Богемский лес», — сказал мне

1926 В «Звене» продолжаются «Китайские тени», в «Днях» схожие очерки печатаются под названием «Петербургские зимы». С литературными портретами Ахматовой, Кузмина, Блока, Городецкого выступает в газете «Последние новости». Стихи: «Звено», «Дни», журнал «Благонамеренный»

Россия, 1926 13.06.26, Москва[124] Встреча с Рерихами по приезде в Москву. — Рассказ Е.И. Рерих об астральном плане Венеры и о Центральноазиатской экспедиции РериховПриехали утром в 11 часов, добрались до отеля и обнаружили там телеграмму, извещающую нас о том, что наши любимые

1926 Вторник, 23 февраляМоя книга треплет меня, словно старый флаг. Речь о романе «На маяк». Полагаю, в моих собственных интересах сказать, что наконец, наконец-то, после сражения под названием «Комната Джейкоба», после той агонии — все было агонией, кроме последнего