ТАЙНАЯ ТИПОГРАФИЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ТАЙНАЯ ТИПОГРАФИЯ

Я жила в доме и в квартире графа Дм. Адам. Олсуфьева, который был объявлен врагом народа и приговорен к смертной казни, но успел уехать за границу.

В самой большой комнате была редакция общества изучения творений Л. Н. Толстого. Я жила в маленькой комнате рядом с ванной. Дом был национализирован большевиками, и управляющий графа — Михаил, которого мы считали преданным графу, оказался большевиком и доносил на людей, которым он еще так недавно подобострастно с поклонами открывал двери в графскую квартиру.

Теперь он с таким же подобострастием кланялся чекистам, которые пришли делать у меня обыск. Они обыскивали квартиру больше часа. Открывали все шкапы, комоды, выкинули из корзины грязное белье, перевернули постельное белье на кровати, осматривали и стучали по стенкам, ища потайных шкапов.

— Что вы ищете? — спросила я с раздражением. — Оружие, прокламации, драгоценности? Скажите, мне скрывать нечего.

Но чекисты молчали и продолжали обыск. У меня не было ни золота, ни драгоценностей, но на столе лежала литографированная поэма моего друга Игоря Ильинского «Воскресший Карл Маркс», поэма, за которую он впоследствии попал на Соловки. Я стояла, облокотившись на письменный стол, и незаметно сдвигала левым локтем поэму со стола. Моя секретарша, живущая в том же доме внизу и присутствовавшая при обыске, ловко подхватила поэму и спрятала ее за пазуху. Кроме того, меня очень беспокоил револьвер, который был мной спущен в трубу соседнего дома на веревочке. Но чекисты не догадались вылезти на крышу через окно и искать запрещенных предметов в трубе. «Слава Богу, пронесло», — думала я.

Трудно описать чувство гадливости, омерзения, бессильной злобы, которое испытываешь при попрании человеческого достоинства, прав, отсутствии уважения к человеку.

— Подойдите сюда, — грубо крикнул мне чекист. И, косо поглядывая на своих товарищей, он вытащил из–под пачки бумаг ордер и молча протянул мне. «Искать тайную типографию!» — прочла я с изумлением.

— Я вижу всю неосновательность этого приказа, — сказал чекист, — вы не могли бы спрятать здесь типографские машины.

— Откуда же вы это взяли? Кто вам сказал такую ерунду?

— Нам донесли, что вы печатаете здесь контрреволюционные листовки… Управдом, — добавил он шепотом.

— Вы знаете, чей это портрет? — спросила я, указывая на портрет моего отца, висевший на стене.

— Маркс?

— Нет, это Лев Толстой, мой отец, он был знаменитым писателем. К сожалению, не все его работы еще напечатаны, вот мы и подготавливаем его рукописи для нового издания.

— Вот оно что… — задумчиво сказал чекист, — а правительству это известно?

— Ну, конечно, наше общество формально зарегистрировано.

— Эй, товарищи! — крикнул он повелительно громко. — Идем, что ли… нам, видно, делать здесь нечего… Зря только гражданку побеспокоили.

И он пошел к двери.

Управдом, подобострастно изогнувшись и глупо ухмьь ляясь, открыл товарищам парадную дверь.