Глава 1 Родители. детство
Глава 1
Родители. детство
Дай Бог вспоить, вскормить, на коня посадить.
Русская пословица
Из личной анкеты:
Дата рождения: 10 октября 1948 г.
Место рождения: г. Астрахань.
Национальность: русский.
Александра Алексеевна Угрюмова, мать:
Родилась я в Астрахани 5 августа 1927 года. Самые яркие и жуткие воспоминания — война. Войну мы пережили очень тяжело. Старший брат погиб под Воронежем, там и похоронен. Фронт уже подходил к Астрахани, когда я закончила восемь классов и собралась поступать в техникум. В 1942 году умер отец. Мама сразу заметно постарела, силы ее оставили — горе в стране, горе в семье, горе кругом: похоронили папу — и тут же получаем извещение о смерти брата. Это кого хочешь подкосит…
Мама работала в швейной мастерской, где шили фуфайки для фронта, а мне на дом она брала работу — шить трехпалые рукавицы, тоже для фронта. Я не могла ее оставить в такое время. Сестра моя всю войну проработала в госпитале у операционного стола, всегда жаловалась на то, что ноги отекают. 15 мая 1945 года, уже после Победы, я официально поступила на работу. Стала работать в железнодорожном отделе перевозки почты на станции Астрахань.
А в 1946 году в город пришёл эшелон — наших солдат зачем-то перегоняли к иранской границе. Эшелон остановился на вокзальных путях, в городе шумиха: столько солдат-победителей приехало!.. Познакомились мы с Алешей при необычных обстоятельствах: у меня украли куртку, а он помог её найти. Утром является ко мне домой — с буханкой хлеба и огромным копчёным лещом. Сестра было возмутилась: что за вольности! У нас дома порядки были строгие. «Ты что, ему адрес дала? Свидание назначила? А вы, молодой человек, по какому праву сюда припёрлись?» — и так далее. Алексей сумел так объясниться, что приняли и его, и его драгоценный подарок (по тем-то временам!). Как-то сумел уговорить моего начальника дать адрес, где я живу, и явился. Старший сержант, грудь в «золоте»: ордена, медали. Рост — под два метра. Стал приходить ко мне, ухаживал за мной. Кончилось тем, что в 1947 году мы поженились. В начале года он демобилизовался (кажется, в феврале), а в мае приехал за мной: «Шурочка, пойдем под венец!» Как было отказать? Я уж и сама его полюбила, пока встречались. Красавец, герой! Две медали «За отвагу», за Варшаву, Кёнигсберг, Берлин… Одна медаль «За отвагу» за то, что подбил прямой наводкой танк — он был командиром 76-миллиметрового орудия, вторая — когда ходил за линию фронта и привел ценного «языка».
Помню, когда он за мной еще ухаживал — это было лето или весна 1946 года, зелень кругом, — сестра сообщила, что в Астрахань приехал с цирком знаменитый наш борец Иван Поддубный. Мы, конечно же, пошли, Лёша умудрился взять билеты в первый ряд. Поддубный гнул подковы, пальцами сворачивал в трубку пятаки, клал на плечи брус, как коромысло, на котором висели по шесть человек с обоих концов, и он устраивал из этой «вешалки» карусель. А потом лег на помост, на него положили щит и на щит вкатили рояль.
В перерыве Поддубный спрыгнул со сцены, подошел к Лёше, протянул руку:
— Здорово, солдат! Отвоевался?
— Отвоевался.
— Вот и хорошо. Жена? — глянул на меня.
— Будущая жена.
— Счастья вам! — пошел на сцену и уже оттуда: — Хорошая будет жена!
Лёша усмехнулся, глянул на меня:
— Кто знает, кто знает…
Капитан 2-го ранга Николай Алексеевич Медведев:
Отец Германа Алексеевича был разведчиком у Г. К. Жукова. Пошёл за линию фронта, притащил на себе немецкого офицера — очень нужного в тот момент «языка». Снимают с него каску, с этого немца, а он весь синий, едва дышит, того и гляди — концы отдаст. Пока наши медики его откачивали, командир спрашивает: «Угрюмов, ты что вытворяешь? Ты б еще труп нам приволок! Как ты его брал, так-растак?!» — «Да ничего я с ним не делал, голым кулаком по каске отоварил — и все!..»
Владислав Угрюмов, сын:
Дед был призван в армию в 1940 году, попал в Западную Белоруссию. Войну встретил в погранчастях. Тогда в каждом пограничном округе имелись части и подразделения по прикрытию государственной границы. Он попал в отдельный противотанковый дивизион, который дислоцировался неподалеку от Бреста — напротив Кобринского укрепления. Из истории Великой Отечественной войны известно, что многие полки в канун нападения фашистской Германии на нашу страну были выведены на манёвры, за пределы Брестского гарнизона. Вот там, в полевом лагере, их часть и встретила удар немецких войск. По рассказам отца, дед уже в первый день войны участвовал в рукопашной. Не побежали! Вечером 22 июня при поддержке танков БТ-7, остатков какой-то стрелковой дивизии, которая дислоцировалась восточнее Бреста, уцелевших пограничников, отдельной конвойной роты и роты НКВД, охранявшей железнодорожный мост через Буг, они попытались взять Брест обратно, но превосходство немцев, прежде всего в воздухе, сорвало эту мужественную атаку. Тем не менее они смогли прорваться к железнодорожному вокзалу Бреста — почти в полном окружении. Вскоре немцы оттуда их выбили.
После этого — около восьмидесяти километров непрерывного отступления. Уткнулись в какое-то болото. Снаряды все израсходованы. Утопили замки от орудий в болоте, орудия бросили и отступали в пешем порядке. Всё это время немецкая авиация бомбила и расстреливала отступавших. У «сорокапяток» обслуга — три человека, конная тяга полагалась только для 76-миллиметровых орудий. Лошадей всех давно перебили немцы с воздуха.
Отступление разбитых частей — всегда хаос, неразбериха и, наверное, паническое настроение. Нашёлся некий полковник, который взял командование на себя. Сказал: всё, здесь окапываемся и будем держать оборону! Собрал воедино все разрозненные и разбитые подразделения, которые отступали в этом направлении, рассредоточил по фронту — и тут они впервые испытали на себе, что такое танковая атака. Бой закончился удачно: подбили несколько танков, немецкая атака захлебнулась.
Затем опять отступление в направлении Смоленска. Потом был страшный бой под Ельней, где эсэсовцы устлали своими чёрными трупами всё поле, где полегли и почти все наши войска, где родилась Гвардия. Дед чудом остался жив.
После переформирования он попал в отдельную разведроту при Ставке Георгия Константиновича Жукова. Шли бои, а их держали в резерве. Кинули в самое пекло только под Кёнигсбергом. Их рота выходила в тыл немцам по подземным коммуникациям. Ухитрились протащить с собой «сорокапятку» и миномет с боекомплектом. Ударили как раз по немецкому штабу.
Держали в резерве — не значит, что не воевали. Участвовали в спецоперациях, охраняли вагон маршала Жукова. Не раз дед летал в немецкий тыл, к партизанам, выполняя только ему ведомые задания. Отец имел рост 1 метр 81 см. Дед — такой же крупной стати, но ростом повыше.
Александра Алексеевна Угрюмова, мать:
Однажды Алеша рассказывал, как в Берлине маршал Жуков устроил ему выволочку. Война уже кончилась, капитуляция подписана, в Берлине налаживается мирная жизнь, ну и нашим солдатам давно хочется по домам: стосковались по цивильному образу жизни. Алексей надел чёрные суконные брюки штатского покроя, заправил в сапоги и вышел по какой-то надобности. Идёт, а навстречу на «виллисе» — маршал. Остановил машину: «Подойдите, товарищ сержант!» Подошёл, доложился: такой-то, такой-то, направляюсь туда-то. «Поясните, как называется ваша форма одежды». «Товарищ Маршал Советского Союза, только постирал форменные брюки, как меня вызвали!» «С вестового бы снял или подождал, когда свои высохнут!..» «Виноват, товарищ Маршал Советского Союза!..» Жуков объявил ему пять суток домашнего ареста. «Есть пять суток домашнего ареста!»— развернулся по-уставному, пошёл. Жуков ему вслед: «Ладно, сержант, хватит с тебя трёх суток!»
Ещё был примечательный случай при форсировании Одера. Его орудие на конной тяге, а на переправе лопнули постромки. Лошади выплыли, а орудие утонуло. Перспектива — трибунал. И беда-то в том, что Алеша плавать не умел. Тем не менее сам нырял с вожжами, чтоб зацепить пушку. Вытащили.
Алексей долгое время работал на элеваторе, потом зашевелился осколок в лёгких — у него было несколько тяжёлых ранений. Отлежал в госпитале в Казани, и когда дело подошло к пенсии, решил перейти санитаром в психоневрологическую больницу. Там и дорабатывал стаж. Я ж 34 года проработала на элеваторе таксировщицей в бухгалтерии. А умер Лёша просто нелепо. Хирург после какой-то травмы снял ему ноготь с большого пальца и, чтобы не было воспаления, приказал медперсоналу: «Три дня поколите ему пенициллин». Пробу делать не стали — здоровяк. А у него организм, оказывается, не переносил пенициллина. После первого укола он упал — и сразу всё!.. Случилось это 10 декабря 1979 года. А родился он 5 марта 1923 года. 56 лет и 9 месяцев пожил на свете…
После войны трудно очень жили, поэтому Алеша и вынужден был всё время подрабатывать, чтоб вытянуть семью. Вдобавок кто-то нам нанёс сильнейший удар по семейному бюджету: решили мы строить свой домишко, купили лес, привезли, а лес этот украли. Подрабатывал Алексей у военных, там рядом с Бишкилем военные лагеря были. Это тот период, когда маршала Жукова назначили командующим Уральским военным округом — он и начал с обустройства. Такие городки там выстроил, столько дорог проложил!.. Я сама его видела несколько раз: коренастый такой, крепкий, уверенный, настоящий маршал. С рабочими здоровался обязательно, вступал в разговоры, отдавал распоряжения. За ним были закреплены два штабных вагона, в которых он, наверное, и жил какое-то время. Помню его двух огромных собак. Ездил на черной «эмке» и, что характерно, машину всегда оставлял у ворот, дальше шёл пешком: надо всё было своими глазами увидеть, с людьми пообщаться.
Знаю, что у Алёши была встреча с Жуковым, но подробностей не помню.
Капитан 1-го ранга Олег Иванович Пил-ов:
Когда Жукова отправили в глубинку командовать Уральским военным округом, он вспомнил, что где-то неподалёку должен жить бывший командир его отдельной разведроты, и приказал разыскать Алексея Платоновича. Доложили: живёт совсем рядом, в Бишкиле. Маршал на своей машине отправляет порученца: доставить. В поселке переполох: к Угрюмовым маршальская машина прикатила!.. Алексей Платонович поехал не один, взял с собой сына Германа. Так что юный Герман Угрюмов имел счастье повидаться с прославленным полководцем, а возможно, и посидеть у него на коленях. Можно как угодно относиться к этому факту из биографии — просто случай, мистическое совпадение, нечаянный перехлёст жизненных путей-дорожек… Но всё в жизни имеет некую закономерность, а может, и предначертание.
Александра Алексеевна Угрюмова, мать:
Детей у нас было четверо, Герман — старший. Родился он 10 октября в 1948 году. Лёня родился 21 февраля 1950 года, на следующий год — дочь Валентина, в 54-м году родилась дочь Надежда. Был еще один сын, но он умер в младенчестве. Когда я прихварывала, то за детей была всегда спокойна: муж и избу натопит, и похлёбку сварит, и детей покормит.
Герман характером был весь в отца, такой же ответственный. Бывало, с улицы кричат: «Герка, пошли в футбол играть!» — «Нет, я еще уроки не доделал!» Если я задерживалась на работе или уходила куда-то, он обязательно, без просьб и напоминаний, к моему приходу сделает что-нибудь приятное материнскому сердцу: дров принесёт, воды натаскает, картошку почистит, пол подметёт… И Лёня такой же был. Старшие дети отвечали за младших. Гера за Надей присматривал, Лёня за Валей. Однажды чуть не уморил Надюшку: она есть захотела, так он нажевал ей моркови и напихал полный рот — чуть не подавилась… Так и росли, помогая друг другу. В семье у нас не было слова «хочу», а было — «надо». Они и сами видели, как отец мне по дому помогает всё время, хотя приходит уставшим с работы.
А Германом мы назвали его в честь моего погибшего брата. Он знал это. Отец мой еще до революции служил на подводной лодке «Морж». И у Германа была мечта стать военным моряком. А когда ему было четыре годика, мама моя сшила ему пальтишко с пуговицами в два ряда — почти как у нашего директора элеватора. И когда его спрашивали, кем хочешь быть, он важно отвечал: «Директором».
Учился он стабильно хорошо, приятно было ходить на родительские собрания. Читал много. У нас в семье на хорошую библиотечную книгу была очередь: кто за кем читает. Круглым отличником он не был, но — всегда среди первых. Учителя говорили: если б все ученики были такими, как ваш сын, как приятно было бы в школе работать! И мне приятно, и отцу. Я никогда не спрашивала Геру, выучил ли он уроки: знала, что выучил. Сызмала на летних каникулах брал наше подсобное хозяйство на себя. С удовольствием ходил на покос, умел обращаться с лошадьми, работал на волокуше, на конных граблях. Мужики доверяли ему, потому что он был рослым, сноровистым, сильным.
Класса с 4-го стал всерьёз бредить морем: в тетрадках рисунки — сплошь море и корабли. Заявил совсем уже по-взрослому: «Буду военным моряком!»
Лариса Григорьевна Соколова, двоюродная сестра:
Геру назвали так в память о Германе Алексеевиче Шишкине, его дяде, пропавшем без вести в боях под Воронежем. Когда он до поступления в военно-морское училище жил в Астрахани, бабаня каждый год на 9 мая брала его с собой, покупала на свою скудную пенсию цветы, и они ехали в центр города к могиле Неизвестного солдата. Бабушка плакала о погибшем сыне, о том, что не может прийти к нему на могилку, что даже не знает, где сын похоронен.
В 1999 году заезжает на пару дней Гера и сообщает нам, что он по своим каналам обнаружил в одном из сёл Воронежской области стелу, на которой выведены золотом фамилии русских солдат, павших в боях за Родину. Одна из фамилий — Шишкин Г. А.
Сколько лет эта память ему не давала покоя!.. И ведь не успокоился, пока не нашёл место, где покоится прах дяди Германа, чьё имя он носит!
Владислав Угрюмов, сын:
В Баку, в редкие вечера, когда он бывал дома, мы иногда играли с ним в «морской бой». Причем не в клеточки, как обычно, а он придумал свою игру: на морской карте расставляли игрушечные корабли. Каждый корабль имел свою скорость, соответствующую условно настоящему кораблю, примерное вооружение. Эсминец мог двигаться через две клетки, крейсер — через три. Каждый корабль имел и свой радиус разведки. Стреляли по квадратам. Получались такие игровые КШУ (командно-штабные учения). Меня очень увлекала морская тематика игр, и отец всячески поощрял мой интерес к морю. Можно сказать, даже подогревал. Но — умело, исподволь.
Помню, я напросился на две недели матросом на мобильный полукатер. Он разрешил без колебаний. Матросы сшили для меня маленькую робу, гюйсик. Работал я как юнга, выполнял все поручения, даже на камбузе дежурил. Отец, чтобы меня не «расслаблять», приехал на катер только один раз: посмотрел, как я справляюсь с обязанностями, командира расспросил, матросов. Командиром катера был мичман Вячеслав Авт-ов — одновременно и личный водитель отца. Вот он, четыре матроса и я, юнга, — вся команда. Я многому там научился: как подать сигнал SOS, включить сирену, сигналы фонарем и флажками, как сделать прокачку, потом запустить вспомогательный двигатель, затем главный двигатель; где контрольные приборы: давления масла, температуры, расхода топлива; мог ориентироваться по компасу, знал расцветку вымпелов — который следует поднять в определенном случае. Многое мне отец рассказывал еще дома. Когда я в восемь лет серьезно заболел морем, он вручил мне военно-морской словарь: изучай! Потом экзаменовал: это что за судно? Водоизмещение его? Вооружение? Габариты? Пришлось мне выучить все корабли Каспийской флотилии: класс, длина, ширина, количество человек в экипаже, бортовые номера, водоизмещение, вооружение, сколько на каком корабле офицеров, мичманов и матросов… Он сам загорался, когда говорил со мной о море, о морской военной службе, о кораблях, флотоводцах, морских сражениях. Видимо, свербило на душе оттого, что мечта его детства осталась до конца не реализованной.
Александра Алексеевна Угрюмова, мать:
Когда он заканчивал восьмой класс, мы его опять спросили: кем хочешь стать? «Только военным моряком». Написала я тогда сестре в Астрахань, что Гера хочет приехать поступать в мореходку. Собрали его в дорогу. У меня было плохо со здоровьем, на следующий день ложилась на операцию, и я проводила его до вокзала в сумеречном состоянии — да таком, что на обратном пути домой заблудилась. Наплакалась вволю, так жаль было расставаться. Понимала, что с этого часа он уже оторван от дома, впереди своя жизненная дорога, свой нелёгкий путь.
Но в мореходку он не попал, там предпочтение отдавали детям моряков. А он то ли забыл, что дед его был подводником, то ли не захотел пользоваться дедовыми заслугами — смолчал об этом.
Остановился у сестры Антонины, поступил в судоремонтное ПТУ и одновременно в вечернюю школу. Не потерял ни одного месяца. Записался в ДНД — добровольную народную дружину. Были такие: патрулировали вечерами улицы, дежурили в клубах и на танцплощадках, утихомиривали хулиганов и пьяных. Еще учась в школе, он занимался боксом, хотя я и противилась. Но он сказал, что боксёром становиться не собирается, а для самообороны это надо. Поступил в бригадмил — и стал пропускать занятия в школе, о чём нам сообщила сестра. Правда, на успеваемости это никак не отразилось. Тем не менее поговорили с Лёшей, решили, что я съезжу в Астрахань, посмотрю всё своими глазами. Приезжаю, прихожу в школу. Учительница, Тамара Евгеньевна, говорит, что Герман иногда уходит с последнего урока на дежурство, но потом догоняет учёбу, так что причин для волнения пока нет. Рассказала про его особенность: есть, например, простой и известный способ решения задачи, а ему одного способа мало: ищет другие. Затем я поехала в судоремонтное училище. В вестибюле Доска почета — «Наши лучшие ученики», а в центре — портрет моего сына. Стою, плачу — слезы радости. Подошел заместитель начальника училища:
— Вы чья-то мама? Почему вы плачете?
— Да от радости плачу — за сына, за Германа…
— Угрюмова? О, это у нас золотой парень!
В Астрахани и мореходка, и речное училище, но ему надо было непременно в военное, и он подал заявку в военкомат. Военкомат направил туда пятнадцать человек, а училище выделило всего три вакансии. Но Герман конкурс выдержал и стал курсантом.
Лариса Григорьевна Соколова, двоюродная сестра:
Думаю, что был тот самый переломный случай, когда из упрямого, работящего, но бесшабашного уральского хлопца Герки Угрюмова началось превращение в Германа Алексеевича Угрюмова, будущего аса-контрразведчика, адмирала, будущего Героя России.
Гера сдал вступительные экзамены так: русский язык и литература — 5, физика — 5, химия — 4, английский язык — 4, математика — 2. Всё, провалился!.. Возвращаться в деревню, к отцу и матери? Какими глазами на них смотреть? Рвался-то на море, твердил им, что хочет стать военным моряком… В Астрахань, к тёте Тосе и бабане? То же самое — стыд глаза выест… Как он рассказывал позже, у него уже тогда выработался принцип: что бы ни случилось — нельзя сидеть сложа руки, надо что-то делать! Он набрался храбрости и пошёл прямо к начальнику училища на приём. Объяснил, как мог, что мечта его — стать морским офицером, что домой он вернуться не может — стыдно перед родными, что профтехучилище закончил с отличием, разбирается в дизелях…
Начальник училища затребовал экзаменационный лист, посмотрел оценки.
— Э-э, парень, да тебе б надо в гуманитарный вуз. Поди, и сам стихи пишешь?
— Пишу…
— Ну, так чего же к нам решил поступать? У нас же не Литературный институт.
— Да я с детства с железками вожусь. А литература — это больше для души…
— Ладно, верю в твой искренний порыв молодой души, что мечта твоя — стать морским офицером. Скажу больше: верю, что ты им станешь. Но даже если я тебя своим приказом зачислю в число поступивших, то кого-то ведь придётся отчислить. Того, чьё место ты займёшь. Решай — согласен?
— Ни в коем случае!
— Похвально. Тогда мой тебе совет: оставайся здесь, в Баку, устройся моряком на судно. Всё равно тебя скоро призовут в армию; обещаю тебе, что служить будешь здесь, на учебном корабле. За это время подучишь математику; а через годик попытай счастья ещё раз. Устроиться на «коробку» я помогу. Два часа даю тебе на раздумье.
Гера вышел из высокого кабинета — голова кругом. Главное-то — что провалился на экзаменах! И об этом позоре надо будет сообщить матери и отцу, бабане и тёте Тосе. Попробуй-ка — отыщи слова… Оправдал надежды, нечего сказать!
Так это всё его придавило, что он поднялся на последний этаж, сел на лестничную ступеньку и заплакал. Вдруг растворилась одна из дверей — выходит офицер в форме капитана 1-го ранга.
— Это что за «мокруха»? Провалился на экзаменах?
Гера согласно мотает головой и начинает вслух клясть себя за то, что не учил раньше математику, на которой и «запоролся». Кричал в исступлении:
— Я всё равно буду морским офицером! Я всё равно поступлю!
Каперанг стал его успокаивать:
— Будешь, будешь. Но зачем так кричать? Давай-ка в умывалку, сполосни лицо, приведи себя в порядок и пойдём со мной.
Этот капитан 1-го ранга оказался военврачом, работающим в училище. Он привёз Германа к себе домой. Дома уже ждали жена, дочь, сын Сергей, приёмный сын Николай — сын погибшего на войне друга, и друзья за столом. Геру накормили, потом офицер отозвал его и сыновей в другую комнату и сказал Сергею:
— Через два дня у нас будет дополнительный набор на другой факультет. Эти два симпатичных оболтуса — Николай и Герман — оба провалили математику. Даю тебе двое суток, чтоб ты их подтянул по этому предмету. Заодно и самому нелишне вспомнить кое-что. Если задача ясна, то — отдать якорь!..
Двое суток ребята потели над учебниками, потом были повторные испытания — Герман сдал на «хорошо» и был зачислен на химический факультет. Николай тоже поступил.
Думаю, после такой передряги Гера уже чётко усвоил, какая сложная штука жизнь и как трудно даётся мечта. Если это действительно — мечта. Во всяком случае, став курсантом, он разительно переменился в лучшую сторону: собран, подтянут, точен, обязателен, внимателен и так далее. Он уже всем существом впитал нравственный кодекс морского офицера, ещё не будучи им, и старался поступать и жить по его заповедям.