LXXXII

LXXXII

Все двигалось согласно моим желаниям, когда я совершил ошибку, вступив в коммерческие отношения в неким Доменико Корри, человеком талантливым, но легкомысленным и отдающимся слишком легко мечтам своего воображения. Необходимость обеспечить мне залу, достаточно обширную, чтобы вместить десять-двенадцать тысяч томов, и благоприятное расположение дома, в котором он жил, побудили меня снять сразу часть его магазина, а затем заняться вопросом полной его аренды. Дюссек, зять Кори, уступил очень легко и по цене, более привлекательной, чем его прекрасные сонаты; но я упустил из виду то, что оба они были по уши в долгах и им не хватало денег, чтобы запустить в ход свое дело музыкальной печати. Сбитый с толку видимостью и их прекрасными словами, я образовал с ними нечто вроде общества. Я принял на себя их долги, которые пунктуально оплатил. Но по истечении шести месяцев я увидел пропасть, разверзшуюся у меня под ногами, и смог избегнуть ее лишь швырнув туда тучу денег. Дюссек улизнул в Париж, а Кори был заключен в тюрьму Ньюгейт. Один я остался с кучей векселей, годных лишь для того, чтобы разжечь огонь.

Другой инцидент мог стать гибельным по иному. Галлерини, занимавшийся в течение многих лет для Тейлора распространением его билетов, сохранил в своих руках всех тех, кто возобновил свои контракты, не вычеркивая их из списка. Не предъявляя никаких доказательств оплаты, ему было легко включить в передачу прав большое их количество, считая индоссантов платежеспособными. Таково было мнение, оглашенное лордом Кенионом в одном из многочисленных процессов, в которых имела место эта передача. Этот мошенник собирался возобновить свое жульничество, когда я о нем узнал. Я побежал к Перри, издателю «Морнинг Кроникл», другу и агенту Тейлора. Ознакомившись с положением дела, тот поручил мне найти выход, чтобы предупредить злоупотребление. Я справился с этим, использовав пятьдесят гиней, которые Перри, проявив деликатность, мне вручил: я вырвал из рук Галлерини на двадцать пять тысяч фунтов стерлингов его билетов. Одна эта услуга должна была бы обеспечить мне на всю жизнь благодарность Тейлора.

Пробыв несколько месяцев в Париже и убедившись, что Перри и Гульд, став его компаньонами, будут готовы привести в порядок его дела, Тейлор секретно вернулся в Лондон – предосторожность тем более необходимая, что, не будучи более членом парламента, его персона не была теперь неподсудна. Галлерини, не упустив, тем не менее, факта его возвращения, известил о нем коммерческих исполнителей и сделал так, что его арестовали. Один актер пришел меня предупредить о случившемся, сказав: «Вот случай вам реабилитировать себя в глазах Тейлора, поспособствовав вернуть ему свободу». Эти слова, как электрическая искра, дошли до моего сердца. Они напомнили мне мое положение в Голландии, наши дни отчаяния, ужин, принесенный Сера, который стал для нас манной небесной, наконец, моменты страха, к которым пришел Тейлор в конце, и, вопреки представлениям моей жены и моих друзей, забыв обиды, несправедливости и даже потери, которые имели место, я направился вместе с одним из моих братьев в тюрьму, где запросил с ним свидания. Ему отнесли мою записку. Услышав мое имя, он едва мог поверить своим чувствам. Он распорядился меня впустить. Он был арестован в десять часов утра. Было семь часов вечера, когда я пришел к нему. Весь его день был посвящен мольбам к тем, кого он называл своими друзьями. Его письма остались без ответа. Бесчувственность остальных должна была сделать для него еще более ценным мой визит, который явился неожиданным. Я протянул ему руку, он ее пожал, и я не знаю, кто из нас двоих был более взволнован, я – от надежды, что верну ему свободу, он – от удивления и восхищения. После недолгого молчания он взял слово, и мы обменялись следующими фразами:

– Да Понте, вы здесь!

– Да, чтобы прийти вам на помощь.

– Полагаете, что это возможное дело?

– Если вы меня здесь видите, это значит, что я убежден.

– И что я должен делать?

– Предоставить мне действовать.

Он снова взял меня за руки и пылко их сжал, сел и, после паузы, стал размышлять; он мне поведал, что был арестован по двум векселям, одному на шесть сотен фунтов, другому – на три сотни; один, написанный на простой бумаге, был возобновляемым посредством поручительства, но второй, переписанный по формуле: «Warrant of attorney»[30], должен быть непременно оплачен до выхода его из тюрьмы. Он добавил, что если, к несчастью, его многочисленные кредиторы узнают об этом аресте, он погрязнет под тяжестью претензий и его заключение станет вечным. Я не колебался.

Я направил моего брата к Гульду и переговорил с судебным исполнителем – обладателем мандата на арест, я уговорил его акцептировать новый вексель на Тейлора, который я взялся индоссировать на шесть сотен фунтов; что до того, который на три сотни, я предложил ему половину, рассчитывая выдать вторую половину в течение месяца с настоящей даты, под гарантию Гульда, который, прибыв к десяти часам, решился, не без некоторых затруднений, поставить свою подпись. Дело было завершено за взятку в двадцать гиней исполнителю. Еще до одиннадцати часов Тейлор вернулся, успокоенный, к себе, сказав мне: «То, что вы сделали, не может быть оплачено словами; факты вам покажут, благодарен ли я».