9.9 Дальнейшие боевые действия. Празднование 7 ноября. Вопросы работы штаба
9.9
Дальнейшие боевые действия. Празднование 7 ноября. Вопросы работы штаба
К 17 часам начальник оперативного отделения штаба дивизии капитан Гаевой получил через майора Дикова с ВПУ армии приказ командующего о взятии высот 390,9 и 478,8. Майор Диков, начальник оперативного отдела 9 армии (он не ушёл в 37-ю армию), подписавший боевое распоряжение. Оперотдел штаба 9-ой армии, 6.11.42 № 0572, охарактеризовал боевую обстановку того времени так:
«Сложность создавшейся обстановки на Орджоникидзевском направлении, в связи с усиливающимся сопротивлением соединений и отдельных частей нашей армии, не исключает возможности к нанесению внезапных ударов на других участках фронта и, в частности, на Маздокском, Малгобекском и Эльхотовском направлении, где активность противника сводиться к усиленным разведывательным поискам».
Ну, к поискам или не к поискам. Но когда в атаку идут 60 танков сразу! Если атака шестидесяти танков одновременно дивизии СС «Викинг» считать разведпоиском, затянувшимся на пять дней, то каким количеством танков будет нанесён предполагаемый удар?
Нет, 337-й стрелковой дивизии на «Малгобекском» направлении доставалось здорово. Она понесла большие потери в матчасти и людском составе. Нет, вывод штаба армии был неверным. Это был не разведпоиск, а удар противника с целью, если и не далеко идущей — прорыв в долину Алхан-Чурт, то, по крайне мере, с целью заставить наше командование бросить сюда часть резервов и ослабить свой нажим под Орджоникидзе!
Командование армии предупреждало комдивов, а командование 337-й внимательно следило за развитием событий под Орджоникидзе, считая, что дела у нас идут неплохо. Ну, не совсем неплохо, зато за нами, восточнее Вознесенской, стояла 176-я Краснознамённая стрелковая дивизия, резерв 9-й армии. Эта дивизия показала себя с наилучшей стороны в сентябрьских и октябрьских боях в предгорьях Терского хребта и под Малгобеком, за что была представлена к званию «гвардейская». Но Президиум Верховного Совета СССР наградил её орденом Красного Знамени.
Командир 176-й дивизии полковник Глаголев был опытным военачальником, старым знакомым полковника Дементьева, держал с нами постоянную связь. Глаголев приезжал к нам в начале ноября, чтобы уточнить план совместных действий на случай прорыва врага. И с удовольствием принял моё предложение пообедать. Во время обеда я поинтересовался у полковника, а помнит ли он приезд комиссии политотдела 24-й армии в 73-ю дивизию? Глаголев ответил, что помнит, но об этом не стоит говорить.
Вскоре Глаголев был назначен командиром 11-го корпуса, стал командармом и в 1943 году генерал-полковником. После войны мне случайно удалось увидеть генерала Глаголева, командующего воздушно-десантными войсками, в городе Старо-Константинове за день до его внезапной смерти.
Получение боевого распоряжения № 0672 о взятии высот 390,9 и 478,8, оставленных противнику в результате длительных и изнурительных боёв, не было принято нами с энтузиазмом, хотя в помощь нам выделялся 109-й полк 176-й стрелковой дивизии.
Офицеры штаба, находившиеся весь день на передовых позициях, вернулись в штаб и приступили к работе. Вот и получилось, что вечером под праздник штаб наш был занят срочной подготовкой боевого приказа и дополнительных распоряжений на занятие исходного положения для наступления. Предварительно надо было провести перегруппировку войск. Штаб торопился, стремясь отдать все распоряжения частям как можно раньше. Война войной, но и на войне хотелось как-то отметить наступающий праздник.
Ещё не было закончено печатание боевых документов, предварительные распоряжения уже были разосланы, как в землянку оперотделения стали собираться, приведшие себя в порядок, работники штаба и управления. Приглушённые разговоры и смешки пришедших мешали машинистке Кате и помогавшей ей машинистке политотдела, а младший лейтенант Медведев не имел достаточного «авторитета», чтобы утихомирить заигрывающую с машинистками молодёжь. Пришлось вмешаться мне.
Около полуночи на почётном месте уже сидели начальник политотдела старший батальонный комиссар Наков, ветеран 9-й армии начальник связи дивизии майор Денежкин. Возле них разместились политотдельцы, мой заместитель по политчасти батальонный комиссар Герасимов, помощник начсвязи по радио капитан Огарков Алексей Николаевич, командир роты связи старший лейтенант Пупков Н., и его заместитель лейтенант Халявин Н. С. Пришли и начальники отделений: разведывательного — старший лейтенант Зайцев, по учёту личного состава — интендант 3-го ранга Каюрин, по тылу — старший лейтенант Федоровский, помощники начальников отделений — старший лейтенант Никулин и лейтенант Нестеренко, топограф старший лейтенант Рябикин.
Командир дивизии, с вечера уехавший в медсанбат навестить раненых, поздравить их с наступающим праздником и вручить правительственные награды тем, которые были награждены приказом по дивизии от имени Президиума Верховного Совета СССР. Это были первые медали в дивизии, которыми комдив наградил приказом по дивизии № 1. А пока начались «посиделки», много шутили, подтрунивали друг над другом, в том числе и над начальством.
Полковник Дементьев Н. И. приехал из медсанбата чуть-чуть навеселе и привёз врача медсанбата Августу Сергеевну Старовойтовы и медсестру Любовь Александровну Жучкину. Поздравив сослуживцев с наступающим праздником, комдив предоставил слово замполиту Осадчему. Осадчий сделал короткую информация о состоявшемся в Москве только что торжественном заседании и выступлении Сталина. Все подняли разнокалиберные кружки и выпили по сто наркомовских за Победу и всех фронтовиков.
В землянке оперативного отделения было тесно, но это никого не смущало. Была выпита положенная вторая норма водки. Закусывали консервированной американской колбасой «второй фронт», как её иронически называли. Техник-интендант 2-го ранга Катя Кальниченко, завделопроизводством и машинистка по совместительству спела «землянку». Конечно, как всегда, немного поломалась.
На первый взгляд, Катя была очень скромной. На лице у неё блуждала застенчивая, даже наивная, улыбка. А глаза были опущены вниз. Когда она приносила на подпись боевые документы, то всегда скромно становилась в углу землянки, как то странно похохатывая. Такой был её внешний облик, ставший второй натурой. На самом же деле она была далеко не наивной и давно уже не была девушкой. Мягкая и податливая, Катя никогда не капризничала на работе и добросовестно выполняла все свои нелёгкие обязанности. Но она же любила и посплетничать, и выпить, и могла сказать бранное слово, когда не слышит начальство. Посплетничать она любила как раз с начальством, быстро-быстро тараторя обо всём, что произошло за день в штабе. При этом мягко улыбалась, застенчиво опуская глаза.
После того, как Катя спела ещё одну песню, перешли на самодеятельность, разбившись на группы. А ещё через час снова началась кропотливая работа по подготовке наступления, проверка и контроль за работой штабов полков.
Наступило утро 7-го ноября. В 5.40 немцы преподнесли сюрприз, снова атаковали на участке 1127 полка. Атаке двух пехотных вражеских батальонов предшествовала сильная артиллерийско-миномётная подготовка. Атака противника, хотя и с трудом, была отбита.
А в 6.40 109-й полк 176-й стрелковой дивизии, после залпа реактивных миномётов и артогня, помогая 337-й, перешли в наступление на высоту 390,9. Однако шквальный огнём фашистов был остановлен и окопался в 100–200 метрах впереди рот 127-го стрелкового полка.
С этого времени, хотя и велись непрерывные огневые бои, положение сторон длительное времени, осталось без территориальных изменений. Эсэсовцы дивизии СС «Викинг» были биты, и крепко!
Позволю себе ещё раз привести выдержку из книги С. С. Смирнова «Сталинград на Днепре».
«…В 1942 году на Северном Кавказе дивизия „Викинг“ несколько раз терпела тяжёлые поражения от советских войск. Карьере эсэсовца грозила опасность и Гилле решил ловко предотвратить ожидаемые его неприятности. Он написал адъютанту Гитлера письмо, обвиняя во всех своих неудачах своё ближайшее начальство и жалуясь, что в вышестоящих штабах его не поддерживают. И тотчас вместо взыскания получил новую награду и повышение в чине…»
Здесь, на Северном Кавказе отлились часть слёз моих и моих боевых товарищей из 261-й стрелковой дивизии, пролитых нами в Половицах под Днепропетровском, когда псы из «Викинга» давили нас почти безнаказанно танками 29.09.41 года.
Вечером 7 ноября штабные взяли реванш и более или менее спокойно отпраздновали годовщину Октября.
Кстати, в праздничный вечер 7 ноября я раздал часть сладостей из подарка, который мне прислали… из 89-й! Кто прислал, я так и не узнал, но догадываюсь, что об этом позаботился мой бывший комиссар Данилов. А может быть и майор Исахнян. В почти полном доверху джутовом мешке были разнообразные сухие фрукты, конфеты и сладости, которые я раньше и не видывал, в том числе мучные. И громадные такие лепёшки-лаваш. Были грецкие орехи и фундук, были папиросы и армянское вино.
— Смотри-ка, не забыли тебя армяне! — удивился полковник Дементьев: — Чего же ты от них сбежал?
Затем начальство разошлось по своим землянкам. Полковник Дзевульский А. О. с Любовью Антоновной, забрав майора С. Иванова и его помощника, пошли к себе. Полковник Дементьев со своей знакомой из полка Устинова, старшим военфельдшером Марусей, высокой и крепкой, пошли ко мне, где накрыли стол.
Вскоре в землянку мою вошла переводчица Зоя и по-уставному доложила:
— По вашему приказанию, товарищ полковник, прибыла!
— Зоя, — сказал Николай Иванович: — твои ухажёры и завтра на тебя полюбуются. А сегодня побудь с нами, пожалуйста. Составь Рогову компанию.
Зоя без тени досады села за стол, где уже стояли наполненные вином рюмки. Рюмками расстарался в станице Иван Карин.
Посидели, поговорили. Зоя вела себя очень непринуждённо, сняв поясной ремень и расстегнув пуговицы гимнастёрки, она прилегла на мою постель, и стало весело болтать о всякой всячине. Говорила больше всего о Москве, напевала песенки, словом, праздновала. Потом все стали собираться, и Зоя тоже ушла.
Молодая переводчица Зоя Качинская, дочь подполковника, преподавателя кафедры тыла бронетанковой академии РККА и студентка института иностранных языков, была полноватой красивой шатенкой. Добродушная, пышущая здоровьем девушка, выгодно отличалась от всех остальных девушек своей воспитанностью. Словом, это была коренная москвичка из интеллигентной семьи, а москвички, как и ленинградки, чем-то, что я объяснить не могу, отличаются от других. Заметно отличаются. Её круглое, вернее, округло-продолговатое лицо всегда улыбалось, а глаза в это время прищуривались. Как и все здоровые полные люди, Зоя любила поесть, и нередко жевало что-нибудь, пусть даже это были всем надоевшие сухари. Эту привычку заметили и подшучивали над ней.
— Зоя, — спрашивали у неё, — ты обедала?
— Обедала.
Тогда шутники совали ей в руки сухарь. Зоя, машинально брала сухарь и начинала грызть. Присутствующие весело смеялись. А Зоя мило улыбаясь, посматривала то на одного, то на другого, продолжая жевать.
— Пусть смеются, если это их развлекает, если им хочется. Я не обижаюсь. — говорила Зоя.
Правильно, пусть люди чаще улыбаются. Когда ещё кончиться эта война?
Я, тоже поддавшись явно несолидному порыву, как-то сунул в руки Зои сухарь. Сухарь Зоя взяла, но при этом так на меня посмотрела, что мне до сих пор стыдно! Во всяком случае, я запомнил свой промах.
В эти ноябрьские дни произошло событие, касающееся только меня. В дивизии появилась Нина Пащенко. Когда немцы нанесли удар по 37-й армии, и 2-й гвардейской пришлось отступить в горы, часть гвардейцев была оторвана от своих и вышла к военно-грузинской дороге. Потом эта группа разбилась на две части. Одна часть пошла в направлении Тбилиси. Другая часть, и Нина с ней, отступала на Орджоникидзе-Грозный. В Орджоникидзевской, Нина узнала, что я теперь служу в 337-й стрелковой дивизии и поехала ко мне.
Благодарить я за это могу только майора Гладышева, бывшего начальника штаба 337-й. Я не писал об этом, но мы с ним, перед его отъездом из дивизии, посидели и по человечески поговорили о службе и о жизни. И я показал ему фотокарточку Нины. Шансов встретить и узнать человека только по фотографии в суматохе войны очень немного. Но Гладышев встретил её в военторговской столовой штаба тыла в Орджоникидзевской и узнал! Мало того, на следующее утро он нашёл автомашину дивизионной газеты с редактором газеты Борисом Серманом, который по какой-то надобности оказался в Орджоникидзевской. А с Серманом Нина была знакома ещё по 228-й стрелковой дивизии. Так она оказалась у меня.
Когда Николай Иванович узнал о приезде Нины, он не замедлил с визитом, и с порога ошарашил:
— Милуетесь, голубки?
Нина покраснела и отвернулась.
— Ладно, ладно, не красней! Между прочим, ты Нина, не сомневайся. Рогов тут без тебя прямо извёлся от тоски. Никого из наших девчат и знать не хочет. Ей богу, не вру!
Дементьев знал, что сказать! Преувеличил крепко, но ничего, сказал ко времени! Ну, а затем, с разрешения полковника Дементьева, Нина смогла получить направление к нам, и была назначена фельдшером в автороту.
День 8 ноября выдался хмурым. Шёл мокрый снег, было холодно и сыро. В течении дня наши подразделения вели огонь по врагу на противостоящих высотах, в том числе по группам немцев, выходящих погреться из окопов.
Начали работу свою работу снайперы дивизии. Особенно успешно действовал снайпер лейтенант Диколин, командир батальона 1129-го стрелкового полка майора Лахтаренко. Диколин снайперскими выстрелами уничтожил за день 24 фашиста.
С этого дня гитлеровцы атаки прекратили. Стойкость и мужество бойцов и офицеров 337-й сорвали планы врага. Конечно, среди бойцов дивизии были всякие, но бои показали, что храбрых и твёрдых бойцов было большинство. И все эти верные сыны отечества заслужили, чтобы их имена были отмечены. Но, как говориться, не о всяких упоминалось в сводках.
Потери были большими. Но и гитлеровцы тоже несли огромные потери.
Сразу после праздников комдив решил перегруппировать войска, учитывая то, что центральный 1127 полк, оборонявший высоту 390,9, понёс большие потери, и ему нужно было уменьшить оборонительный участок.
Основу своего решения с определением новых границ полковых участков, полковник объявил мне и Дзевульскому. И штаб дивизии заработал. Нужно было оформить боевой приказ и все приложения к нему: плановую таблицу боя, указания по боевому обеспечению (по противотанковой, противовоздушной и противохимической защите). Оформить приказание по организации связи, по инженерному обеспечению, разведке, тылу. Оформит отчётную карту. Артиллеристы перераспределяли огневые задачи артиллерии и оформляли их соответствующими документами.
Боевые документы нужно было оформить в короткий срок, чтобы к утру следующего дня части смогли занять новые участки.
Военный приказ, как и всегда, оформлял я. В части сперва были посланы предварительные распоряжения, а затем выписки из боевого приказа, подготовленные вчерне. Другие документы готовили начальники отделений с помощниками.
У штаба всегда было полное взаимопонимание с комдивом. Однако, на этот раз не обошлось без стычки.
Штаб начал работу во второй половине дня. Вскоре в землянку оперативного отделения, где работал и я, поскольку приходилось помогать неопытным работникам, зашёл полковник Дементьев и присел на большой сундук, хозяйство делопроизводителя Медведева.
Полковник не мог сидеть молча, не такой был у него характер! Посидев немного, он бросил шутливую реплику Кате, с которой был в приятельских отношениях. Затем стал что-то говорить говорить Ленкову, ставшему к тому времени капитаном и начальником оперотделения вместо майора Гаевого. Что-то смешное, не относящееся, понятно, к делу. Капитан Ленков был занят работой, ему было не до шуток, но он вынужден был вежливо выслушивать находящегося в весьма благодушной, даже игривом, настроении, Николая Ивановича. А тут пришла пора отправлять боевое донесение в штаб армии, и его стал готовить помначоперотделения Яштылов, теперь уже старший лейтенант, который по телефону принялся торопить штабы полков, запаздывающие со сводками.
Короче, надо было работать, а вокруг комдива уже сгруппировались те, которых перегруппировка частей «не задевала». Это были работники 4-го и 6-го отделений, политотдельцы и другие. И само собой получились «посиделки», собиравшиеся почти ежевечернее в оперотделении.
— Чёрт бы их побрал, эти посиделки! Надо сосредоточиться, время не терпит, а им шуточки! — злился я.
Группа, собравшаяся вокруг комдива, отвлекала не только меня, но и всех остальных, занятых делом. Некоторые, тот же Яштылов и лейтенант Нестеренко, уже не столько занимались делом, сколько прислушивались к тому, что говорил комдив.
Медведев, которому нужен был сундук с документами и чистой бумагой, попросил один раз полковника подняться, чтобы что-то там взять, во второй раз не решался его потревожить.
Я намекнул комдиву, что он мешает штабу работать:
— Товарищ полковник, сундук, на котором вы сидите, всё время нужен нам. Работа задерживается.
Комдив пересел на другой ящик, но посиделки продолжались. Во втором ящике был журнал входящих и выходящих документов, а они вскоре понадобились. А тут ещё комдив нет-нет, да и спросит:
— Ну как там? Скоро будет готово?
Капитан Ленков пытался выпроводить комдива к командующему артиллерии, сказав, что тот спрашивал его.
— Скажите ему, что я здесь, — проговорил полковник и начал сосредоточенно сдирать коросту с «бытовой», как он объяснил, ссадины под левым глазом.
Происхождение ссадины и синяка под глазом Николая Ивановича, конечно, не было секретом для штабников. Это был ответ Маруси на попытку поцеловать её. Нет, Маруся не ударила Николая Ивановича, а просто не рассчитала свой отстраняющий жест. Полковник не обладал богатырским сложением, зато бог этим не обидел украинку Марусю. Николай Иванович отшатнулся, задел стол, со стоящем на нём тяжёлым танковым аккумулятором, используемым дли освещения командирской землянки. Самодельный жидковатый стол стал падать, не в первый раз! Полковник хотел его удержать и стукнулся об угол аккумулятора скулой. Всё это видел адъютант комдива лейтенант Попов и, тут же, рассказал мне, в присутствии старшего лейтенанта Авдеева. Ну, а утром комдива на НП уже «разыгрывал» комарт Дзевульский. Для ясности, ничего такого не было, просто дружеский поцелуй в щёчку. Но Маруся застеснялась.
Ох, опять я отвлёкся. Ну, а поскольку отвлёкся, то следует пояснить такое несерьёзное поведение командира дивизии. Просто он был очень рад тому, что его дивизия отлично дралась с врагом, «надрала зад» эсэсовцам, и не допустила прорыва противника! И он был очень рад тому, что его похвалил командующий армией от имени Военного Совета. Эта радость выражалась и в его благодушном поведении в штабе.
А теперь продолжим.
На очередной вопрос комдива о готовности боевого приказа, я с раздражением ответил:
— Вы же сами не даёте работать, отвлекаете нас от дела вопросами и анекдотами! В таких условиях невозможно сосредоточиться. Когда будет готово, я вам позвоню!
Полковник не на шутку рассердился и зачастил:
— Я сам девятнадцать лет на штабной работе! Я сам был начальником штаба! Нужно уметь работать во всякой обстановке!
— Это не учебно-тренировочное занятие! — отпарировал я.
Комдив пытался что-то сказать, но его прервал Ленков. В порядке отвлекающего маневра!
— Что-то товарищ полковник, от майора Иванова долго нет артиллерийского пункта в приказ. Поторопить бы их надо.
Полковник Дементьев на этот раз, поднявшись с сундука, проговорил:
— Пойду, потороплю артиллеристов.
После ухода полковника я выпроводил из землянки всех лишних:
— А ну-ка, выматываетесь из землянки, бездельники. Посиделки объявляю закрытым! Живей, живей!
Капитан Ленков вслух сказал:
— При Гладышеве комдиву некогда было лясы точить, сам лично диктовал Кате боевой приказ! Да и другие документы сам редактировал. Теперь только подписывает, да и то не всегда глядя в них.
Конечно, при слабой военной подготовке. Нет, не так. При знаниях штабных офицеров, которые не соответствовали занимаемой должности, слабое знание штабной службы офицеров ведущих отделений, начальнику штаба приходилось нелегко. Дело даже не в том, что мне приходилось самому писать-формулировать боевые документы в ряде случаев. Трудности состояли в том, что нужно было учить офицеров, заставляя их переделывать документ тогда, когда время не терпело. Иногда я сам отрабатывал документы, параллельно с офицерами, и отправлял их. А сделанные позже исполнителями, сжигал, стараясь, чтобы об этом товарищи не узнали.
Только связист майор А. Л. Денежкин со знанием дела выполнял свои обязанности. Ещё в начале своей работы в 228-й я сказал ему:
— Вы, товарищ майор, в своём деле знаете больше меня. Давать указания по организации связи будет с моей стороны чистой формальностью, и я не хочу на это терять время. Говорю это вам не потому, что я слабак по этому делу, в академии нас готовили и по вопросам организации связи как следует. Кроме того мою командирскую службу я начинал командиром взвода связи стрелкового батальона. Так что действуйте, не ожидая каких-то особых моих указаний. Конечно, когда надо, я вам укажу на что обратить особое внимание или что надо исправить.
Об этом разговоре полковник запаса Денежкин вспомнил, когда я приезжал в Лубны на празднование 20-летия со Дня Победы, как бывший начальник штаба 337-й Лубенской гвардейской стрелковой дивизии, освободившей город от немецко-фашистских захватчиков. Денежкин вспомнил этот случай с удовольствием, так как я ни разу не выражал ему своё неудовольствие из-за плохой работы связистов. Хотя, конечно, не всегда всё у связистов было в полном порядке. На войне всякое бывало. Я понимал, что нельзя требовать от связистов невозможного, ругать и угрожать им расправой при случайных или вызванных соответствующими обстоятельствами временных перерывах в связи.
Тогда, на Кавказе, 337-я была обеспечена средствами связи едва ли на одну треть потребности. Особенно плохо было с телефонным кабелем. Но майор Денежкин вышел из положения, использовав вместо кабеля колючую проволоку. Из колючей проволоки были проложены и основные и запасные линии связи, и связь в дивизии работала бесперебойно. А имевшийся в наличии телефонный кабель Александр Лаврович держал в резерве, оберегая его. Линии из колючей проволоки были выгодны и при отступлении, и при наступлении. Их не надо было собирать, как собирают-сматывают телефонный кабель. Не говоря уже о том, что слишком часто кабель вынуждены были просто бросать.
Когда наступили холода, импровизированные линии связи стали хорошо видны, на них оседал иней. Подвешенная на небольшие колышки колючая проволока, расходившаяся от штаба во все стороны и покрытая инеем, выглядела очень эффектно! Но и демаскировала тоже здорово.