БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ ВО ФРАНЦИИ
БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ ВО ФРАНЦИИ
С остатками своих сил Наполеон ушел за Рейн. Союзники обложили его со всех сторон. Они угрожали ему из Испании, Италии, Голландии и Дании. Но судьба Франции на заключительном этапе войны должна была решиться на направлении наступления Богемской (Главной), Силезской и Северной армий.
Во главе Богемской армии, при которой находилась Главная квартира союзных монархов, по-прежнему стоял князь Шварценберг. У него под ружьем было 230 508 человек, в том числе 53 408 русских{354}.
Силезской армией командовал фельдмаршал Блюхер. Он имел 92 514 человек, в том числе 53 583 русских{355}.
В Северной армии шведского принца Бернадота числилось 90 237 человек, из которых 35 237 были русские{356}.
Под началом А.П. Ермолова, кроме русской, состояли также пехотные полки гвардии прусского короля и великого герцога Баденского, приписанные к Главной армии.
Командующим всеми русскими войсками считался генерал М.Б. Барклай-де-Толли, но фактически под его началом состоял лишь резерв Богемской армии.
Какие силы противопоставил союзным армиям Наполеон, неизвестно. Михайловский-Данилевский полагал, что они не превышали 120 тысяч человек. В эту цифру он не включил войска, расположенные в Северной Италии и на границе с Испанией, и гарнизоны крепостей, опоясывавших Францию с востока{357}.
Итак, 120 тысяч французов против 400 тысяч союзников. Казалось, первые заведомо обречены, но во главе их стоял Наполеон. Впрочем, обо всем по порядку…
Накануне вторжения во Францию Александр I обратился к русским войскам с приказом, в котором, поблагодарив воинов за спасение Отечества, призвал их не уподобляться неприятелю, ибо «человеколюбивому Богу не может быть угодно бесчеловечие и зверство… понесем к ним не месть и злобу, но дружелюбие и простертую для примирения руку»{358}.
В России 20 декабря, а в Европе уже наступил Новый 1814 год. Войска союзников в разных местах начали переправу через Рейн. В пять часов вечера они вступили в пределы Франции.
Русские войска ещё не вступили в Париж, но никто уже не сомневался, что это произойдёт в ближайшее время. Странная сложилась ситуация: Ермолов — постоянно на передовой, но что там делает, из донесений на высочайшее имя не видно. Напротив, устная молва о его подвигах чуть ли не опережает сами подвиги. Поэтому многие в России стали хлопотать о приобретении его портретов. В числе желающих друг Алексея Петровича по Персидскому походу Александр Васильевич Казадаев. В ответ на его просьбу отец героя писал:
«Обязательное и приятное письмо ваше имел честь получить. Портрет, требуемый вами, был у меня миниатюрный, но когда меня обокрали, тогда и он исчез. Есть ещё у одного моего приятеля масляный, хотя и не очень сходный. Я с сею же почтою писал к нему, что прислал его ко мне, и как скоро получу, в угодность вашу к вам доставлю. Изволите писать, что вы к подлиннику привязаны… Привязанность ваша к нему разрисовала портрет его, ежели можно так сказать, пристрастно.
Подвигов героя вашего я не видел ни разу ни в реляциях, ни в газетах, которые наполнены именами генералов Винценгероде, Теттенборна, Чернышёва, Бенкендорфа и проч. и проч.
Герой ваш был начальником штаба, потом командующим артиллериею, наконец, дивизионным начальником, и теперь, слава Богу, опять командир корпуса… Вы возбудили господ граверов, и я очень сожалеть буду, если они окажутся в накладе; сомневаюсь, что много охотников найдётся покупать оные портреты».
Позднее, когда портрет был уже издан, Пётр Алексеевич, получив экземпляр, писал тому же Казадаеву; «Примите, почтенный мой благодетель, живейшую мою благодарность за подарок. Вы бы не могли ничем меня облагодетельствовать так, кроме сего подарка. Выгравирован прекрасно; искусство приносит честь художнику, но сходство меня удивило…»
Войска союзников продвигались вперед, охватывая дугой Париж с северо-востока, востока и юго-востока. Французские маршалы, выполняя повеление Наполеона, отходили, изредка вступая в арьергардные бои с авангардами своих преследователей. Основные силы сторон на этом этапе войны в боях не участвовали. Пришло, однако, время и им действовать.
Бывало, Наполеон одерживал победы над союзниками во Франции, но они уже не могли изменить положения. Падение Парижа было предопределено.
Для защиты Парижа французы собрали до 45 тысяч человек под командованием Иосифа Бонапарта. Против них союзники выставили не менее 100 тысяч своих бойцов, одушевленных победами в России и Европе. Штурм был назначен на утро 18 марта.
Союзники ворвались в предместье Парижа. В три часа дня Ермолов овладел деревней Бютт Шамон и окрестными высотами, на которых установил гвардейскую артиллерию. После нескольких выстрелов к Александру I прибыл офицер от маршала Мармона с предложением вступить в переговоры о перемирии. Государь согласился остановить сражение, но при условии немедленной капитуляции. Иначе, пригрозил он парламентеру, вы не узнаете места, на котором стояла ваша столица.
Этот эпизод нашел отражение на картине художника Б.П. Вилленвальде «Перед Парижем», украшающей Александровский зал Эрмитажа. На ней изображены русский император, движением руки останавливающий очередной залп батареи, французский парламентер, А.П. Ермолов, командир и офицер артиллерийской роты его высочества.
Александр I остановил сражение, продолжавшееся несколько часов. Противники понесли большие потери: союзники лишились девяти тысяч своих героев, из них около тысячи русских; французы — четыре тысячи защитников столицы{359}.
19 марта союзные войска вступали в Париж. Торжественное шествие открывала легкая конногвардейская дивизия, за ней шли русские и прусские кирасиры, гусары и драгуны. Александр I въезжал во французскую столицу верхом на чистокровной серой лошади по кличке Эклипс, когда-то подаренной ему Наполеоном. По левую руку от него — король Фридрих Вильгельм III, по правую — Шварценберг, представлявший императора Австрии. За ними, соблюдая дистанцию, следовала блестящая свита из тысячи генералов разных наций, среди них старшие по званию Блюхер и Барклай-де-Толли. И снова войска{360}.
Мир еще не был подписан, а в Петербурге уже славили героев. Вот о чем поведала потомкам молодая писательница Анна Григорьевна Хомутова:
«Вечером мы поехали в театр… подали печатный бюллетень о сражении 18 марта, выигранного на высотах Бельвиля и Монмартра, после которого Париж сдался. Этот бюллетень рассказывал о великих подвигах Барклая, Ермолова, Раевского. Славные имена, блестящие, как маки, после бурь 1812 года и засверкавшие новым блеском в день триумфа»{361}.
Сенат объявил Наполеона низложенным. По воле государя Александра Павловича он получил в вечное владение остров Эльбу, на который отправился под конвоем 8 апреля 1814 года.
22 апреля Людовик XVIII въехал в Париж. Франция получила своего «легитимного» монарха. Ермолов констатирует в дневнике:
«Неприметно ни малейшей радости в народе»{362}.
18 мая в Париже был подписан мирный договор. Александр I поручил красноречивому А.С. Шишкову составить манифест, извещающий подданных об окончании войны, продолжавшейся почти два года. Адмирал задание выполнил, но документ царю не понравился, и он поручил А.П. Ермолову написать его заново.
Нет необходимости приводить его полностью, но некоторые фрагменты процитировать следует, чтобы добавить в портрет генерала несколько выразительных штрихов:
«Буря брани, подъятая врагом общего спокойствия, непримиримым врагом России, недавно свирепствовавшая в сердце отечества нашего, ныне в страну неприятелей перенесенная, на ней отяготилась.
Исполнилась мера терпения Бога — защитника правых! Всемогущий ополчил Россию возвратить свободу народам и царствам. 1812 год, тяжкий ранами, принятыми на грудь отечества нашего… вознес Россию наверх славы, явил перед лицом вселенной ее величие, положил основание свободы народов…
Единодушие любезных нам верноподданных, известная любовь их к отечеству, утвердила надежды наши. Российское дворянство, твердая опора престола, на коей возлежало величие его; служители алтарей всесильного Бога, их же благочестием утверждаемся на пути веры; знаменитое заслугами купечество и граждане, не жалели никаких пожертвований! Кроткий поселянин, незнакомый прежде со звуком оружия, оружием защищал веру, государя и отечество. Жизнь казалась ему малою жертвою!..»{363}
И еще немало любопытных суждений высказал в этом манифесте Алексей Петрович от имени императора Александра Павловича, позволяющих представить образ мыслей этого замечательного русского генерала, которого лишь недобросовестный историк мог поставить в оппозицию его величеству.
11 мая 1814 года Александр I покинул Париж и отправился в Лондон, в котором его ожидала любимая сестра Екатерина Павловна. Накануне отъезда он назначил Ермолова командующим авангардным корпусом резервной армии численностью в девяносто тысяч человек, дислоцированной в районе Кракова. Одну из дивизий этого корпуса тогда же возглавил граф Воронцов. Между Алексеем Петровичем и Михаилом Семеновичем установились прочные, никогда не прерывавшиеся дружеские отношения. В разное время к их содружеству примкнули другие генералы, в том числе Арсений Андреевич Закревский, Павел Дмитриевич Киселев, Иван Васильевич Сабанеев. С Денисом Васильевичем Давыдовым Ермолов с юных лет поддерживал братские отношения и состоял в переписке.
«Душа в душу, рука в руку, исполненные усердия к славе народа нашего и государя, будем мы действовать вместе, любезнейший граф», — писал Ермолов Воронцову в марте 1815 года{364}.
Нравится ли вам сия записочка, любезнейший читатель? Мне очень! В последние сто лет так никто из генералов не писал, даже лизоблюды. Впрочем, вряд ли и слова такие они могли бы найти.
Неизвестно, как долго пришлось бы друзьям оставаться в Польше, одному в Кракове, другому в Калише, не устрой Наполеон переполох на всю Европу, сбежав с Эльбы…