КАЗБИЧ ШЕРЕТЛУКОВ

Потерпев страшное поражение при Калаусском лимане, лидеры черкесов тешат себя надеждой на реванш и готовят народ к поголовному вторжению в пределы России. Черноморские казаки живут под постоянной угрозой вражеского нашествия. Генерал-майор Власов принимает меры, позволяющие ему встретить грабителей во всеоружии: назначает надёжных командиров, усиливает состав пограничных постов за счёт резервов, подтягивает к Кубани четыре конных полка, эвакуирует жителей некоторых хуторов под защиту войска. Противники стоят по разные стороны реки, готовые вцепиться друг в друга.

Анапский паша, опасаясь за последствия вторжения подвластных ему горцев в пределы России, задержал у себя их предводителей и таким образом на некоторое время погасил уже назревшее столкновение. Однако был среди черкесов лидер, который не согласовывал свои действия с действиями других и не считал нужным выслушивать советы турок. Это был главарь отряда шапсугов Казбич из известного рода Шеретлуковых.

Казбич… Удивительная, необыкновенная, исключительная во всех отношениях личность. Отличаясь огромным ростом, громким голосом, необузданным нравом и фантастической смелостью, он как магнитом притягивал к себе людей. В мгновение ока этот уже немолодой гигант, не отличавшийся ни особенным умом, ни красноречием, ни общительностью, мог собрать многотысячную толпу и совершить с ней удачный набег на русские селения за Кубанью.

В тот раз, когда шапсуги потерпели ужасное поражение, утопив в мутных водах Калаусского лимана более тысячи своих джигитов, Казбич в набеге не участвовал. Больше того, он всячески отговаривал от него других. Не послушали, однако, следствием чего и явилась та трагедия. Теперь к уже известным свойствам личности знаменитого разбойника прибавилось ещё суеверное представление народа о нём как о носителе военной удачи. Умер наш герой в глубокой старости, но от раны, полученной в молодости.

Пока другие предводители черкесов совещались с пашой в Анапе, Казбич несколько раз порывался переправиться через Кубань, но всякий раз натыкался на бдительные дозоры русских. Поэтому горцам пришлось смирить свои реваншистские устремления и отложить набег на русские селения на неопределённое время.

Власов очень внимательно следил за приготовлениями разных черкесских отрядов к вторжению в Причерноморье. Максим Григорьевич решил упредить неприятеля. Переправив войска через Кубань, он 2 февраля 1822 года двинул их на шапсугские аулы, разбросанные по берегам небольших рек. В одном из них казаки нашли своего пленного товарища, закованного в кандалы и второпях забытого бежавшими горцами.

Через два дня Власов с войсками вернулся назад, оставив за спиной около полутора сотен больших и малых аулов, сожжённых казаками. Генерал-майор обратился к Вельяминову с ходатайством о поощрении отличившихся участников экспедиции. Начальник штаба Кавказского корпуса растолковал ему, что государь император является сторонником мирных отношений с соседями, а поэтому главнокомандующий не может испрашивать у него высочайших наград за подвиги. Однако от себя лично Ермолов отблагодарил всех в приказе по корпусу, особенно добровольцев.

Отныне шапсуги вынуждены были больше заботиться о собственной безопасности, чем об организации набегов на казачьи станицы, поскольку черноморцы сами стали ходить за Кубань и устраивать там засады. Это было тем более необходимо, что черкесы, не решаясь переправиться на правый берег, постоянно стреляли по русским часовым со своего — левого.

Не решаясь переправляться на русский берег большими силами, черкесы постепенно отладили механизм вторжения в пределы России небольшими группами. Впрочем, черноморцы не отставали от них, отвечая на каждый набег истреблением целых аулов вместе с их обитателями. Между прочим, дважды такие налёты на казачьи станицы возглавлял сам Казбич. В последний раз он был ранен саблей в висок и в шею и пикой в бок в бою под Тимошевским кутом.

Так и жили черноморцы и черкесы до 1825 года, то нападая, то отбиваясь друг от друга. 23 января знаменитый Казбич с отрядом в две с половиной тысячи шапсугов и абадзехов перешёл по льду Кубань и двинулся к Елизаветинской станице. Однако сильным ружейным и пушечным огонём и отчаянной атакой с ближайшего Александровского поста неприятель был остановлен и прогнан за реку. В некоторых же местах произошли столкновения, в результате которых восемнадцать казаков выбыли из строя по ранению.

1 февраля уже Власов явился с ответным «визитом» к Каз-бичу и стёр с лица земли несколько абадзехских аулов, а ещё через две недели та же участь постигла шапсугов. Основные же события развернулись в конце лета. Черкесы едва ли не каждый день проявляли намерение перейти Кубань, но всякий раз черноморцы отбивали их попытки.

Столь же интенсивно противники обменивались ударами и в начале 1826 года. И всякий раз Власов опережал налётчиков. В Причерноморье установилось относительное затишье. Войсковые власти, обладавшие теми же возможностями, что и этот донской генерал, но не сумевшие оградить своих людей от погромов врага, завидовали ему и плели против него интриги. Последовал донос императору.

«С крайним неудовольствием узнал я о противозаконных действиях генерала Власова, превышающих степень первоначальных обвинений, дошедших до меня, — писал Николай I Ермолову. — Из донесений генерал-адъютанта Стрекалова ясно видно, что не только одно лишь презрительное желание приобресть для себя и подчинённых знаки военных отличий лёгкими трудами при разорении жилищ несчастных жертв, но непростительное тщеславие и постыднейшие виды корысти служили им основанием…»^{604}

Последовало высочайшее распоряжение отстранить Власова от командования Черноморским войском и предать его военному суду по месту жительства. Досталось и Ермолову за то, что подчинённый ему генерал-майор получил награду за то же самое дело, за которое теперь наказывался.

Власов уступил власть над Черноморским войском донскому генералу Василию Алексеевичу Сысоеву. Под давлением из Петербурга Ермолов запретил казакам переходить за Кубань и ограничиться исключительно охраной границы.

Между тем началась война с Персией, на которую Черноморское войско отправило один пеший и два конных полка, чем серьёзно подорвало свои силы. Это, однако, не подвигло черкесов на новые подвиги. Создавалось впечатление, что именно Власов был виновником всех прежних военных столкновений на Кубани. Но это не так.

Тогда же по повелению турецкого султана к расследованию причин постоянных конфликтов между черкесами и русскими приступил трапезундский паша, и он нашёл, что сами горцы и виноваты во всех столкновениях на Кубани. То ли признав справедливость такого вывода, то ли устав от постоянной вражды с соседями, они заявили о своей готовности жить с черноморцами мирно, если и те откажутся переходить на их берег.

Первые примирились с казаками абадзехи, потом другие. Начавшийся процесс не на шутку испугал султана. Он принимает меры к действительному подчинению черкесов своей власти. Его агенты кружат по Кавказу, приводят народ к присяге, берут от него аманатов, собирают подати, которые идут на содержание анапского гарнизона. Горцы всячески уклоняются от этого, а шапсуги вообще не допускают их в пределы своей земли и даже оказывают вооружённое сопротивление, заявляя, что скорее покорятся России, чем будут данниками Турции. Вот почему на обоих берегах Кубани установилось затишье, а не потому, что от командования Черноморским войском был отстранён генерал-майор Власов, как утверждали его завистники.

Ермолов в это время всецело был занят делами Дагестана и Чечни. Ему не удалось оправдать своего генерала. Впрочем, над ним самим нависла угроза увольнения от должности главнокомандующего, но об этом речь пойдёт в следующей главе.

Суд полностью оправдал Власова, а император Николай I произвёл его в чин генерал-лейтенанта и назначил сначала походным, а ещё через несколько лет наказным атаманом Войска Донского. Объезжая в 1848 году свои владения, Максим Григорьевич в пути поймал холеру и умер в станице Усть-Медведицкой, где и был похоронен во дворе местного Божьего храма.