5.7 Выскочили из окружения. Страх на войне

5.7

Выскочили из окружения. Страх на войне

Было около 10 часов утра, и уже давно началась военная страда. Где-то на северо-востоке кружились самолёты, слышались глухие разрывы бомб и в небо поднимались прямые чёрные столбы дыма.

Стояли жаркие безветренные дни, сушь и пыль. Кругом степь и сжатые, и несжатые поля, жиденькие лесозащитные полосы. Здесь в это время было значительно жарче, чем в Приднепровье в 1941 году. Но, в основном, знакомая по прошлому тягостная картина отступления. И так тревожно было на душе…

— Надо быть начеку! — подумалось мне.

Старшим на машинах был сообщён маршрут движения, ехать прямо на восток до «грейдера», а затем повернуть на север. Приказано было также иметь наблюдателя не только за воздушным, но и за наземным противником, потому что имелась реальная возможность встретиться с врагом.

— И не отставать! — предупредил я.

Я вёл головную ГАЗ-АА. Когда подъехали к дороге, Козлов крикнул:

— Слева на дороге какие-то машины, товарищ майор!

Но я уже и сам увидел их и, остановив ГАЗ, залез на кабину. А это были немцы! Тьма тьмущая! Ну, конечно, не монгольская орда, но много танков и автомашин. И совсем близко, на расстоянии 700–900 метров.

— Немцы, товарищи! — и добавил: Козлов, беги вдоль колонны и передай, что слева немецкие танки. Не отставать! Сядешь в последнюю машину!

Когда подъезжали к «грейдеру», я всё время посматривал по сторонам и размышлял:

— Отчего это такой ровный, как по линеечке, ряд столбов дыма? Словно кто-то заранее разложил вдоль дороги, а дорога на карте показана прямой линией. Дымовые шашки через равные промежутки и теперь этот кто-то движется и последовательно их поджигает? Показывает свой путь самолётам?

Так и оказалось.

Рванув «газик» вперёд и выехав на «грейдер», я повернул влево, в сторону противника. Там, недалеко, был съезд на полевую заросшую дорогу, идущую через небольшую долину на восток. Эта дорога была замечена мною с кабины ГАЗ-АА. Мы успевали проскочит перед носом у немцев, впритык.

Собственно, «грейдер», это профилированная дорога без покрытия, оказался гравийным шоссе, карта которой я пользовался, устарела, идущим в Новочеркасск, до которого оставалось совсем немного. И до Дона было недалеко, за возвышенностью он нёс свои тихие воды, опоздай мы буквально на несколько минут, нас отрезали бы фашисты, и мы остались бы в окружении.

Да-а, Дон. Впервые я тогда оказался у него.

Танки, бронетранспортёры и автомашины противника шли в два эшелона. В первом эшелоне около десятка танков и столько же автомашин и бронетранспортёров. Видимо это была головная походная застава или передовой отряд. Шёл он в расчленённом по фронту предбоевом порядке. Впереди, вдоль дороги, углом вперёд три танка. За ними легковая автомашина и несколько транспортных. Вправо и влево, по нескольку танков и бронетранспортёров. Передовой отряд поднимался из ближайшей поперечной лощинки и пока весь не был виден.

За передовым отрядом шли главные силы противника, уже в колонне. Но они также имели в голове до двух десятков боевых машин в расчленённом по фронту и в глубину предбоевом порядке. Главные силы немцев имели, таким образом, вид стрелы, как её рисуют военные на картах. Передовой отряд фашистов напоминал также стрелу, вернее коротко отломанный наконечник стрелы.

Колонны вражеские шли, как казалось, не спеша, и, пока мы пересекали долину речушки, не проявляли по отношению к нам агрессивных действий. Но, когда мы стали подниматься по довольно крутому скату высоты, уходя в сторону от главной дороги, это была цепь прибрежных холмов Дона, фашисты зашевелились и, вскоре, послали в нашу сторону несколько снарядов.

Я вывел свой «газик» за гребень высоты и остановил его у маленьких копёшек обмолоченного хлеба. Тут же остановилась вторая и третья автомашина, не было только радиостанции.

Мы, с начальником политотдела, вышли и вернулись на гребень, остановились на небольшом курганчике. Наблюдение оттуда было отличным, до врага было не более километра и наблюдали мы сверху.

Начальник связи дивизии майор Денежкин, спрямляя путь, свернул с шоссе на целину, поторопился и просчитался. Речушка, это было высохшее ложе её, протекала у самого подножья высоты и кое-где имела обрывистый левый берег. Обрыв всего каких-то полметра, а не проедешь! К чести Денежкина, он не растерялся, приказал водителю сдать назад и выехать к броду, через который проехали остальные. Конечно, рация отстала, а поскольку отстали, и надо было догонять-поспешать, опередить противника, двигатель работал на максимальных оборотах, перегрелся, запарил.

К счастью, в конце-концов, рация благополучно выбралась, но спровоцировала немцев послать вдогонку три танка. Мы с Рудницким увидели, как от левого крыла колонны главных сил немцев отделились танки и погнались за рацией.

— Догонять Денежкина! — заволновался Рудницкий.

— Не должны, переживая, ответил я: — От немецких танков автомашине удрать легко.

— Так парит же! — заметил Рудницкий, и добавил: — За рацией и сюда нагрянут.

Я промолчал, заметив, что танки повернули на своё место в колонне.

Вражеская колонна шла строго соблюдая интервалы и дистанции. Даже те, которые двигались вне дороги, несмотря на неровности рельефа, также строго выдерживали порядок движения. И с обидой подумалось, что второй год воюем, а они всё ещё по парадному маршируют по нашей земле. Ну, прямо как на полигоне во время смотра! И не бояться. Знают, что у нас нечем их бить. Нет ни самолётов, ни противотанковых пушек, ни зениток. По крайне мере на данном участке фронта.

После пережитых минут большого физического и душевного напряжения, я долго отдыхал, не покидая высоты, и смотрел на двигающуюся вражескую колонну. Старший батальонный комиссар тоже молчал и иногда искоса посматривал на меня. А я не торопился, никак не мог придумать, что предпринять. Ехать к Дону и перебраться на левый его берег? А что подумает тот же Рудницкий? Оставаться пока здесь? А какой в этом прок?

— Товарищ начальник штаба, каковы ваши планы? — не выдержал Рудницкий.

— А как вы полагаете? — уклонился от ответа я.

— Давайте поедем к Дону, и там будем решать, — предложил кто-то из работников политотдела.

— Ишь ты, демократ какой! — возмутился я про себя: — Младший по должности, а туда же, лезет со своим мнением. Это во мне заговорило моё командирское самолюбие. Но и мне не улыбалась перспектива быть отрезанным врагом от берега, и я сделал вид, что уступил большинству.

У копёшек соломы всех насмешили девушки, Нина Пащенко и Евдокия Береговая, приблудившиеся к нам медики. Дело в том, что не очень далеко от нас кружилось несколько фашистских самолётов, они бомбили и обстреливали какой-то объект, возможно переправу. Девушки, напуганные танками, ещё больше испугались самолётов. У них были на это основания! И вот медики не нашли ничего лучше, как зарыться в копну. Причём совсем по-детски, головы спрятали, а нижняя часть туловища на виду. Над девушками начали подтрунивать, только… немало из подтрунивающих и сами не прочь были куда-нибудь схорониться.

Много лет спустя Нина, ставшая Роговой, моей женой ещё в 42-ем, рассказывала:

— Ох, и ругали мы с Дуськой тебя! И прозвали «задавакой с трубкой». Ну «чо», думаем, он задаётся? Хочет показать, что не боится? Дождётся, пока нас здесь всех побьют!

Девушкам казалось, что вот-вот они погибнут, или самолёты прилетят, или из-за кургана выползут танки. И им хотелось оттуда куда-то бежать без оглядки. И я их понимал, ведь год назад у меня не раз возникало такое же состояние. Правда, там опасность была намного вероятнее.

А на высоте возле Дона моё спокойствие объяснялось тем, что я имел уже опыт и знал, что непосредственной опасности нет. Новичку кажется, будто всякая пуля, снаряд, всякая мина и бомба летит в него. Поэтому, в частности, он и боится намного больше, чем «старичок», то есть обстрелянный солдат. Страх рождается от сознания опасности. Представьте себе, что вы видите несущееся страшное чудовище, всё сокрушающее на своём пути. Но вы знаете, что оно пронесётся мимо вас. Испугаетесь ли вы? Нет, хотя, наверное, сердечко у вас будет замирать. Или вот, например, идёт человек по дороге и с каждой секундой приближается к минному полю, о котором не имеет никакого представления. Не знает, и он спокоен, безмятежен.

Так что сила страха во многом зависит от того, насколько каждый эту опасность представляет. Ну, а как каждый при этом ведёт себя, зависит от целого ряда причин, в которых главное воспитание, сознание долга, опыт, привычки. Впрочем, это специальная область.

— Когда началось что-то на станции, а потом налетели самолёты, мы с Дуськой думаем, а куда нам спрятаться? Видим, стайка, сделанная из хвороста, а в стайке корова лежит и жвачку жуёт. Мы в стайку, легли возле коровы, уткнули носы ей в бок и глаза закрыли! Всё-таки живое существо!

— Зачем вы глаза закрыли?

— Не знаю. Не так страшно.

— Вы потому-то и головы в солому спрятали?

— Ну да! Чтобы не видеть. Мы и уши позатыкали.

Всё это Нина Пащенко рассказывала на полном серьёзе. Девушки прятались не столько для того, чтобы спастись, а для того, чтобы не было страшно. И смешно, и грустно.

Но все эти подробности я узнал позже. А тогда, посмеялись немного над девушками и, убедив их, что опасности нет, мы с профессором Рудницким, закурили трубки, он тоже курил трубку. Подумали и приняли окончательное решение ехать к ближайшей переправе.

А где кружатся самолёты, там, наверняка, и переправа. Подъехали мы туда и остановились на высоком лесистом берегу, обрывавшемся круто к Дону. Отсюда, к северо-востоку был виден населённый пункт, а в нём чёртова гибель скота. От села через реку шла переправа… на двух-трёх лодках! Люди переправлялись и на подручных средствах.

Нет, это нам не годилось!