КНИГА 2 ОПЕРАЦИЯ «ГРОМ». ПРЕЛЮДИЯ К ПАДЕНИЮ СССР Глава 1 КГБ СССР — ОРГАНИЗАТОР ГОСУДАРСТВЕННОГО ПЕРЕВОРОТА
КНИГА 2
ОПЕРАЦИЯ «ГРОМ». ПРЕЛЮДИЯ К ПАДЕНИЮ СССР
Глава 1
КГБ СССР — ОРГАНИЗАТОР ГОСУДАРСТВЕННОГО ПЕРЕВОРОТА
Когда сформировался заговор?
Горбачев на своей пресс-конференции после возвращения из «крымского заточения» назвал дату и час начала государственного переворота, это — 18 августа, 17 часов 40 минут. Именно в это время к нему явилась группа заговорщиков с требованиями передачи власти вице-президенту Геннадию Янаеву.
Это, конечно, не совсем так — заговор был оформлен значительно ранее, а его механизмы приведены в действие немедленно после отбытия Горбачева в Крым, его летнюю резиденцию в Форосе. Но это была уже активная фаза заговора.
О том, что путч готовился заранее, — с периода неудачной попытки свергнуть Ельцина в феврале 1991 г. (инициатива «шестерки») и что руководство КГБ разрабатывало свои планы предельно тщательно, свидетельствует приказ председателя КГБ № 0036 от 19 марта 1991 г. (буквально за несколько дней до съезда народных депутатов России) — о переводе Управления комитета госбезопасности Москвы и Московской области в подчинение центральному аппарату КГБ. Наш российский КГБ, созданный в начале 1991 г., к началу путча так и не приступил к работе. Его руководство не смогло добиться у Крючкова штатного расписания для КГБ России, хотя Крючков обещал это лично Ельцину. А я был назначен даже членом «комиссии по разграничению полномочий между КГБ СССР и КГБ РСФСР». Председатель КГБ СССР выделил всего 20 штатных должностей, на которые были набраны машинистки, секретарши, хозяйственники. Все рапорты сотрудников центрального аппарата КГБ, которые изъявили желание перейти на работу в российский КГБ, оставались без ответа, либо им предлагалось «подождать». В результате российский КГБ бездействовал полгода, точнее, его не было. И кто знает, может быть, в этом тоже одна из причин, почему стал возможен этот путч. КГБ СССР приняв деятельное участие в заговоре против Президента СССР Горбачева, объективно способствовал развалу СССР. В этом его историческая вина.
Заговорщики превосходно понимали, что в такой обстановке, когда «люди ГКЧП», по сути, и являются реальной властью в стране, для полного изменения всей политики Кремля (а для этого и был осуществлен этот переворот) необходимо установление абсолютного контроля над столицей — Москвой. Но для этого надо было прежде всего сокрушить Верховный Совет России и президента Ельцина.
Верховный Совет России во главе с Хасбулатовым и президент Ельцин (это правильно понимали в ГКЧП) — реальная сила в Москве, их нейтрализация поэтому рассматривалась в качестве первоочередной задачи. Однако они отдавали отчет, что грубые силовые методы ныне, в августе 1991 г., могут сильнейшим образом дискредитировать новую власть, в том числе в сфере международных отношений. Так что они не были слабыми и безвольными, как будет писать позже о ГКЧП столичная пресса. Путчисты действовали далеко не глупо, а хладнокровно и расчетливо, о чем свидетельствовали многочисленные организованные (системные) мероприятия. Устрашающее воздействие через массированное введение в Москву армейских подразделений — это основа их плана. Следующий этап — принуждение к отставке Ельцина и Хасбулатова.
Таковы были общие установки плана по захвату власти ГКЧП, или, точнее, по внутреннему перераспределению власти в СССР, когда ее реальным обладателем становилась хунта — члены ГКЧП, в основном связка: Янаев — Крючков — Павлов.
Заговорщики: Крючков, Грушко и др.
Вдохновителем заговорщиков, выступивших против подписания Союзного договора, намеченного на 20 августа, было высшее руководство КГБ СССР, и прежде всего глава этого ведомства Крючков. Первые конкретные действия в деле подготовки заговора были предприняты еще в декабре
1990 г. Крючков пригласил в кабинет своего первого заместителя генерала Армии Грушко Виктора Федоровича (вместе с его помощником полковником Егоровым Алексеем Георгиевичем) и поставил перед ним задачу разработать проект Указа президента «О чрезвычайном положении». В этих целях Крючков передал в распоряжение Грушко двух своих помощников — заместителя начальника 12-го Главного управления Жижина и личного секретаря — адъютанта полковника Сидака.
Крючков изложил свою точку зрения на происходящие в стране события, а также какие, на его взгляд, меры чрезвычайного характера могут стабилизировать обстановку в стране. В результате работы этой группы были подготовлены проекты постановления Верховного Совета СССР и Указа Президента СССР (очень близкие по содержанию мерам, провозглашенным организаторами ГКЧП позже, в августе 1991 г.). Свои «рекомендации» эта группа передала генералу Грушко примерно 17 января 1991 г., и в тот же день они были вручены Крючкову. На этом видимая часть работы в структурах КГБ вроде бы закончилась. Тогда же прорабатывался вопрос о введении президентского управления в Литве.
На самом деле Крючков не отказался от активных действий — он втягивал в свои замыслы самых нужных для «дела» людей, вел с ними разговоры — особенно усердно он «обрабатывал» маршала Язова, министра обороны. Прежде всего для успеха замысла нужен был министр обороны, Язов. Маршал Язов, участник Великой Отечественной войны, прошедший путь от солдата до маршала, конечно, как небо от земли отличался от маршалов войны, умных, мощных, чрезвычайно волевых, но он был честным солдатом, военачальником, преданным Армии, государству, народу. Он глубоко переживал упадок страны, вооруженных сил, говорил на эту тему с военачальниками, но никогда не подвергал критике Горбачева и не ставил под сомнение политический курс президента. Он был прост и прямолинеен, пользовался уважением в военно-политических кругах, в руководстве КПСС. В то же время Язов был несколько робок и безынициативен в постановке обостряющихся армейских проблем перед политическим руководством страны. И поэтому «разговоры» Крючкова на «больные темы» вызывали у Язова «понимание». Так они постепенно сближались. Вот он, министр обороны маршал Язов, и был избран Крючковым как самая важная фигура в будущем заговоре. При любых мероприятиях весны — лета 1991 г. (совещания, заседания и прочее, включая у самого Горбачева в Кремле), а их было тогда множество, в рамках которых приходилось участвовать и мне, — на них неизменно бывали и Язов, и Крючков, и маршалы Ахромеев с Варенниковым (главнокомандующий сухопутных войск), и Крючков стремился «перекинуться» какими-то своими мыслями с маршалом. Постепенно «разговоры» становились все более откровенными…
«Новая активность» Крючкова в вербовке влиятельных участников заговора была связана с приближением сроков завершающего этапа в эпопее Союзного договора — этого любимого детища Горбачева. Когда Крючков узнал о том, что 20 августа намечено подписание «договора», а с начала августа планируется выезд Горбачева в Крым для отдыха, он решил: «Надо действовать! Теперь или никогда!»
С возвышением Валентина Павлова последний тоже быстро сблизился с Крючковым, предоставил в его распоряжение крупные денежные средства для повышения заработной платы центральному аппарату КГБ, улучшения обслуживания, укрепления материально-технической базы; все просьбы Крючкова этого характера исполнялись немедленно и в полном объеме. Оба нашли «общий язык» в оценке ситуации в стране, критически отзывались о Горбачеве, считали необходимым «остановить» российское руководство как «первый этап» на пути к «выправлению гибельного пути». Необходима была, по их твердому убеждению, политика «закручивания гаек», хотя бы временно, на непродолжительный срок, и возвращение «твердой руководящей роли КПСС»…
Крючков понимал, что в горбачевском проекте «договора», явившемся результатом не просто компромисса «центра» и «республик», а бесконечных уступок президента по принципиальным вопросам, имеются такого рода «изъяны», которые ставят на границу выживания СССР как единое государство; что речь идет, по сути, о конфедерализации государства, существенном ослаблении «Центра». Это вызывало несогласие многих авторитетных деятелей того времени, но они, но существующей традиции и привычке, не высказывались публично, создавая впечатление поддержки горбачевского проекта. И как ни странно, известная «межрегиональная депутатская группа» (МДГ) из Верховного Совета СССР («группа Афанасьева — Попова») одобрила этот проект, активно возражал только Анатолий Собчак! Таким образом, сепаратисты и «вроде бы демократы» вместе с группой высших партийных чиновников нашли в этом «союзном договоре» своего рода общий интерес, они как бы заключили «негласный союз». С моей точки зрения, подлинной трагедией для демократического развития СССР (а затем и для России), на который встал президент Горбачев, стало то обстоятельство, что узкая группа интеллектуалов-депутатов СССР, причем далеко не самых представительных в обществе, громко закричала, что только она, эта «группа избранных» (чуть ли не «провидением»!), представляет «демократические силы страны» и в целом «либерально демократические ценности». А стараниями СМИ эта идея была буквально навязана обществу. Отсюда выходило, что ни Горбачев, ни другие — никто демократами не являются. Они буквально навязывали свои, далеко не адекватные, представления о путях развития страны, экономической реформы, способах и методах преобразования государства и общества, причем с крайне радикальных позиций. Они и выступали откровенными сторонниками «развода» СССР по союзным республикам — то есть «раздела» СССР. Это, естественно, вызывало крайнее раздражение у офицеров КГБ, которые рассматривали всех этих радикал-демократов из МДГ откровенными провокаторами. Обо всем этом и многом другом говорили Крючков и Язов между собой. В начале августа они договорились о «необходимости взаимодействия» в подготовке «мероприятий» по стабилизации ситуации в СССР на оперативной даче КГБ (в Машкове).
Грачев, Егоров и Жижин
5 августа первый заместитель Крючкова генерал армии Грушко Виктор Федорович вызвал к себе заместителя начальника аналитического управления Егорова Алексея Георгиевича, и вместе они пошли к Крючкову. В кабинете главного чекиста СССР находились Жижин (заместитель его начальника секретариата Крючкова) и генерал Павел Сергеевич Грачев, командующий ВДВ, заместитель министра обороны СССР (Грачева к Крючкову направил Язов). Крючков сообщил, что им втроем, то есть Егорову, Грачеву и Жижину, поручено «проанализировать вопрос о необходимости введения чрезвычайного положения в стране, изучить последствия такой меры, если она будет предпринята». Для этой работы «группа» выехала на оперативную дачу 2-го Главного управления КГБ под Москвой, у деревни Машково. «Группа» работала 2 дня, разрабатывая «документ»; в ее распоряжении были предоставлены многие материалы и документы, характеризующие социально-экономическое и политическое положение страны. По мере необходимости участники «группы» запрашивали разного рода дополнительные справки и оперативно их получали (это организовывал Жижин). Итогом работы «группы» явилась «справка» (объемом 4 стр.), в которой ее участники пришли к выводу о нецелесообразном введении ЧП. Они обосновывали этот вывод следующими причинами:
• Во-первых, развал экономики не достиг той критической черты, за которой лишения и трудности со снабжением населения самым необходимым неизбежно привели бы к использованию жестких мер по наведению порядка в стране, рационированию продуктов питания и т. д.
• Во-вторых, многие люди в стране надеются на то, что новый Союзный договор «снимет» ряд острых проблем и противоречий, а ЧП будет восприниматься как давление на народ с целью «отмены» предстоящего утверждения Договора. Это вызовет их откровенно негативную реакцию, когда не будут исключены публичные выступления против данной акции.
• В-третьих, российское руководство во главе с Ельциным пользуется у населения СССР большой популярностью, и в случае его несогласия с ЧП это приведет к провалу сам режим чрезвычайного положения.
Как видно, составители «справки» были далеко не глупыми людьми, они вполне адекватно оценили общую ситуацию в СССР на начало августа 1991 г. «Справка» была передана 10 августа первому заместителю Крючкова генералу Грушко. Грушко прочитал ее, согласился с выводами и сказал, что немедленно передаст «бумагу» председателю КГБ. Крючков, получив «справку», не реагировал вплоть до 15 августа. Но он, конечно, работал, и достаточно активно, в частности продолжал вести непрерывные «разговоры» с наиболее влиятельными деятелями сложного государственно-партийного механизма, возглавляемого Михаилом Горбачевым.
15 августа, кабинет Крючкова: «группа» получает новое задание
Утром 15 августа Крючков пригласил Грушко, Егорова и Жижина и поставил перед ними задачу срочно подготовить проект «документа» о первоочередных мерах экономического, социально-политического и правового характера, которые необходимо реализовать в условиях чрезвычайного положения. Он далее пояснил, что в разработке «Документа» от Минобороны снова будет участвовать генерал Грачев (по поручению Язова), он присоединится позже, поскольку в настоящее время находится в Рязани. При подготовке «Документа» Крючков предложил использовать положение Закона о чрезвычайном положении и ранее ими же подготовленную «Справку». Главный чекист дополнительно надиктовал им следующие положения (читая с листов бумаги): «В стране сложилась критическая обстановка с уборкой урожая, грозит голод (обратим внимание на этот пассаж — «голод» — позже эту идею использует премьер Павлов и особенно активно Гайдар!), надо оказать селу помощь техникой, запчастями, топливом и т. д. Надо направить на село военнослужащих, рабочих, студентов. Необходимо всем тем, кто хотел бы приобрести земельные участки, — предоставить их (до 15 соток!), в целях ведения садоводства, огородничества и пр. Особый вопрос — о срочных мерах по подготовке к зиме, обеспечения теплом — он должен получить первостепенное разрешение, в том числе с привлечением армии и МВД. Еще один вопрос — проблема жилищного строительства — с этим делом в стране «полный провал».
Крючков потребовал подчеркнуть, что в «документе» должно быть предусмотрено право на свободную предпринимательскую деятельность, включая частные ее формы — то есть речь шла о легализации принципа частной собственности.
Просто замечательно! Но почему это надо было делать через введение «режима чрезвычайного положения»? Еще один вопрос — это вопрос упорядочения цен — как его решить? По Крючкову — надо срочно привлечь ученых и специалистов с целью разработать средства для нейтрализации роста цен на продукты питания и пр. Получив указание, «группа» отбыла в Машково, куда к вечеру подъехал генерал Грачев. Утром 17 августа «группа» закончила работу над «документом», он был снова передан Грушко (для передачи Крючкову).
На объекте «АБС»
Организационное оформление группы заговорщиков из видных деятелей государства, ЦК КПСС, правительства, КГБ и Армии произошло 16 августа 1991 г на представительской даче КГБ, в конце Ленинского проспекта. Еще утром Крючков созвонился с Павловым, Баклановым, Шениным, Язовым и пригласил их на указанную дачу (она называлась объект «АБС»). Язов сказал, что сможет прибыть только после завершения торжественного вечера, посвященного дню ВВС СССР. В заговор Крючков вовлек также начальника канцелярии Горбачева Болдина, но он оказался болен, находился на больничном режиме, но согласился приехать попозже.
16 августа в 18 часов Крючков, его первый заместитель Грушко Виктор Федорович, помощник Грушко полковник Егоров (все — в машине Крючкова) выехали на эту дачу. Вскоре сюда же прибыли: премьер-министр Валентин Сергеевич Павлов, министр обороны Дмитрий Тимофеевич Язов, председатель военно-промышленной комиссии Бакланов, член Политбюро ЦК КПСС Олег Шенин. Когда около 21 часа прибыл Болдин, Язов, большой знаток поэзии, в том числе классической, продекламировал: «И ты, Брут, с ними!» Все заулыбались.
Начал разговор Крючков, сказав, что им предстоит сделать нелегкий выбор, поскольку страна близится к развалу, в том числе из-за вероятного подписания нового Союзного договора, явившегося плодом «иностранной подрывной деятельности» и «агентов влияния» вокруг Горбачева. Затем выступил Павлов, обрисовавший крайне сложную ситуацию в экономике, которую невозможно преодолеть «обычными средствами» — для этого необходимы экстренные, чрезвычайные меры, на которые Горбачев не идет. Обсуждение ситуации длилось достаточно долго, прикидывали, какие способы следовало бы избрать, во-первых, для блокирования намеченного Горбачевым на 20 августа подписание нового Союзного договора, во-вторых, для решения социально-экономических проблем. Для этого, по мнению собравшихся — они согласились в этом, — следует энергично начать «активные действия». Сегодня же, с вечера 16-го и завтра, 17-го, им, всем собравшимся, «следует продумать комплекс мероприятий, а вечером 17-го в 20.00 собраться здесь; может быть, в несколько расширенном составе, для рассмотрения предлагаемых мер»…
Утром 17-го Язов пригласил к себе первого заместителя, генерал-полковника Ачалова Владислава Алексеевича (по чрезвычайным ситуациям) и командующего сухопутными войсками Варенникова Валентина Ивановича. Министр рассказал им о замысле «группы руководящих товарищей решить обостряющий кризис в стране» и предстоящей встрече для обсуждения этого замысла. В условленное время Язов вместе с этими двумя генералами прибыл на известную нам дачу КГБ (в конце Ленинского проспекта)… Приступили к обсуждению: с чего начать и какие действия они, то есть собравшиеся, могли бы предпринять? Но сперва стали гадать, кого Горбачев «выгонит» после подписания Союзного договора,
Бакланов (обращаясь к Павлову). Тебя Горбачев уберет сразу же после 20 августа. Он планирует предложить твой пост Ельцину, но тот откажется, а вот Назарбаев — согласится, если ему предоставят больше полномочий, чем у тебя…
Павлов (с ухмылкой, «вечно веселый», по определению Язова). Я это знаю, за должность не держусь, готов всегда уйти в отставку. Пусть другие разгребают этот хаос, если сумеют.
Крючков (обращаясь к Грушко). Виктор Федорович, зачитай «бумагу», приготовленную нами…
Грушко встает и начинает зачитывать пакет «бумаг» — о введении чрезвычайного положения, краткое заявление Горбачева об отставке, проект «Заявления Советского руководства к народу». Поперхнулся. Попросил продолжить чтение своего помощника Егорова. Тот дочитал до конца. Началось обсуждение.
Бакланов предложил подготовить еще один «документ» — указ о передаче полномочий президента вице-президенту Геннадию Ивановичу Янаеву. Все согласились и перешли к обсуждению другой темы — что делать с Горбачевым? Согласились на том, что его следует «изолировать» на его резиденции «Заря» в Форосе (Крым), заменить охрану и пр. Военные молчали, говорили в основном «политики» из Политбюро и Крючков с Грушко.
Крючков. Нам надо слетать в Форос и убедить Горбачева временно передать полномочия президента вице-президенту Янаеву и «комитету по чрезвычайному положению». Пусть Горбачев продолжает отдыхать в отпуске…
Болдин. Видимо, это могло бы стать самым правильным решением. Михаил Сергеевич, должен сказать, в последнее время находится на пределе физических возможностей…
Павлов. Я думаю, к Горбачеву надо направить людей, обладающих реальной властью — Крючкова или Грушко (от КГБ), Язова или кого-либо из его заместителей (от Армии), Пуго (от МВД)…
Чрезвычайно любопытно это павловское «людей, обладающих реальной властью» — себя, премьера огромной державы, Павлов не причисляет к людям — обладателям реальной власти; в этом — прямое выражение комплекса неполноценности, случайности этого человека на вершине пирамиды политической власти. Но в данной реплике Павлов прикрывал и свою трусливую позицию, не желая встречаться с Горбачевым. После короткого обмена мнениями избрали «делегацию», в состав которой вошли Бакланов, Шенин, Варенников, Болдин и Плеханов. Затем приступили к обсуждению проектов «документов», то есть к вопросу формирования нормативной базы для перевода заговора в режим реального государственного переворота — введение чрезвычайного положения, передача президентской власти от Горбачева к Янаеву и пр.
Все эти проекты были подготовлены Крючковым и его аппаратом ранее, о чем я упоминал. По мере ознакомления с проектом по введению «чрезвычайного положения» Павлов требовал «ужесточить меры правового характера» в отношении демонстрантов, забастовщиков, митингующих, выступающих против «нового политического руководства» СССР. Заговорщики одобрили все эти «документы», после чего Павлов предложил, «что теперь следует поставить в известность Янаева и Лукьянова». Как выяснилось, ни вице-президент СССР, ни Председатель Верховного Совета СССР не знали о планах и действиях заговорщиков. Павлов сказал, что «с Янаевым вопрос будет решен, но с Лукьяновым нам придется «повозиться» — он человек слишком осторожный, хотя в последнее время у него сильно осложнились отношения с президентом по вопросу о Союзном договоре». Шенин также подтвердил, что Янаев согласится.
Лукьянов находился в отпуске. Стали гадать, где он может быть? Кто-то из помощников — чекистов Крючкова, присутствующий на «совещании» заговорщиков, сообщил, что Лукьянов «отдыхает на Валдае», в доме отдыха Совета министров СССР. Язов сказал, что может предоставить вертолет, если надо будет его срочно доставить в Москву. Решили немедленно созвониться с ним и пригласить для «беседы». Затем стали «искать» министра иностранных дел Бессмертных — он также был в отпуске — и тоже не знали, где его искать. Тот же «всезнающий» помощник-чекист Крючкова подсказал, что главный дипломат отдыхает под Минском. Крючков вызвался «переговорить» с Бессмертных — попросит его срочно прибыть в Кремль… В это время входит помощник главного чекиста, сообщает, что Лукьянов на связи. Премьер выходит вслед за ним в приемную.
Павлов. Анатолий Иванович, здравствуйте, это — Павлов. Я вас прошу, пожалуйста, срочно выезжайте в Москву. За вами вылетает вертолет.
Лукьянов. Зачем я вам понадобился? Что у вас случилось? Насколько я знаю, Горбачев в Форосе.
Павлов. Это — не телефонный разговор, Анатолий Иванович, случилось много чего, нам надо переговорить. Сейчас мы направляем делегацию с некоторыми предложениями Горбачеву, поэтому хотелось бы посоветоваться с вами.
Лукьянов. Что за «делегация»? Какие «предложения»? Я не в курсе ваших дел. Мне Горбачев запретил появляться в Москве до его возвращения с отдыха. Я не могу прибыть к вам.
Павлов. Анатолий Иванович, я здесь не один, мы вас просим все-таки срочно прибыть в Москву для консультаций — слишком важный вопрос нам приходится решать в самом срочном порядке. Слишком дорого время…
Лукьянов. Кто это «нам»? Кто с вами? Что вы затеяли?
Павлов. Здесь мы все — Бакланов, Шенин, Крючков, Язов, Болдин и другие товарищи…
Лукьянов. Передайте трубку Бакланову.
Бакланов. Здравствуйте, Анатолий Иванович, как отдыхается?
Лукьянов. Плохо. Что у вас за «собрание» и что надо от меня, зачем вы вызываете меня в Москву? Мне Горбачев запретил появляться в Москве до его возвращения из Крыма.
Бакланов. Анатолий Иванович, не беспокойтесь. Всю вину за ваш отзыв я возьму на себя. Мы готовим предложения Горбачеву для вывода страны из кризисного состояния, нам необходимо проконсультироваться с вами. Пожалуйста, выезжайте немедленно. Вертолет за вами будет направлен незамедлительно.
Лукьянов. Хорошо, только на ночь глядя вылетать не буду Возвращусь рано утром…
Лукьянов прибыл в Москву рано утром следующего дня, 18 августа.
Приступили к обсуждению «технологии» переворота. Язов предложил договориться о силах и средствах, которые должны быть задействованы в момент самого переворота — что и кому «брать под охрану», что должны делать КГБ, МВД, Армия. Крючков пояснил, что «участие МВД еще не определено, поскольку Пуго не поставлен в известность о замыслах, но Армия уже действует в координации с КГБ», — видимо, он имел в виду участие генерала Грачева в выработке «документа о 411». Тогда Язов предложил Крючкову «согласовать действия двух ведомств — Армии и КГБ». Крючков согласился и сказал, что на утро следующего дня, 18-го, к Ачалову он направит генералов КГБ Петроваса, Валганова и Воротникова (начальника 3-го Главного управления) — с целью проработать оперативные вопросы взаимодействия подразделений КГБ и Армии.
После этого военные (Язов, Ачалов, Варенников) заявили, что им необходимо приступить к «работе», отказались от предложенного Крючковым ужина и отбыли… Бакланов, Павлов, Шенин, Болдин вместе с хозяином прошли в столовую. Вели общий разговор, и в самом конце ужина Крючков сказал:
— Надо переговорить с Ельциным и руководителями других республик, если они поддержат наше решение о введении чрезвычайного положения и отстранения от власти Горбачева, мы их трогать не будем.
Шенин. Не знаю, как отнесется большинство руководителей республик, но убежден, что Ельцин защищать Горбачева не будет. Он будет рад отстранению Горбачева, вы же знаете, как он ненавидит Горбачева.
Бакланов. Вот этим и надо воспользоваться. Поставить Ельцина в жесткие условия — или поддержи наши действия, или отправишься вослед Горбачеву в политическое небытие.
Крючков. Да, именно так, на этом и был построен наш «план». Уверен, что с Ельциным мы сумеем договориться. Он хоть и не очень умный мужик, но ориентируется ловко — быстро поймет, что другого выхода у него нет, кроме как сотрудничать с нами — иначе потеряет все. Третий раз «выйти сухим из воды» ему удастся…
Крючков имел в виду вторичное возвращение Ельцина на политическую арену. Изгоняя Ельцина с поста первого секретаря Московского горкома КПСС, Горбачев сказал: «Больше я тебя в политику не пущу». Но благодаря самой горбачевской демократии Ельцин, вопреки воле Горбачева, вернулся в большую политику. Это и имел в виду Крючков, говоря «в третий раз у Ельцина не получится возвращение в политику. Он канет в небытие, если не согласится на сотрудничество». Так они планировали.
Заговорщики решили, что Павлов и Язов переговорят с Ельциным, а также с Кравчуком (Украина), Шушкевичем (Белоруссия), Назарбаевым (Казахстан) и другими лидерами союзных республик. Таким образом, на этом решающем собрании заговорщиков был разработан и приведен в действие механизм осуществления государственного переворота. Он был направлен на смещение президента Горбачева, создание неконституционного органа власти — «государственного комитета по чрезвычайному положению», отмену запланированного подписания нового Союзного договора, недопущение прогрессивных преобразований в стране, жесткое подчинение союзных республик новому политическому руководству СССР, установление авторитарного политического режима…
В целом же заговорщики на этом «совещании» приняли следующие решения:
1. Ввести в действие Закон о чрезвычайном положении в рамках постановления «О Государственном комитете по чрезвычайному положению», к которому переходит вся власть в СССР.
2. Направить в Крым к Горбачеву делегацию в составе Шенина, Бакланова, Болдина, Варенникова и Плеханова. Перед делегацией была поставлена задача «убедить» Горбачева согласиться с ЧП.
3. При несогласии Горбачева с «планом» он изолируется — под предлогом болезни президентская власть переходит к вице-президенту Геннадию Ивановичу Янаеву (фактически — к ГКЧП).
Премьер Павлов и его инсинуации о грядущем голоде в СССР
Премьер Валентин Сергеевич Павлов возглавил Правительство СССР в начале 1991 г. (после отправления в отставку Николая Рыжкова) — ранее он занимал должность министра финансов. Будучи финансовым министром, Павлов фактически развалил всю финансовую систему страны и, как это часто происходило в СССР, сделал большой скачок в своей карьере. Трудно сказать, какими мотивами руководствовался Горбачев, выдвигая эту довольно посредственную личность на такую сверхответственную работу. Видимо, теми же соображениями, что и Ельцин (и Горбачев, и Ельцин, при всей их непохожести, — продукт воспитания одной системы — всемогущей «кадровой» политики КПСС). При этом Горбачев, несомненно, руководствовался и опытом своих отношений с Рыжковым — при всей покладистости, Рыжков стремился быть самостоятельной фигурой. Павлов никогда не мог быть фигурой самостоятельной — он был для этого слишком слаб и безволен. А вот склочником и интриганом был незаурядным. Поэтому он раньше других стал сообщником Крючкова (он это, разумеется, категорически отрицал в ходе следствия и позже). Уже вскоре после того как он стал премьером, Павлов на заседании Верховного Совета потребовал чрезвычайных полномочий для своего правительства. И необычайно разозлил Горбачева. После подписания нового Союзного договора Горбачев его планировал сместить. Вот еще один мотив для Павлова принять активное участие в заговоре против президента.
Не умея использовать и привести в активное движение существующий мощный механизм исполнительной власти в целях решения социально-экономических проблем, Павлов увлекся идеей ужесточения административно-бюрократической системы, с репрессивными элементами. В этом он усматривал единственную возможность стабилизации обстановки в стране. Поэтому он раньше других стал на позиции Крючкова, найдя с ним общий язык. Не случайно 17 августа, на совещании у Крючкова, Павлов, услышав о «списке» в сотню человек, которых необходимо «изолировать при введении в действие режима ЧП», закричал, что «надо тысячу». Павлов, кстати, недовольный вначале «вялым» характером совещания, тогда же проговорился: «Четвертый раз собираемся, а результатов нет». Ясно, что Крючков, Павлов, Язов, Бакланов и Шенин ранее неоднократно встречались и обсуждали «ситуацию». Павлов сообщил также, что дал «бумагу» президенту относительно Союзного договора, в котором он якобы выразил свое несогласие с этим проектом.
На указанном совещании премьер сообщил заговорщикам, что провел заседание президиума и Кабинета министров и все согласны с «нашим подходом» решения «проблемы», хотя некоторые члены Кабинета выступали в «поддержку», но с «позиций закона». Интересно, если они действительно выступали в «поддержку ГКЧП» — как это могло быть с «позиций закона»? Что только не придумают люди в оправдание своей подлости!
В своих показаниях на следствии Павлов пытался делать ударение на неумолимо наступающий кризис в экономической сфере, для решения которого необходимо было ввести режим чрезвычайного положения. Проблемы носили острый характер и трижды ставились и обсуждались на заседаниях президиума и Кабинета министров. Причем дважды они обсуждались с участием премьеров всех республик. Один раз этот вопрос рассматривался с участием самого президента. Но конкретных мер по решению этих вопросов найдено не было — по мнению премьера — по целому ряду причин. И главная из них — неисполнение принятых решений. Выходило, по Павлову, чтобы поднять исполнительную дисциплину, «надо вводить чрезвычайное положение!». Последнее заседание правительства, которое Павлов, по поручению президента, проводил для обсуждения сложившейся в стране экономической ситуации, по существу, сводилось к этим трем «моментам» и к вопросу о том, «что следует делать зимой». Однако никаких конкретных решений правительство Павлова не приняло, министры жаловались на все и всех, только никто ничего не говорил конкретно, что следует делать каждому из министерств и других ведомств.
Оправдываясь, или, точнее, пытаясь оправдаться, Павлов ссылался на «статистику», которую при этом очень вольно трактовал. Так, он рассказывал, что, по якобы «нашим данным», в стране складывается ситуация, которая не позволяет собрать весь урожай текущего года. А урожай этот в целом был не такой уж бедный, как предполагали правительственные чиновники, еще весной — на уровне 180–190 млн т зерна, против 218 млн в 1990 г., то есть на 25 млн т меньше. Кстати в 1990 г., собрав 218 млн зерна, было закуплено более 30 млн на внешних рынках. Это было сделано, объяснял Павлов, чтобы «дожить до нынешнего (1991 г.) урожая». По его словам, бывали дни, когда даже в Москве хлеба оставалось на 3–4 дня. А такие крупные центры, как Свердловск или Горький, были на грани остаться без хлеба с запасами на 1–2 дня. Поэтому уменьшение ожидаемого объема зерна для страны было катастрофическим. Кроме того, на заседании Кабинета в начале августа (без участия президента) мы — то есть правительство — пришли к выводу, что, не имея такого объема урожая, как в прошлом году, в стране складывается кризисная ситуация со сдачей зерна. Проблема была в том, что крестьяне отказываются сдавать хлеб…» «У нас в последние годы товарность крестьянского хозяйства стала резко падать… Мы готовились к тому, что все уменьшение урожая практически ляжет на уменьшение закупок зерна у крестьян, то есть государство вообще не получит того количества зерна, которое нам нужно. А нам необходимо только для питания людей 56 млн тонн, а чтобы вообще прожить до следующего урожая, включая комбикорма и т. д., нужно 96 млн. Если же ставить задачу восстановить те запасы, которые мы съели в прошлую зиму, необходимо иметь 106 млн тонн. По оценкам же специалистов, при нынешнем урожае мы сможем заготовить всего 50–55 млн тонн зерна… К тому времени, когда Президент уехал в отпуск (начало августа 1991 г.), заготовка зерна была всего лишь на уровне 22 млн тонн. И реально мы ожидали, что общий объел заготовок зерна будет на уровне лишь 35 млн тонн (отметим, урожай был неплохой, но исполнительная власть, в том числе на местах, сумела организовать сбор зерна в пределах 35–40 % урожая!)… В такой ситуации страна стояла на пороге голода!» — без зазрения совести утверждал этот хитрован от большой политики. И далее: «Да, действительно, хлеб есть у крестьян, но его нет у государства. В связи с этим им невозможно маневрировать по стране, поэтому мы решили, что на страну неумолимо надвигается голод… Мои поездки по стране убеждали меня в этом».
В этих показаниях Валентина Павлова необходимо выделить три важных момента, которые премьер пытался использовать как обстоятельства, могущие, на его взгляд, смягчить его вину как участника антигосударственного переворота. Но ирония истории заключается в том, что все эти три «павловских аргумента», пережив своего автора, были использованы другими политическими игроками — такими же неудачниками и неумехами, как и Павлов, но, в силу стечения иных обстоятельств, обласканными текущей российской политической историей. Так, ученик Павлова (в прямом смысле слова), Егор Гайдар, в обосновании «своей реформы» (как Павлов — в обосновании переворота) позже оправдывался ссылками на «неумолимо наступающий голод». Ну не анекдотично ли это все? Один, «во избежание голода», совершает государственный переворот, вводит в столицу войска, другой — «во избежание того же голода» — обирает до нитки и пускает по миру всех до единого граждан страны! Вот они, «великие реформаторы» — и по Горбачеву, и по Ельцину! Их «кадры»! Повторим, здесь важно остановиться на следующих трех моментах из крючковско-павловских измышлений относительно «наступающего на Россию голода» в 1991 г. — эту идею взял в качестве ключевой позже Гайдар (как я упоминал, для оправдания своих безумных — не столько реформ, сколько — контрреформ).
Первый момент. Факты и цифры, которые приводит Павлов, доказывая, что «сбор зерна был недостаточным», «сбору зерна угрожали срывы», «запасы: на 3–4 дня» и т. д., — все это в какой-то мере соответствовало истине. Но — «в какой-то мере», не больше. Но все это было так далеко от реальности и никакого отношения к голоду, наподобие того, что происходило в период после Гражданской войны, которой предшествовала 4-летняя Первая мировая война, — с их тяжкими последствиями, — а именно на это намекают некоторые публицисты, сторонники Гайдара, — не имело места в СССР в 1991 г. К тому же, по данным самых авторитетных специалистов, в 1990–1991 гг. не менее трети всего зерна погибало или транжирилось в результате негодного хранения, злоупотреблений, несанкционированных поставок на зарубежные рынки, скармливания скоту, расхищений через различного рода огромного числа подпольных сделок быстро растущими кооперативными предприятиями. То есть речь шла о неспособности правительства и властей в регионах жестко контролировать всю цепочку отечественного производства зерна — от сбора до переработки и доставки потребителю.
К тому же Павлов приводит искаженную статистику — «луковые цифры», пытается намеренно запутать ситуацию. Отмечу, немного забегая вперед: после подавления путча в августе — сентябре урожай был собран в России полностью, и вместе с уже осуществленными закупками зерна (и оплаченными ранее) его вполне хватило на 1992 г. А если учесть, что с объявленной политикой либерализации с 1 января 1992 г. цены на хлеб буквально взлетели вверх и сельские жители стали резать крупный рогатый скот (который традиционно кормили дешевым хлебом, закупая его в магазинах), хлеба было в изобилии.
Кстати, это никак не было связано с деятельностью правительства Гайдара (исключая резкое повышение цен, для чего не надо было иметь особого ума). Он в ряде своих публикаций, в оправдание своих безумных действий, прибегает к крючковско-павловской выдумке о «близком голоде», спасителем от которого, конечно же, явился он, «великий реформатор Гайдар»! Каков шарлатан от пера! И что любопытно, снова эту ничтожную и лживую идейку, как и в гайдаровское правление 1992 г., стали распространять «либеральные» СМИ! Интересно, научатся когда-нибудь эти люди думать головой?
Напомню, в «справке», подготовленной 5–7 августа военными (Грачев и др.) на основе анализа огромного фактического материала, отражающего реальную ситуацию в социально-экономической области страны, «люди Крючкова», вместе с генералом Грачевым, пришли к совершенно правильному выводу о том, что, несмотря на сложившиеся трудности, «ситуация далека от того, чтобы назвать ее критической». Да, были трудности, сложности, причем в основе своей складывающиеся как следствие падения эффективности исполнительной власти на всех уровнях. Но говорить о наступающем якобы «голоде» — это было просто несерьезно.
Однако из высказываний самого Павлова очевидно, что множество вопросов, связанных со снабжением продовольствием, организацией поставок, действием финансовой системы и пр., непосредственно сопряжено с дезорганизацией хозяйственной жизни, предельным падением дисциплины поставок предприятиями, разбалансированностыо управляющих систем в огромном государстве. А это — непосредственная область деятельности правительства СССР и правительств союзных республик, исполнительных органов провинций (областей, краев). Следовательно, речь шла о сильнейшем кризисе исполнительной власти на всей территории СССР и в наибольшей мере — в Российской Федерации. Таким образом, правительство СССР во главе с Павловым не смогло обеспечить необходимую координацию с правительством Силаева. Однако российский премьер на заседании парламента, незадолго до летних каникул (июнь 1991 г.), подробно, со знанием дела, докладывал нам о ситуации со снабжением населения продовольствием на 1991 г., информировал о серьезных проблемах, но ни о каком голоде, естественно, не говорил — поскольку такой угрозы не существовало. И более того, уверенно сообщил, что в основном эта проблема (то есть снабжение населения хлебом) будет решена совершенно безболезненно, в том числе за счет импорта. Это не было преувеличением.
Второй момент. Беспомощность правительства, о которой я упоминал выше, иллюстрируется всего лишь одним фактом, на который ссылается Павлов. Так, он говорит, что «мы могли бы собрать урожай в объеме 50–55 млн тонн, однако сбор урожая к моменту, когда Горбачев уехал в отпуск (начало августа), было на уровне 22 млн тонн, и реально складывается ситуация, когда общий объем заготовок зерна будет на уровне 35 млн тонн. То есть 20 млн тонн урожая зерна гарантированно погибнет! Это разве не позор для правительства? Признание в своей беспомощности, когда богатый урожай обречен на гибель только потому, что правительство не в состоянии, оказывается, обеспечить даже сбор урожая! На что оно способно, это правительство, если не может решить эту простую задачу? Отсюда — намек: для сбора зерна необходимо ввести «чрезвычайное положение»… в Москве! Разумеется, с помощью танков вокруг Парламентского дворца! Полная деградация, абсурд какой-то! Других методов мобилизации сил и средства сбора зерна у Павлова, как оказалось, не имеется.
Третий момент. Павлов утверждает: «Да, у крестьян, действительно, хлеб есть, но его нет у государства. В связи с этим невозможно маневрировать в масштабе страны, поэтому мы пришли к выводу, что в стране может повториться голод, и мои поездки по стране убеждали меня в этом
Разве это не из области фантастики? Что это за «крестьяне» в СССР в 1991 году, которые «имели хлеб», но «не продавали его государству»? Павлов как бы возвращает нас в эпоху военного коммунизма, с его продразверстками, когда крестьяне-единоличники, «крепкие мужики», «середняки», не желали за бесценок продавать свой хлеб государству. Откуда у премьера такие, совершенно дикие, аргументы? Колхозы, совхозы — вот производители и поставщики зерна в СССР Какие это «крестьяне»? Председатели колхозов и директора совхозов — они что, могли отказаться сдавать зерно (по плану) государству? Да их тут же немедленно упекли бы в тюрьму! Или, может быть, местные власти этому препятствовали? Спрашивается, кто — райкомы КПСС? Или районные советы? Да они стерли бы в порошок таких директоров и председателей колхозов! Не говоря уже о районных прокурорах, надзирающих за всем и вся, сотрудниках КГБ, зорко высматривающих «добычу» среди этих директоров и председателей колхозов. Читая эти разглагольствования бывшего премьера СССР (и не в меньшей мере других, особенно — Крючкова и пр.), я приходил буквально в отчаяние — каким ничтожным, мелким людям доверена судьба государства!
Очевидно, можно психологически понять и Гайдара, который лишь «позаимствовал» «аргументы» ничтожных Павлова — Крючкова. Павлов был его «крестным отцом», большим авторитетом для него…
…18 августа был «горячий день». С утра «делегация» заговорщиков была в Крыму, а кабинет Янаева в Кремле стал фактически их штаб-квартирой. Крючков позвонил Грушко и приказал ему явиться туда же. Здесь шла подготовка «документов», одобренных всеми членами ГКЧП к утренней публикации (19-го). Они сами, во главе с Крючковым, множили их на ксероксе, раскладывали по столам и диванам в кабинете Янаева. К этой «интеллектуальной работе» был привлечен прибывший Грушко. Крючков при этом непрерывно и назойливо говорил, говорил, жаловался, что «Горбачев его не слушает», «все кончится плохо, если они не предпримут решительных мер», «теперь обстановка изменится к лучшему» и т. д.
Группа связистов в резиденции Горбачева «Заря»
18 августа. Своего третьего первого заместителя (еще первыми были генералы армии Филипп Бобков и Грушко), генерал-полковника Агеева Гения Евгеньевича, являющегося, кстати сказать, народным депутатом Российской Федерации (что, на мой взгляд, усиливает его вину, делая двойным предателем и заговорщиком), Крючков вызвал к себе 16 августа в 14 часов. Как это было свойственно Крючкову, он вначале прочитал целую лекцию о том, какая сложная ситуация сложилась в стране и надо что-то предпринимать. Поэтому «группа руководящих товарищей» решила взять инициативу в свои руки. В рамках этой инициативы, сообщил Крючков, уже создан государственный комитет по чрезвычайному положению/ГКЧП. К нему, по всей вероятности, перейдет вся высшая государственная власть в стране, по крайней мере временно. Горбачев болен, не в состоянии управлять делами и временно «отойдет в сторону». Номинально власть перейдет к и.о. Президента СССР Геннадию Янаеву, но фактически руководящим дуумвиратом станут Павлов — Крючков, в тесном контакте с деятелями Политбюро Баклановым и Шениным.
Крючков приказал Агееву создать «группу связистов» для сопровождения членов ГКЧП, отлетающих 18 августа в Крым, в летнюю резиденцию президента Горбачева «Заря» в Форосе. Эта «группа» должна была выполнять все приказы членов ГКЧП, вплоть до отключения всех видов связи у Горбачева. Агеев немедленно приступил к исполнению приказа босса. Опытному бывшему партийному работнику, человеку, неплохо образованному, народному депутату РСФСР и в голову не пришла мысль о том, что он становится на путь заговора и предательства. Нет, он, так же как и многие другие высшие генералы КГБ, как послушный винтик, бездумно и безропотно, рьяно взялся исполнять преступный приказ своего недалекого начальника. Тут же приказал найти и вызвать к себе генерал-лейтенанта Беда Анатолия Георгиевича, начальника управления правительственной связью (УПС), который находился в отпуске. Инструктируя его, Агеев приказал ему организовать специальную группу связистов по «обслуживанию» членов ГКЧП, отлетающих к Горбачеву Старшим этой группы Агеев назначил генерал-майора Глушенко Александра Сергеевича; в группу входил также полковник Пузанов Владимир Иванович, заместитель начальника УПС. Группа вылетела в Крым отдельным бортом в 13 часов 18 августа. Еще с борта самолета Глущенко доложил Агееву о том, что поступил приказ от ГКЧП (от Бакланова) отключить все виды связи «Зари»; он приступает к исполнению этого приказа. Так что когда члены ГКЧП прибыли к Горбачеву в «Зарю», тот уже был полностью изолирован от внешнего мира — все виды его связи были отключены.
ГКЧП предъявляет ультиматум Горбачеву
Данный текст является ознакомительным фрагментом.