LXXXVII

LXXXVII

Я оставался с дебитовым остатком на счете у аптекаря в Нью-Йорке. Приезжая в этот город, я приходил к нему и запрашивал расчета. Мы изучали его книги, я находил там многочисленные ошибки, которые просил его исправить, и все проходило без малейших пререканий. Существовала только разница между нашими взаимными расчетами; он запрашивал с меня сто пятьдесят пиастров, я был уверен, что должен ему только сто двадцать. Прежде чем мы пришли полностью к согласию в этом вопросе, настало время обеда. Он привел самые живые доводы, чтобы я поел вместе с ним; я согласился. За столом о делах говорили мало. Я отметил, не придавая этому слишком большого значения, что мой хозяин старается заставить меня пить без меры, но, верный своим привычкам умеренности, я был сдержан. Обед закончился, мы вновь взялись за изучение наших книг, которое тянулось долго.

Время шло; не желая оказаться ночью в дороге, я заметил ему, что, поскольку мое присутствие в Элизабет-Тауне необходимо, я хотел бы ехать. Я пообещал ему вернуться через два или три дня, желая оставить ему время для того, чтобы выверить этот счет, который я предлагал оплатить через представительство одного негоцианта города, хранителя принадлежащих мне товаров. Он не отвечал мне ни да ни нет, но, под предлогом дать поручение своему служащему, шепнул ему несколько слов на ухо, и молодой человек поспешно вышел. Стараясь выиграть время, он вышел в соседнюю комнату взять бутылку и вернулся, приглашая меня выпить на посошок. Без всякого недоверия, прежде чем согласиться, я сделал ему то же предложение относительно представителя. В этот момент снова вошел служащий, задыхающийся и вспотевший; не имея более предлога меня удерживать, хозяин сердечно со мной попрощался, и мы расстались.

Едва сделал я три шага по улице, как почувствовал мощную руку у себя на плече и услышал над ухом: «Я вас арестую». Я поворачиваюсь и вижу, что этот сбир не кто иной как служащий моего Амфитриона. Я спрашиваю у него, по какому праву он так поступает и чего он от меня хочет. Он отвечает мне: «От имени шерифа; и я хочу те сто пятьдесят пиастров, что вы должны моему патрону, или гарантии двух платежеспособных персон, либо вы последуете за мной в тюрьму».

Я пообещал не делать никакого комментария к этому беспримерному факту, и я держу слово. Я поместил деньги в депозит у Брадуста и Фульда, Нью-Йорк, и оплатил таким образом сто двадцать пиастров, что я был должен, а не сто пятьдесят, которые были мне заявлены. Четыре года спустя я прочел в публичном листке: «Джон Маккинси, негоциант из Нью-Йорка, умер в Саванне, пораженный молнией». Это был человек, который устроил мне это унижение.

По возвращении в Элизабет-Таун, я не желал больше слушать о делах. Я ликвидировал все, и, поскольку распродажи моих товаров оказалось недостаточно, я должен был добавить к ней мою небольшую собственность, в которой я надеялся найти убежище для моих преклонных лет.