КОМАНДОРСКИЕ ОСТРОВА
КОМАНДОРСКИЕ ОСТРОВА
Барон Корф намеревался побывать и на Аваче,[11] одном из островов Командорской группы, чтобы познакомиться с лежбищами ушастых тюленей — морских котиков. Острова эти расположены в одном дне плавания к северо-востоку от Петропавловска. Упомянутый остров имеет протяженность около 100 километров; второй остров — Медный — меньше размером. Из-за мощного прибоя места для швартовки там очень плохие. В ту пору там проживало всего лишь человек 300 — алеуты и несколько русских. На каждом из островов находилась фактория Российско-американской компании, а на большем — российская администрация. Лесов на островах нет, растительность вообще скудная, сплошные скалы и каменные осыпи. На востоке берега более отлогие, и там весной большими стадами на сушу выходят котики.
Первыми появляются старые самцы, подыскивают себе места для лежбищ, за ними — беременные самки, которые там производят на свет детенышей. Молодые самцы до двух лет держатся обособленно, как и молодые самки. Спариваются они только на третий год. Где эти животные проводят остальное время года и откуда приходят, в ту пору еще не знали.
Прежде котиков якобы видели весной и на других островах, а также на берегах Аляски. Но когда американские торговцы начали скупать их шкуры, животным была объявлена поистине война на истребление, убивали всех подряд, без различия возраста и пола. В итоге котики сохранились лишь на тех немногих российских и американских островах, где они находятся под защитой государства. Островной комендант теперь ежегодно определял, сколько животных разрешается забить. Ко времени нашего визита эта цифра составляла 12 000, в предшествующие годы — 20 000 и 25 000.
Хотя Россия оберегала своих котиков и заключила с Америкой соответствующие соглашения, американские зверобои-браконьеры ежегодно выходили на своих судах на охоту и уничтожали тысячи животных прямо в воде, прежде чем они успевали достичь берегов.
Еще более ценный пушной зверь, сохранившийся, правда, в исчезающе-малом количестве, — это морской бобр, или калан. Он тоже обитал на Командорских островах и на побережье Камчатки и находился под особенно строгой охраной российского правительства. Без специального разрешения камчатского губернатора или островного коменданта нельзя было добыть ни единого зверя. Американской компании тоже воспрещалось закупать шкуры каланов без специального разрешения. Единственными покупателями были губернатор и глава островной администрации, которым надлежало выплачивать охотнику за шкуру 350 рублей. В тот год, когда мы там побывали, дозволено было добыть всего лишь 15 каланов.
На Аваче (точнее, на острове Беринга. — Перев.) мы познакомились с тогдашним комендантом, главой островной администрации. Этот человек, по профессии флотский врач, был крупным натуралистом и посвятил свою жизнь изучению фауны российской акватории Берингова моря и его побережья. Он-то и добился ужесточения законодательства по охране вымирающих видов животных, в частности котиков и каланов.
Величайшее значение он придавал тому, чтобы на лежбищах царила полная тишина. Стрелять на островах запрещалось, промысел вели с помощью сетей, ручного холодного оружия и лука со стрелами. Из котиков разрешалось добывать только двухгодовалых самцов, причем лежбища других групп не тревожить ни в коем случае. Чтобы показать нам такой промысел, была устроена охота этак на сотню котиков. Охотники сели в легкие каяки из шкур морских львов и осторожно подплыли к берегу, где расположились молодые самцы. Там охотники вышли на сушу и, стараясь производить как можно меньше шума, стали отгонять свои жертвы подальше от воды. Бедные неуклюжие животные, как овцы, подчинились «погонщикам», ползли на ластах или прыжками старались «спастись» от преследователей, пока не очутились на открытой площадке, где стояли сараи, а в них — заранее приготовленные бочонки с солью. Все вооружение охотников состояло из дубинок и ножей. Когда животные собрались на этой открытой площадке, их тотчас окружили, а затем перебили всех ударом дубинки по голове. Туши тотчас освежевали, шкуры присолили изнутри и сложили в бочонки. У местного населения мясо котиков ценится очень высоко. Вообще это вовсе не охота, а отвратительное смертоубийство. Шкуры отправляют в Лейпциг и в Америку, где их дубят и красят. Остевой волос особым способом удаляют, и в результате мех становится ровным, густым и бархатистым.
А вот калана промышляют по всем правилам охоты. У нас была возможность наблюдать с лодки за такой охотой.
День выдался погожий, без тумана, большая редкость в этих водах, да и само море было относительно спокойно. Местным жителям разрешили добыть одного калана. Это морское животное почти все время проводит в воде. Питается оно главным образом морскою капустой, которая в изобилии встречается возле островов. Растет она под водой, но часто отрывается от грунта и тогда плавает на поверхности. Ее охотно едят китайцы, но вблизи здешних островов это растение вылавливать запрещено, чтобы не лишать каланов пищи.
В длину калан достигает 3–4 футов, поэтому заметить его можно издалека, тем более что он выставляет из воды всю спинку. Обычно местные жители ходят в русском платье, однако на охоту надевают костюм из птичьих шкурок, легкий и совершенно не пропускающий воду. Для этого используются грудки определенного вида гаг, белые и серые по цвету; сшитые вместе, они образуют плотную шубку, которая облекает человека с головы до ног. Одетые таким образом, мужчины по двое садятся в каяки, один гребет двухлопастным веслом, второй вооружен луком и стрелами. Каждая стрела несет знак охотника и состоит из двух частей: остро заточенного, зазубренного — размером примерно с палец — костяного наконечника, который, не повреждая шкуры, оставляет крохотную ранку, и древка. Между собой части скреплены жилой, проходящей вдоль древка.
Сотня, а то и больше каяков цепью, на расстоянии шагов ста друг от друга, вышли в открытое море, туда, где предположительно находился калан. Обнаружили его примерно в морской миле от берега. Первый, кто его заметил, выплыл из ряда, направился к зверю и у того места, где он появился, поднял весло. Затем все остальные каяки широким кольцом окружили это место. Поскольку калан не может долго находиться под водой, он скоро опять всплыл, на сей раз за пределами кольца. Его заметил другой охотник, который действовал точь-в-точь как первый, и так продолжалось, пока калан не очутился в кольце каяков; от страха животное все чаще ныряет и все быстрее всплывает, чтобы набрать воздуху. Потому и замечают его все чаще, и кольцо каяков сжимается. Как только расстояние позволяет, начинается стрельба, но не по цели — лучник стреляет в воздух, рассчитывая поразить жертву сверху. С большой сноровкой калана таким вот образом осыпают стрелами. Если одна из них попадает в животное, наконечник, застрявший в шкуре, отделяется от древка, калан ныряет, но древко плавает на поверхности, так как жилой прикреплено к наконечнику. Калан бьет по древку, ломает его, но в итоге все эти обломки, прикрепленные к жиле, плавают сверху. Одна за другой стрелы вонзаются в калана, он их ломает, но освободиться не может, они все больше затрудняют ныряние и, в конце концов, делают невозможным. Наконец один из охотников подплывает и убивает животное ударом весла по носу.
Убитого калана кладут поперек нескольких каяков, все охотники собираются и выясняют, кто же лучший охотник. Тут тоже действуют особые правила. Калана присуждают тому, чей наконечник сидит в определенном месте шкуры, а вовсе не тому, кто добил зверя. Это весьма любопытно, ведь ни одна стрела не наносит животному смертельной раны, более того — ни одна рана не может и не должна кровоточить. Но, по старинному обычаю, стрелок, попавший в это место, считается добытчиком. Кстати, ему достается только почет, доля же в добыче ничуть не возрастает, ибо добыча — собственность всех участников охоты. Поскольку все стрелы были маркированы, счастливца нашли быстро, и лодки с триумфом вернулись на остров. Удивительно красивое зрелище — впереди каяк с добытым каланом, исчерна-коричневым, серебрящимся белыми волосками, за ним и вокруг пляшут на волнах другие каяки, а в них охотники, в своих серо-белых перьях похожие на огромных морских птиц.
Шкура этого калана оказалась на редкость красивой, барон Корф купил ее, но не за установленные 350, а за 500 рублей серебром. На соседнем Медном острове в фактории компании было еще пять ранее добытых шкур, которые правительство пока не выставляло на продажу. Мы хотели приобрести три из них, но, увы, сильное волнение не позволило нам причалить к острову.
Обратное плавание выдалось холодным, штормовым и длилось почти целую неделю. После недолгой остановки во Владивостоке мы выехали в Хабаровск.
В том же году я снова отправился в Забайкалье, чтобы продолжить изучение жизни коренных народов.