ОХОТА В СТЕПИ

ОХОТА В СТЕПИ

Первой охотой в степи стала для меня охота на дроф. Самцы этих птиц — без самочек — приходят на плато ранней весной, когда свежая трава еще не заглушила прошлогоднюю. Петухи устраиваются в тех местах, где достаточно высокая трава или камыши дают им неплохое укрытие.

Охотник поджигает старую траву, которая горит легко и быстро, причем делает он это так, чтобы ветер гнал пламя в сторону дичи, а сам следует за огнем и, если повезет, может удачно выстрелить. Когда удается так вот выманить петуха, тот садится на дочерна выгоревшую почву, где его светлое оперение заметно издалека, тогда можно в экипаже или под прикрытием лошади приблизиться к нему на расстояние выстрела. Осенняя охота на молодых дроф без собак практически невозможна.

Встречаются в степях и мелкие степные курочки саджи^{55}, которые в своих странствиях ненадолго залетают сюда целыми стаями. Наткнувшись на такую стаю, можно набить много птицы. Впрочем, настоящего интереса подобные охоты не представляют, это не спорт, а бойня, причем довольно никчемная, ведь такую дичь используют разве что для собственного пропитания.

Зато весьма своеобразна и для охотника увлекательна охота бурят на хищников. Когда в какой-нибудь местности число хищников становится так велико, что хозяин стад не способен в одиночку защитить от них свой скот, буряты кооперируются, и нередко до сотни и более конных охотников с собаками выезжают в степь и прочесывают заросли в оврагах. Большая часть всадников остается на холме и располагается так, чтобы отрезать вспугнутого зверя от ближайших зарослей.

Очень волнительно сидеть на лошади высоко у края оврага. Из чащобы доносится громкий шум, тявканье собак вперемежку с голосами людей, звон гонгов и лязг котлов, трубные звуки раковин — словом, адский тарарам, чтобы выгнать добычу на ровное место. И вдруг появляется волк, потом второй, третий! Звери пугливо озираются, но пути назад нет, шум нарастает, да и собаки висят на хвосте. А вот, пригибаясь к земле, зорко глядя по сторонам, из кустов выбирается рысь. Обстановка накаляется, я уже не отнимаю бинокля от глаз. Наблюдаю каждое движение животных, ведь они уже на равнине, без прикрытия. Я насчитал не меньше шести волков, две рыси, а вдобавок несколько лис и что-то вроде шакалов, которых буряты называют «собаки». На этих «собак» никто внимания не обращает, весь интерес охотников прикован к крупным хищникам.

И вот отдельные группы всадников разделяются, дают зверям возможность выйти за пределы их кольца, а после охотники на лучших скакунах устремляются вдогонку за волком или рысью; позади цепь тотчас смыкается, перекрывая преследуемому зверю обратный путь в заросли. Травля идет в одном направлении, каждого зверя преследуют 5–6 охотников, теперь-то и выяснится, кто самый быстрый и самый выносливый. Рыси скоро устают, длинные прыжки, какими они начали свое бегство, укорачиваются, они бегут этакой иноходью, припадая к земле, всего через несколько километров кошки выбиваются из сил, охотники догоняют их и убивают.

Травля волка труднее и нередко продолжается на расстояние в десять и более километров. Но в итоге и волк, тоже совершенно измученный, садится и оскаливает зубы. У охотников при себе особые бичи, на конце которых вплетен свинцовый шарик, этими-то бичами они и забивают волка до смерти; иногда же зверя ловят арканом и душат. Удачливый охотник, уложивший рысь или волка, приторочивает добычу сзади к седлу. Мне довелось видеть, как иные охотники скакали с парой добытых волков у седла. Лошадей эта травля увлекает не меньше, чем всадников, а когда волк убит, они теснятся к нему, издалека обнюхивают, пытаются достать копытом. Должно быть, узнают своего заклятого врага.

Такие охоты начинаются рано утром и продолжаются до вечера; компания охотников увеличивается, со всех сторон подъезжают новые участники, так что к концу травли цепь загонщиков составляет до восьми километров в ширину. На закате охотники зачастую находятся более чем в 50 километрах от начального пункта. Порой, если еще остается прочесать заросшие чащобой овраги, наутро травля возобновляется. Во время охоты, в которой участвовал я, за первый день только у меня на глазах были добыты шесть волков и две рыси.

Эти большие весенние охоты происходят, когда хищники еще не обзавелись потомством, и в тех местах, что предназначены для первого выпаса молодняка, который ходит на свободе и без охраны. Волки и рыси особенно опасны для молодых верблюдов и овец, не умеющих себя защитить. Лошади и крупный рогатый скот защищают своих жеребят и телят, и охота на них хищникам удается редко. А вот среди овец волк частенько учиняет поистине кровавую бойню; потому что режет куда больше, чем может съесть.

Молодые верблюды особенно легко становятся добычей рысей. Я был крайне озадачен, впервые увидев верблюжонка, закутанного, точно шаман, в пестрые одеяния, увешанные трещотками и бубенцами, и терялся в догадках по поводу этого загадочного явления среди широкой степи, тем более что на спине животного красовалась этакая надстройка из легких прутьев, обвешанных флажками и флагами. В стаде из десятка верблюдов трое были превращены в такие пугала для рысей.

В период течки встреча в степи с самцом-верблюдом очень опасна. Обычно терпеливый и спокойный, он становится тогда крайне агрессивным. Мчится на человека, вся морда в пене, рычит и норовит ударить передними ногами коня или всадника. При этом верблюд в своем акте продолжения рода полностью зависит от помощи своего хозяина. Ярость у него вызывает только человек на лошади, пешего он не замечает. Впрочем, нападает он и на крупных животных. Верблюды за г байкальского нагорья летом большей частью не используются, копят на пастбищах силы для тяжелых зимних походов. Лишь при смене пастбища, когда нужно перевезти на новое место все становище вместе с юртами, или при путешествиях в Тибет или в Китай прибегают к помощи отдельных животных. Бурятские верблюды отличаются крупными размерами и красотой. Ездить на них верхом, насколько я могу судить, вполне удобно, но не слишком приятно, потому что они знают только один аллюр, широкий шаг, позволяющий им делать 6–8 километров в час. Верхом же на бурятской лошади можно в долгих переходах проделывать в среднем 12–15 километров в час. На коротких дистанциях я скакал на моем первом иноходце — рыжем жеребце жены тайши — без малейшей усталости, будто в удобном кресле, делая в час 20 километров. Однако тут нужно остерегаться колоний сурков, ведь, угодив ногой в сурковую нору, иноходец падает кувырком. Со мною такая беда случилась в первые дни моего пребывания в Агинской думе. Мне так нравилось на полном скаку, точно в лодке, мчаться на красавце жеребце по холмистой степи, что мои спутники даже не могли меня догнать. На дорогу я не смотрел, а только вдаль — и вдруг по широкой дуге вылетел из седла. Лошадь моя перекувырнулась, угодив передней ногой в нору сурка. К счастью, красавец конь не пострадал, и я мог тотчас снова сесть на него верхом. Но после этого случая я научился не доверять мнимо ровной степи и стал внимательнее.