Глава 7 В штабе 10-го гвардейского корпуса. Начальник оперативного отдела

Глава 7

В штабе 10-го гвардейского корпуса. Начальник оперативного отдела

7.1

Неожиданное предложение генерал-майора Замерцева. Дороги Кавказа. На Грозный

Только после полудня было готово предписание и меня предупредили, что я могу отправляться. Но мы с Козловым давно были готовы, оставалось сходить в штаб и проститься с сослуживцами. Как говориться, слёз и соболезнований не было. А с Ниной мы попрощались ещё утром, проведя вместе более часа. Козлов и шофер на это время стали «в дозор», чтобы не помешали непрошеные гости. А непосредственно во время моего отъезда Нина была на выполнении задания. Вместе с начальником продснабжения батальона связи и поваром, она тянула линию телефонной связи на высоту 910,0.

Перед отъездом я позвонил командиру корпуса, чтобы попрощаться с ним. И неожиданно легко, дозвонился. Иван Терентьевич Замерцев с места в карьер выпалил:

— Ну, так что ты решил? В штабе армии останешься или со мной поедешь?

— Куда с вами ехать? Я не понимаю?

— Поближе к морю. Там мы получим новые соединения.

Меня, конечно, более устраивало предложение генерал-майора Замерцева, чем служба в штабе 37-й армии, где я никого не знал.

— Конечно, товарищ гвардии генерал, я лучше поеду с вами, но у меня предписание в отдел кадров армии.

— Это я беру на себя. Когда ты приедешь?

— Если дадут машину, то приеду. Если не дадут, приду пешком!

— Я сейчас уже уезжаю. Разверни карту! У перекрёстка дорог в квадрате… тебя будет ждать «пикап». Нашёл?

— Нашёл.

— Машина будет в твоём распоряжении, а маршрут оставил шоферу.

Похоже, что Иван Терентьевич ждал моего звонка, с моим решением. Но, почему мне не передали о его предложении? И кто?..

Передавая предписание, писарь 4-го отделения предупредил, что скоро придёт «гвардии полковник», который просит меня подождать.

Козлов, нагрузившись вещевым мешком, уже ждал меня, а я читал предписание.

«Майору Рогову Константину Ивановичу. Предписание. С получением сего предлагаю вам убыть в распоряжение штаба 37 армии. Время прибытия к месту назначения 16 августа 1942 года. Основание: Приказ войскам 37 армии № 0297 от 14.8.42 г.»

Предписание писал сам Головин. Написал корректно, ничего не скажешь. Вот только слово «гвардии» опущено перед моим званием, а новому командованию — написано!

Со стороны может показаться, что я судил предвзято. Конечно! Большей частью в жизни так и бывает. Например, одного и того же человека люди, в зависимости от обстоятельств, оценивают по-разному. Часто, в зависимости от личных взаимоотношений, от того, что они в этом человеке хотят видеть. Одного и того же человека характеризуют так: один говорит — строг, другой говорит — жесток, один говорит — спокоен, другой говорит — инертен и так далее. А где граница между этими понятиями? Хорошо ещё, если сложившее ошибочное или необъективное мнение останется втуне. А если это мнение оформиться в служебный документ. И тогда его не вырубишь из личного дела и топором.

Пришёл Головин и сказал:

— Если не возражаете, товарищ майор, я вас подброшу к штабу армии на своей автомашине.

Естественно, я согласился. Но о том, что меня ждёт «пикап», я Головину не сказал. Когда же доехали до указанного мне перекрёстка, и он узнал, что я еду со штабом корпуса, не высказал удивления, а только предложил:

— Давайте на прощание выпьем? По-правде говоря, я чувствую себя неловко. Как-то нехорошо получилось, второй раз… Первый на Днепре, и здесь. Но я, поверьте, в обоих случаях не при чём и прошу зла не иметь!

Выпить, так выпить. Если уж человек сожалеет.

Шофер Головина вытащил закуску и коньяк. Откуда он у них берётся! Но разговора не получилось. Я только соблюдал приличия и не пил много. А Головин, глядя на меня, тоже воздержался. Расстались, пусть не по дружески, но без враждебности.

Старой разбитой таратайкой оказался «пикап». Наверное, никто из штабников не решился ехать на такой развалюхе и она досталась мне. Да и водитель был под стать своей коломбине, невзрачный на вид, в поношенном засаленном комбинезоне.

— Вы, товарищ майор, не смотрите на её вид, — заявил мне водитель «пикапа».

— Двигатель и ходовая часть у машины что надо! А вот резина никуда. Да вы не волнуйтесь! Доедем. Война ещё долго будет. — стараясь подбодрить меня продолжал он.

И поехали мы по указанному командиром корпуса маршруту: Докшукино — Эльхотово — Орджоникидзевская — Грозный…

Только прежде заехали в Нальчик, там меня должен был ожидать Иван Терентьевич. Я с удовольствием воспользовался возможностью побывать и осмотреть станицу Кабардино-Балкарской АССР. Но генерала не было уже в Нальчике, он уехал в штаб армии, а оттуда к новому месту назначения.

Нальчик — красивый город. Но ещё краше расположенный за рекой городок Вольный Аул. Так мне показалось, хотя, возможно, я ошибался. Много городов за войну промелькнуло, можно сказать, почти не запоминаясь. Иногда мне кажется, что Черкесска, Кисловодска, Нальчика, и много других городов, промелькнувших на путях отступлений и наступлений, и вовсе не было, они лишь мираж, и не более того.

Ехали мы к Грозному и в самом деле не спеша. И не столько ехали, сколько стояли, пока шофер клеил то одну, то другую камеру. Сейчас я не помню, почему мы не воспользовались шоссе Нальчик-Орджоникидзе, почему предпочли ехать по просёлкам, которые привели нас к населённому пункту, стоявшему на берегу Терека, где-то южнее Майского.

Ведь это надо, мы выехали к Тереку! К реке, одно упоминание о которой, наравне с Эльбрусом, Казбеком, Военно-Грузинской дорогой, способно заставить забиться сильнее сердце, невольно вспомнить далёкие школьные годы и Лермонтова, величайшего из русских поэтов, стихи которого мы когда то заучивали:

И Терек, прыгая как львица,

С косматой гривой на хребте,

Ревел. И горный зверь и птица,

Кружась в лазурной высоте

Глаголу вод его внимали.

И вот, отступали мы и доотступались до того Лермонтовского Терека, уже не горного, но ещё не равнинного. Перед нами лежало широкое ложе реки, быстрое течение которой то разбивалось на ручейки, огибая островки, то соединялось в единый поток, глубина которого была не более метра.

«Не зная броду, не суйся в воду». И мы с Козловым пошли посмотреть-пощупать двухсотметровый брод, который запросто проезжали на своих арбах, запряжённых буйволами, местные жители.

Представьте себе, что мы перебрались на противоположную сторону, почти не замочив сапог. Зато наш, немыслимо извилистый путь был очень длинным. Наша рекогносцировка показала, что ехать по буйволинному броду нельзя, зальёт двигатель, поэтому поехали по нашему следу. Однако и доехали только до половины. Выручила нас пара буйволов, которых, после наших долгих упрашиваний, впрягли в автомобиль два старика, совсем не понимавших по-русски. Перебравшись, захотели закусить. Иван Козлов пытался разжиться съестным у местных жителей, но быстро вернулся ни с чем и изрёк:

— Будем рубать «энзу», почём зря, и запьём водой из Терека. Такую воду не каждый день сибирякам приходиться, ясное дело, пить!

— А вы заметили, товарищ гвардии майор, — сказал водитель, — что почти в каждом ауле к нам относятся по разному? В черкесских аулах на улицах стояли женщины и дети, и бесплатно поили молоком и угощали фруктами, как у нас, у русских. Кабардинцы и осетины тоже сочувственно относились, а вот балкарцы, заметили, смотрят исподлобья.

— И делают вид, что не понимают по-русски. Так, что ли? — засмеялся я. — И ингуши с чеченцами такие же. Верно? Но вот скажи мне, а русские, белорусы, украинцы, что все одинаковые? Среди них все добрые и хлебосольные или есть жадные и злые?

— Ну, есть всякие. Так я же говорю в общем!

— Во всяком случае, на один аршин всех мерить нельзя. Вот повоюем в этих местах, увидим.

Теперь вмешался Козлов:

— У этих чечен тоже воды не допросишься. Слово «дай» не понимают. Зато, скажешь «на», тут полное понятие!

Да, пожили мы там и увидели. И когда ехали к Грозному, были свидетелями непонятных и недружелюбных выпадов со стороны чеченцев.

О буйволах. Козлов, увидев запряжённых в арбу буйволиц, высмеял хозяев:

— Ну, дают! Коров запрягли в телегу!

Я, конечно, знал, что есть буйволы и их используют, как тягловую силу. Однако, посмотрев на шедших в запряжке буйволиц, вдруг вспомнил, что я, с другими подростками на своей родине, тоже удивлялся тому, что корейцы запрягают в свою арбу… коров! Но не только дети, но и взрослые в нашем селе бросали насмешливые реплики по отношению корейцев, едущих «на коровах». А надо сказать, что наше село почти сплошь было заселено выходцами с Украины, где езда на волах обычное дело. На волах, а не на коровах! Выходит, и они, взрослые, не знали, что у корейцев были буйволы? Как и я. А «прозрел» я только на Тереке!