Глава 3 КГБ СССР. Начальник Особого Отдела

Глава 3

КГБ СССР. Начальник Особого Отдела

Хотя цель контрразведки — оборона, её стратегия носит наступательный характер. Идеал контршпионажа — раскрытие планов разведки противника на их ранней стадии, до того, как они начали наносить ущерб.

Аллен Даллес. ЦРУ против КГБ. Искусство шпионажа

«Безопасность собственная есть высший закон в политике», — писал наш великий историк Николай Михайлович Карамзин, имея в виду безопасность государства Российского. В российской литературе термин «государственная безопасность» встречаем уже в ХIХ веке в работе профессора И. Тарасова, который отмечал, что опасность может иметь общее значение и частное, а также пример слияния этих понятий: предатель-перебежчик наносит государству как общий, так и частный ущерб.

Военная контрразведка, как утверждают историки спецслужб, родилась в России 21 января 1903 года, когда император Николай II утвердил доклад военного министра, почётного члена Академии Генерального штаба, Артиллерийской, Инженерной, Военно-юридической и Военно-медицинской академий генерал-адъютанта Алексея Куропаткина. Генерал Куропаткин определил задачу нового органа, предложенного им называться «Разведочным отделением Главного штаба»: она должна заключаться в «установлении негласного надзора за путями тайной военной разведки, имеющими исходной точкой иностранных военных агентов и конечными пунктами лиц, состоящих на государственной службе внутри страны».

В советский период термин «государственная безопасность» введён в апреле 1934 года при образовании в составе НКВД Главного управления государственной безопасности, которому были переданы функции ОГПУ. В 1936 году этот термин официально был включен в текст сталинской Конституции СССР.

Любой врач и более-менее образованный провизор прекрасно знает, что противоядие в структуре своих компонентов непременно должно отражать компоненты яда. Если это правило спроецировать на проблему государственной безопасности, то получится, что всякая угроза требует адекватных, чаще всего — зеркальных действий.

В официальных документах и воспоминаниях друзей-соратников значится, что службу в органах госбезопасности Герман Алексеевич начал в 1976 году, после обучения в новосибирской Высшей школе КГБ. Есть и другие свидетельства. Не считаю важным для себя и для читателя докапываться до никому не нужной «истины», приведу лишь различные свидетельства, поскольку у спецслужб есть свои секреты и есть золотое правило их надёжного сохранения: знать только то, что тебе положено.

Юрий Алексеевич М-цев:

В 1973 году ему предложили перейти в органы КГБ. По его словам, он долго колебался, согласие дал не сразу, поскольку видел свою офицерскую карьеру как карьеру военного моряка, но, в конце концов, его уломали. Примечательно, что в его личном деле нет даже рапорта (или по-флотски — рапорта) о зачислении его в органы КГБ.

Александра Алексеевна Угрюмова, мать:

Когда Герман учился на втором курсе, к нам домой приехал незнакомый мужчина. Я была на работе, директор вызывает в кабинет: «Вот, товарищ хочет с вами побеседовать». Мужчина предъявил мне удостоверение сотрудника КГБ, сказал, что имеет сведения, что наш сын желает работать в органах госбезопасности. Что бы вы на это сказали? Отвечаю, что я не против, если он сам так решил, но главное слово всё-таки за ним. Только дайте ему доучиться. А закончит училище, и если не передумает, то пусть будет, как он скажет.

Позже он прислал нам письмо — и вот строки, которые я запомнила едва ли не дословно: «Дорогие мама и папа, я прошел все проверки. Спасибо вам большое за вашу чистоту. Спасибо, папа, за силу и доброту, а тебе, мама, спасибо за интеллигентность!»

Юрий Алексеевич М-цев:

После окончания высшей школы КГБ СССР он был направлен на ту же Каспийскую флотилию. Оперативную работу начал в родном Военно-морском училище имени С. М. Кирова, на факультете иностранных студентов. Там обучалось что-то около тысячи человек. Много курсантов было из стран Ближнего Востока, практически из всех стран Магриба, из Центральной Африки, не было только из южной Африки.

Там он хорошо изучил характер восточных народов, и эти знания на практике использовал в своей дальнейшей работе. Он часто выезжал в Чечню, Дагестан, Калмыкию и Кара-Калпакию, во многие места Азербайджана, и среди этих восточных народов везде был своим человеком. Хорошо знал их менталитет, традиции, уважал их и пользовался ответным уважением, и можно сказать, что нерешаемых вопросов у него на юге страны не было.

Виктор Алексеевич Смирнов:

В училище было два факультета: советский — в нём штурманский и химический факультеты — и иностранный. Здесь был конгломерат национальностей: кубинцы, эфиопы, гвинейцы, болгары, югославы, корейцы, арабы, сомалийцы и т. д.

Как оперуполномоченный Герман Алексеевич быстро рос. Вскоре после назначения в училище он уже занимался иностранным факультетом. А работа с иностранцами — очень серьёзная работа. Я имею в виду контрразведывательную работу.

Капитан 1-го ранга Баграт Рафаэлович Князчан:

Вернулся он на Каспий капитан-лейтенантом, а через непродолжительное время — по-моему, досрочно — ему присвоили звание капитана 3-го ранга. В Каспийском военно-морском училище существовали практически два училища: наше и иностранное. Наших курсантов было 1100 человек, иностранцев — больше. Причем были как курсанты, так и слушатели: приезжали морские офицеры на год-два для повышения квалификации. Учитывая возрастающий объём работы, при училище в 1978 или 79-м году создали группу Особого отдела из пяти или шести человек. Герман стал начальником этой группы. На этом посту, если не ошибаюсь, у него произошло пять или шесть раскрытий. Скандалов не было. Приезжали представители посольств, военные атташе, чтобы загладить дело. А «засвеченного» курсанта отчисляли однозначно.

А иностранцы там вели себя вольно, особенно ливийцы. Если ливийский курсант получает стипендию больше зарплаты нашего офицера, он и ведёт себя соответственно. Страна у них нефтяная, богатая, Каддафи мог себе позволить в отношении сограждан применять не только кнут, но и пряник…

Генерал-лейтенант Александр Александрович Зданович:

Когда я с 1982 по конец 88-го года работал в Инспекторском управлении, мне приходилось по нескольку раз в год выезжать на Каспий, в Особый отдел для проведения ряда серьезных мероприятий, чтобы оказать ему всяческую поддержку и реализовать рекомендации центрального аппарата. Работа Особого отдела не всегда выливалась в какие-то процессуальные действия — задержания, аресты и тому подобное. Точнее сказать, за весь указанный период там такого попросту не было. Но были выявлены агенты и штатные сотрудники ряда иностранных спецслужб, деятельность которых удалось парализовать. За те годы, когда мне приходилось сталкиваться с этой проблематикой, таких лиц выявили не один десяток.

Оперативная деятельность в тот период была очень активной именно на этом направлении. Германа Алексеевича в Центре ценили за умение организовать работу. Таких центров на территории страны ведь было немного — меньше десятка по различным видам вооруженных сил. Бакинский был одним из самых важных.

Руслан Михайлович Арешидзе:

Когда мне в 1977 году исполнилось тридцать лет, мне предложили должность директора комбината питания в Каспийском училище. Кормили там иностранцев. До меня комбинат возглавлял умудрённый опытом еврей по фамилии Розенберг. За питание отвечали и начальник управления торговли округа, и начальник Военторга, и, разумеется, директор комбината. Но если директор в чем-то провинился — «летели» сразу все три головы. Поэтому подобные назначения были взвешены и продуманы. Были две кандидатуры: моя и одного из соплеменников Розенберга. Герман Алексеевич только что занял пост начальника Особого отдела Каспийской флотилии. Заочно, не зная меня, он принял решение в мою пользу.

Он воспринимал человека не по его характеру — характер у всех разный, — а по его деловым качествам. А если деловые качества прекрасные, то ненужное надо опустить, а главное выпятить. И лучше это сделать публично: похвалить за хорошую работу — и человек сам сделается лучше.

В человеке он ценил прежде всего человека.

Николай Алексеевич Медведев:

В 1978 году я закончил высшую школу КГБ, и меня распределили в Баку. В то время там было самое большое военно-морское училище в СССР, носившее имя С. М. Кирова. Состав курсантов — наипестрейший, тьма иностранцев. С точки зрения органов безопасности — очень важный объект, поскольку мы знали, что ГП (главный противник) через агентуру из третьих стран вёл там разведывательную работу: сбор информации по технике, вооружению, боеготовности, моральному состоянию войск. Острый участок работы!

Я прилетел на самолете. У трапа меня встречает крепкий, здоровенного роста мужик, сажает в машину, и мы едем в отдел. Никогда не слышал, чтобы так встречали молодых лейтенантов! По дороге знакомимся, в отделе меня представляют сотрудникам, обозначают круг обязанностей, а дальше — у меня легкий шок: Герман Алексеевич кладет на стол ключи и говорит: «Ваша квартира, товарищ лейтенант, расположена по такому-то адресу. Можете вселяться». А у меня жена, дети… Вот ты б не крикнул: «Мама моя!»?.. До сих пор вот тут в груди дёргается, когда вспоминаю. У нас же как: офицер — это почти синоним бомжа. Ты сколько лет на свете живёшь без квартиры? И мы — «почти всю жизнь»!.. В России офицер, самый преданный Родине человек — это самый преданный Родиной человек. Ладно, это долгая песня… Я получил комнату на пятом этаже, вселились с женой и двумя детьми. Комната пустая, одни стены. Он сам пришел посмотреть, как мы обустраиваемся. Оглядел квартиру:

— Ничего, Коля, все организуем!

Принесли матросские кровати, матрацы. Мебель в то время купить (тогда все говорили — «достать») — одна из жгучих проблем. В магазинах шаром покати!

Через некоторое время приглашает меня в Военторг:

— Ну-ка, посмотри, эта штука вам подойдет?..

Когда я жене сказал, что Герман Алексеевич достал нам румынский мягкий гарнитур, она чуть в обморок не упала. После того как я сказал, сколько он стоит, чуть не упала вторично. А стоил он в советских деньгах около двух тысяч рублей — при моей зарплате 400. У меня заначек никаких, у Угрюмова тоже. Тем не менее он убедил меня гарнитур купить. Впервые в жизни я взял деньги в долг, недостающую часть неизвестно где сыскал Герман.

Капитан 1-го ранга Иван Андреевич Ч-в:

С Северного флота я был переведен на Балтику, откуда и попал в органы госбезопасности. Закончил высшую школу КГБ в Новосибирске и был страшно огорчён, что меня, единственного из выпуска, распределили на Каспий. Для моремана Каспий — это что-то вроде ссылки, так мне казалось. Первый вопрос: за что? В чем я провинился?.. Помню, возмущался: в промысловом флоте на внутреннем море я буду ловить шпионов и спасать Россию?! А до вручения документов и отъезда осталась ровно неделя. Уже не обжалуешь, хотя и пытался…

Отгулял отпуск, приезжаю с семьей — жена и сынишка двухлетний. Разыскал Особый отдел, доложился. С ходу получил выговор от Германа Алексеевича:

— Как офицер, прибывающий к месту прохождения службы, вы были обязаны меня предупредить о приезде заранее. Тогда бы и встретили вас, как подобает встречать у моряков.

На этом, правда, короткий выговор закончился, нас напоили чаем, меня представили коллективу. Затем Герман Алексеевич вызывает водителя:

— Забирай эту милую семейку и отвези их домой, — и протягивает мне ключи от квартиры. — Потом доложите, как устроились.

Я за спинку стула взялся, чтоб не упасть: до сих пор у меня своего угла никогда не было.

Капитан 2-го ранга Вячеслав Авт-ов:

В 1979 году я пришел служить срочную службу на Каспийскую флотилию, тогда же и познакомился там с Германом Алексеевичем. Мы с ним выезжали для проведения различных операций в отношении иностранцев неоднократно, тогда и познакомились поближе. Общение было чисто человеческое, на профессиональные темы наложено табу. Контрразведка — дело серьезное: коль тебе ничего не рассказывают — значит, спрашивать не положено. А если и сам нечто такое заприметил, мельком услышал и что-то там понял, сообразил — должен забыть насмерть, выдрать этот случай из памяти и никогда о нём не вспоминать. У него было чутьё — с кем можно вступать в близкие, доверительные отношения. С ним я просто сроднился.

Когда моя служба подходила к концу, он спросил:

— Как ты смотришь на то, чтоб связать судьбу с профессией чекиста?

А это была моя мечта с детства, он угадал мои мысли. Вероятно, в общении с ним я как-то проявил себя. Моим оформлением в органы он занимался сам. После демобилизации я вернулся в отдел и служил с ним по 1992 год. Я был холостой, но он сумел «выбить» для меня отдельную квартиру. Мы часто выезжали в командировки, так как зона его ответственности была огромной: весь Каспий — от Чечни до иранской границы.

Это был уникальной доброты человек, он весь состоял из неё. Умел разговаривать с кем угодно: если собеседник был моложе — говорил с ним на его уровне, если старше — с соблюдением всех существующих приличий.

Один такой момент: приехали мы в Чечню, в Заводской район Грозного, а было очень жарко. Смотрим — пивной ларек.

— Останови машину, пивка попить хочу.

Пиво в розлив, бутылочного в то время практически не было, очередь порядочная. Он говорит:

— Ну, хохол, сейчас увидишь, как меня, советского полковника, здесь уважают.

Я был в «гражданке», а он в камуфляже, со знаками различия — три звезды. Наверное, поэтому и сказал «полковника», а не «капитана 1-го ранга». Подошел к очереди и говорит:

— Уважаемые граждане, я понимаю, что жара, холодного пива всем хочется, но не разрешите ли советскому полковнику тоже утолить жажду? Безопасность страны Советов от этого никак не пострадает.

Народ весело расступился, ему тут же налили пива. Он выпил кружку, поблагодарил всех, и мы поехали.

Руслан Михайлович Арешидзе:

Что касается его знания Кавказа и Закавказья. С ним по республике мы ездили на отдых, на пикники. Я хорошо знаю азербайджанский — вырос там, понимаю армянский, слабенько, но говорю по-грузински, понимаю лезгин. Знание азербайджанского языка давало мне возможность разговаривать с татами, даглинцами, балкарцами, кабардинцами. В свое время папа возил меня по разным районам Азербайджана, я проникся уважением к этому народу. И много рассказывал Герману об их обычаях: здесь не положено громко разговаривать, тут говорить может только хозяин — и прочие тонкости. Например, приезжает гость — это в доме человек номер один: ему всё внимание, «красный угол» за столом, мягкая перина, лучший кусок. Ему это импонировало, а потом он задумался: почему на Востоке так сильны традиции? И ответил: потому что в веках сохранилась жёсткая иерархия, подчиненность младшего старшему. Такие взаимоотношения воспитываются с пелёнок, но этому специально не учат детей: ребенок именно с пелёнок понимает свое место в семье, поскольку в воспитании главное — пример родителей. Тот же русский «Домострой», который мы когда-то утратили. То же «Поучение Владимира Мономаха детям», которое мы по глупости забыли…

Несколько раз я пытался вытащить его на охоту, но он всегда говорил:

— Руслан, я убивать не люблю. Охота — это убийство!

— Герман, охота — это охота! Древнейший промысел человека. Спорт, наконец!

— Нет, охоту я не люблю. Вот рыбалка — это да-а-а!

Рыбак он был еще тот… Выезжали много раз, но я не помню его с удочкой. Для него выезд на рыбалку — это был повод скрыться от суеты, отдохнуть на природе. К таким поездкам он никогда не готовился, они рождались внепланово. Допустим, звонит:

— Руслан, что ты там делаешь? Если не сильно занят, заходи ко мне.

Захожу.

— Как ты думаешь, мы эту неделю хорошо потрудились? Согласен, хорошо. Значит, нам полагается отдохнуть! А если к вечеру сегодня уедем, а?

— А что такое вечер в твоём понимании?

— Ну, часа в четыре.

— Не могу, не получится. Если сильно поднапрячься, то часов в шесть или чуть позже постараюсь «закруглиться»…

— Тогда к семи разгребай дела, берем снасти, загружаемся и едем! И не тяни, не тяни!..

И так спонтанно, в тот же день, мы куда-нибудь уезжали на денёк-два. В словах «не тяни» и есть весь Герман: если он загорался какой-то идеей и не видел служебных препятствий на пути к её осуществлению, то мигом готов был встать «на крыло». И нас, друзей своих, ворошил: по-быстрому, мужики, по-быстрому!.. А «загружались» обычно по максимуму — душа у него была такая: едем вдвоем — еды берем на четверых, едем вчетвером — на восьмерых. Поскольку или еще кто-нибудь по дороге присоединится, или лишний денёк добавится.

Полковник Сергей Иванович Кошев:

Так получилось, что моя служебная деятельность была достаточно узкой: я занимался разведкой и впервые пересекся с Германом Алексеевичем, решая один из вопросов, когда служил в Одессе. У нас была интересная разработка по разоблачению иностранного агента из числа военнослужащих, обучавшихся в Советском Союзе. Это был год 1986 или 87-й. Замысел наш предполагал ввести своего человека в ближайшее окружение этого иностранца, который был, по сути, резидентом одной из стран «третьего мира», из арабских стран, и активно занимался разведывательной деятельностью — в том числе, как потом выяснилось, завербовал нашего переводчика за рубежом и работал уже с ним на нашей территории по заданию своих «хозяев». Использовать гражданина СССР в качестве внедренного оперативного источника было достаточно трудным делом, и мы разослали ориентировки с соответствующим, очень подробным изложением того, кто нам нужен: национальность, психологические особенности, возможные связи и так далее. Недели две ждали ответа.

Неожиданно возник Герман Алексеевич. Примечательно то, что он имел достаточно второстепенное отношение к этому вопросу. Существовали другие центры, где иностранцев было больше, которыми занимались специальные люди, владеющие богатой информацией. А он курировал Каспийскую флотилию, военно-морское училище, где также были иностранные морские офицеры, проходящие непродолжительную стажировку — от шести месяцев до года. Из их числа Угрюмов и предложил кандидата для участия в нашей операции. Для непосвященных отмечу, что за столь короткий срок обучения очень сложно узнать человека, иностранного офицера, обратить его в «нашу веру» и быть в нём уверенным. А уверенным в нём надо было быть больше, чем на двести процентов. Иначе мы сами превратимся в «объект разработки» и станем пешками в чужой игре.

Автор: Уместно будет прервать Сергея Ивановича, для того чтобы вспомнить речь И. В. Сталина, произнесенную в День работников госбезопасности, в декабре 1952 года, касающуюся этой темы. «В разведке никогда не строить работу таким образом, чтобы направлять атаку в лоб. Разведка должна действовать обходом. Иначе будут провалы, и тяжелые провалы. Идти в лоб — это близорукая тактика.

Никогда не вербовать иностранца таким образом, чтобы были ущемлены его патриотические чувства. Не надо вербовать иностранца против своего отечества. Если агент будет завербован с ущемлением патриотических чувств — это будет ненадёжный агент».

Одним словом, кандидатура, предложенная Германом Алексеевичем, оказалась вполне надежной, с его участием мы провели операцию, и, как говорят казённым суконным языком, «был достигнут конкретный положительный результат». Нам требовалось выяснить планы и намерения агента, степень его осведомленности, круг связей в нашей стране и за рубежом, нанесенный им ущерб. Это гораздо важнее, чем взять с поличным и устроить политический скандал. О деталях операции, разумеется, умолчу, поскольку в подобных делах срока давности не существует: где огласке предаются детали в действии спецслужб, там ставятся под угрозу конкретные живые люди. У нас, как и у врачей, первая заповедь звучит одинаково: не навреди!

Герман Алексеевич умел работать по нескольким линиям. В следующий раз мы с ним встретились в Москве, в гостинице «Пекин». Теперь он, в свою очередь, вёл подобную разработку и принимал, как всегда, достаточно нестандартные решения в разработке деталей операции. В Центре посчитали, что его план неосуществим, оторван от реальных возможностей, вызвали его «на ковёр» и подвергли резкой критике. Тем не менее он свою точку зрения не изменил. И буквально через год, в ходе дополнительных мероприятий совершенно другого органа спецслужб, выяснилось, что Угрюмов был прав.

Если его в какое-то время заинтересовал сотрудник с задатками профессионализма, он в дальнейшем отслеживал его судьбу: вырос ли его потенциал, профессиональный уровень — или же у него произошел сбой и ему еще надо профессионально расти? И если чувствовал, что этот человек надежен, что он ему нужен, то помогал решить довольно сложные кадровые вопросы и «перетаскивал» его к себе, формировал команду, я бы сказал даже — школу.

Николай Алексеевич Медведев:

Принципиально важно отметить, что, работая под его началом, мы твердо знали, что работаем не в «корзину», что работа наша небессмысленна. Помнишь рассуждение Достоевского в «Записках из Мертвого дома», когда он пишет, что самое тяжкое наказание для заключенных — это бессмысленная работа? Заставь их целый день перетаскивать кучу песка с одного места на другое, а потом обратно — и многие попросту свихнутся. А вырубить баржу изо льда — хоть и тяжелее работа, но она имеет смысл, поэтому не подавляет разум и даже вдохновляет. Даже зэков подневольных!.. Что уж о нас говорить.

От него в Москву, в Шестой отдел, информация шла валом. Когда я приезжал на Лубянку, многие говорили:

— Ну, ваш Угрюмов дает! Засыпал нас информацией. Откуда у него такая осведомленность? Наверное, ухо мохнатое…

Прозвали его Мохнатое ухо. Он знал об этом и не обижался, посмеивался только.

Иван Андреевич Ч-в:

Шесть лет мы вместе служили в Баку, почти год в Новороссийске, потом его назначили на Тихоокеанский флот, он пригласил туда и меня. Я с уверенностью ехал за ним, поскольку если Герман Алексеевич сказал, то всё будет сработано по полной программе. Без сучка и задоринки. Ты только будь готов целиком отдаться службе, долгу, работе, которой посвятил свою жизнь. На Лубянке знали, что Угрюмов никогда не приглаживает факты, а работает по принципу: получил информацию, проверил ее и доложил. С полученной информацией надо работать — проверить и перепроверить, а не торопиться «булькнуть», чтоб тебя наверху заметили: ах, какой он оперативный!.. Этим азам нас учил Герман Алексеевич. И если он проводил совещание, то оно было и поучительным, и показательным, и игровым, и мозговым штурмом, и юмор в нём присутствовал, и кто заслуживал — перцу под хвост получал…

Мы видели, что руководящий механизм настолько отработан, что надо выложиться, из кожи вылезти, чтоб ему соответствовать. А задавали тон тот же Герман Алексеевич, тот же Николай Алексеевич Медведев, прекрасный педагог и воспитатель. Поставленную задачу надо было выполнить не натянуто, не через силу, а творчески и добросовестно.

Николай Алексеевич Медведев:

Он умел держать удар, умел принимать решения, принимать вызов. Он умел просчитывать ходы противника наперёд и работать на упреждение. В контрразведывательной работе он словно руководствовался золотым правилом айкидо: убереги себя от ударов и удержи противника от их нанесения. Мы все чувствовали в нём спокойную уверенность, которая передавалась и нам. Если Герман сказал «да», значит, так и есть. И потом — сказав «да», он никогда от своих слов не отказывался. Знали точно: если решение им принято — значит, всё взвешено, продумано, проанализировано. Можно спокойно работать.

Ну, ладно, приведу один показательный пример по проведению операций. Я получаю информацию, что кое у кого «за речкой» проявился повышенный интерес к нашему складу вооружений. Скажем так: вот стоит наше училище, а через дорогу — самый большой на Каспийской флотилии склад вооружений. Неведомо почему у иностранцев вдруг возникло подозрение, что на этом складе хранится ядерный боезапас. И они бросили довольно значительные силы, для того чтобы получить точную информацию — подтверждающую либо опровергающую этот, так скажем, слух из агентства ОБС (одна баба сказала). Между нами: не было там ничего подобного! Никаких ракет, тем более — ядерных боеголовок к ним. Мыши были, ракет — не было!.. Их спецы в аналитическом отделе даже по косвенным данным могли просчитать, что русские не такие идиоты, чтобы в Баку размещать боеголовки с ядерной начинкой. Коль они так шибко заинтересовались — значит, на этом можно сыграть. И сыграть красиво! Мы, используя их интерес, можем выявить тех людей из иностранных граждан, которые связаны со спецслужбами и тайно занимаются сбором секретной информации. Надо сказать, в организационном плане наладить такую непростую работу по выявлению указанных лиц чрезвычайно сложно. Герман говорит:

— Давай сделаем так. Я выхожу на командование округа ПВО, там ребята понимающие, они меня знают, договоримся. В определённое время по этой дороге проедет пара зачехлённых машин — как будто там, в кузовах, находятся ракеты. Время подберём такое, чтоб в училище была большая перемена. Расставим где надо своих людей и посмотрим, у кого штаны наскипидарены, а у кого спина задымится…

Мы связались с местным ГАИ, с командованием ПВО, чтобы прошли машины именно с их номерами, закамуфлированные под соответствующий груз, нарядили и расставили своих «наружников» и стали ждать. Комбинация интереснейшая! Середина дня, едут милицейские машины с мигалками, городской транспорт уступает дорогу, за «гаишниками» — два мрачных зачехлённых грузовика, в кабинах справа от водителя — офицеры со свирепыми мордами, сзади опять «гаишники» с мигалками — словом, устроили классический балаган. Но поди разбери, коль всё на полном серьёзе! Чисто сработали, без блефа!

Дальше проще пареной репы: наши люди засекли — кто занервничал, кто к кому побежал, что доложил — «et cetera», как говорят французы и как любил говорить Александр Сергеевич Пушкин в конце незавершённой фразы. Мы не дали «делу» хода, поскольку все нити пока уходили в нети. Выждали, пока «казачки» сами проклюнутся, и дождались: именно те люди, которых мы подозревали, сами себя изобличили. Они начали целенаправленно выяснять: а что было в этих грузовиках? Стали проявлять агентурный интерес к персоналу — к ВОХРу, который охранял этот склад вооружений, искать обходные пути для получения секретных сведений по «ядерному» бакинскому вопросу.

Мы набрали тогда информации — под самую штангу, битком!.. А принцип-то древнейший: если хочешь изобличить вражеского агента — создай ему такие условия, чтобы он себя проявил. Условия нами были созданы. Герман Алексеевич этим мастерством владел исключительно. И работал не так, что, мол, давайте мы что-нибудь такое придумаем — авось кто-то и попадется в нашу ловушку. Не-ет, всё готовится, продумывается, расписывается, просчитывается — и за себя, и за противника. Каждый опер получает свою задачу. Но при этом нужна такая команда, чтобы каждый опер сделал свою работу на высочайшем уровне. А Герман умел подобрать команду — это не только я, это любой другой тебе скажет, кто с ним работал. И все эти люди — по-своему самородки, потому что просто исполнительных «серых мышек» Угрюмов к себе не приближал. В работе для него был наивысший шарм — инициатива с перспективой оперативного развития. Конечный итог — положительный результат, как скромно говорят в нашей «конторе».

Я сказал, что у нас было двойное подчинение: по линии ВМФ нас курировал 6-й отдел на Лубянке, по линии разведработы — 3-й. Приезжает комиссия из 6-го отдела: та-ак, боеготовность, сохранность оружия, утечка информации и прочее. Приезжает другая — из 3-го отдела: проверка на предмет эффективности разведдеятельности, наши позиции среди иностранцев и т. д. Непременно были и люди из ПГУ. Так вот, Герман всегда старался объединить разные направления нашей работы и проводить комплексные мероприятия. Вот это то, чему надо учиться молодым чекистам! Комплексное мероприятие — сложная и интересная вещь. Для того чтобы достигнуть задуманного результата, надо провести большую подготовительную работу, создать такие условия, чтобы противник себя как-то проявил, обнаружил, предоставить ему такую возможность…

Еще один пример его потрясающих знаний. Одна иностранная спецслужба загорелась желанием получить информацию о нашей технике вооружений — речь об известных теперь «Каспийских монстрах», экранопланах. Я пришел к Герману Алексеевичу:

— Клюнули на нашу подставу!

Мне удалось подставить им молодого офицера, которого они «завербовали» и теперь считали, что он у них в руках. Он отвечает:

— Добро. Мы им сами устроим «утечку информации». Пусть ребята порадуются, что не зря работали.

И он подготовил кипу бумаг со штампами «Секретно», «Совершенно секретно», через типографию сделал какую-то «документацию» — выставочно, с картинками… Наш парень передал всё это своим «хозяевам». Мы контролировали дальнейший процесс: приняли за чистую монету! Так это ж нужна ума палата, чтоб такое сочинить: ведь там не «чайники», а военная разведка, уж зёрна от плевел они должны были отличить. Потом мы проверяли через внешнюю разведку — ПГУ подтвердило, что да, охотой за «монстрами» занималась группа, состоящая из стольких-то действующих разведчиков.

Автор: Очень поэтично описал экранопланы Максим Калашников в книге «Сломанный меч империи». Процитируем его для наглядности — что же это за Wunder-Waffe (чудо-оружие) и почему за его секретом охотились наши противники.

«Первым об экранопланах задумывался Роберт Бартини, советский авиаконструктор с трагической судьбой. Проектировал такие машины и Александр Липпиш, талантливый гитлеровский инженер. В 70-е и 80-е годы имперские конструкторы далеко обошли Запад в разработке аппаратов с динамическим способом передвижения — экранопланов и кораблей на воздушной подушке (КВП). Первыми в серию пошли военные КВП, предназначенные для высадки десантов русской морской пехоты.

…Экраноплану не грозят притаившиеся под поверхностью вод и на отмелях мины. Он недосягаем для торпед с подводных лодок. Зато он сам, обладая скоростью 300–400 вёрст в час, нагонит и уничтожит глубинными бомбами даже самую быстроходную подлодку. Экраноплан может нести противокорабельные ракеты и мины, нанося удары по вражеским эскадрам. Проектировался аппарат, способный перебрасывать уже целый батальон морских пехотинцев со всей техникой и вооружением на несколько тысяч километров со скоростью 600 км/час».

Максим Калашников приводит тактико-технические данные воплощённых проектов и гениальных конструкторских разработок, оставшихся на бумаге из-за развала СССР и прихода к власти «демократов». После того как с «Каспийских монстров» была снята завеса секретности, в городе Каспийске побывал американский конструктор экранопланов Стивен Хукер, глава фирмы «Аэрокон», плотно работающей с военным ведомством США. Затем он посетил несколько российских фирм, занимающихся экранопланами. Примечательна его реакция на увиденное: «Они опередили нас на 30 лет!»

Если не больше, господин Хукер, — добавим от себя…

Вице-адмирал Александр Владиславович Жардецкий:

Дезинформация по «монстрам» — тут вы, возможно, не до конца правильно поняли. Или ваш собеседник, не имея права разглашать детали, изложил ситуацию в ужатом варианте, поэтому получилось подобие легенды. Для того чтобы запустить «дезу» противнику, нужно получить на это санкцию у руководства. Существовала специальная инструкция, запрещавшая работникам заниматься дезинформацией без разрешения руководства КГБ. «Деза» по такой сложной технике, как экранопланы, могла проводиться только на плановой основе — через разные источники, с участием ПГУ, ГРУ, 3-го главка и так далее. Руководители Особых отделов на местах имели право решать только узкую задачу с подачи Центра: подсунь им то, что мы скажем.

Подобное возможно лишь в одном случае, когда «деза» должна заставить противника немедленно действовать в определенном направлении и обнаружить себя. Даже если это и легенда, то весьма красноречивая: легенды о человеке заурядном никогда ещё на свет не появлялись.

Но Герман был оперативно грамотным человеком, мозг у него был — мозгом оперативника. Другому надо вдалбливать, разжёвывать, а Герману достаточно было поставить задачу. Как её выполнить — можно и не заикаться, он сам всё организует и доведёт до логического конца. Он не нуждался в мелкой опёке. Как бывший его начальник скажу, что Угрюмов отличался от некоторых оперативников-руководителей лаконичностью в отчётах. Другой сделает с гулькин нос, а рапорт пришлёт, как роман в стихах: вспотел — покажись начальству, пока рубаха не высохла. А Герман Алексеевич докладывал в двух-трёх словах: такая-то операция проведена успешно, результаты её такие-то. А за этими словами могло быть всё что угодно: свалка, стрельба, полномасштабный риск. Потом только мы узнавали о степени сложности проведённых им операций.

Будучи начальником корпусного органа, Особого отдела Каспийской флотилии, он уже в то время практически перерос себя по своим способностям к более сложным операциям. Пожалуй, это не один я понимал…