УСТРЕМЛЕНИЯ БАРОНА КОРФА
УСТРЕМЛЕНИЯ БАРОНА КОРФА
Чтобы заложить прочные основы для поступательного развития своей огромной области, барон Корф прежде всего стремился точно ориентироваться во всех проблемах. Для этой цели он не только посылал нас, своих личных порученцев, в самые отдаленные уголки генерал-губернаторства, но и сам каждое лето совершал длительные поездки, выслушивая донесения всех тех, кого считал людьми сведущими.
Когда я вернулся в Хабаровск, город жил под знаком большого съезда, на который генерал-губернатор пригласил представителей всех сословий и профессий с разных концов своей области{73}. Этому съезду барон Корф намеревался доложить о своих планах и проектах, обсудить их и услышать новые предложения и идеи.
В частности, на повестке дня стоял чрезвычайно больной вопрос о заселении территорий. До сих пор поселенцем Амурской области мог сделаться любой российский подданный, никто не контролировал, крестьянин ли он и в какой степени он, его жена или дети трудоспособны. В Одессе такому человеку вручали 300 рублей и бесплатно сажали на пароход добровольного флота{74}, шедший во Владивосток. По прибытии туда ему указывали местность, где он по собственному усмотрению мог поселиться. Триста рублей, полученные в Одессе, выдавались на приобретение инвентаря, но, как правило, он уже успевал их истратить и ничуть не радел об отведенной ему земле, а оставался на побережье, где всегда хватало легких заработков.
Казачьи станицы, заложенные вдоль по рекам, возводились по шаблону, на равных расстояниях друг от друга, без учета условий для сельского хозяйства. Вот и получилось, что для многих станиц возможность земледелия вообще отпадала и они занимались только рыболовством и охотой. Но и там, где земледелие возможно, успехи были ничтожны, так как правительство бесплатно снабжало поселенцев всем необходимым для жизни. Мало того, что в такой «паек» входили хлебные злаки, которые им бы надлежало выращивать самим, вдобавок этим людям, способным охотиться и таким образом вполне обеспечивать себя дичью, возили солонину из России или из Австралии и, хотя они не знали, куда девать сущую прорву местной рыбы, их снабжали еще и снетками — мелкой соленой рыбешкой, опять-таки из России.
Барон Корф положил конец этой бесхозяйственности. Отныне в Одессе регистрировали к поселению лишь тех, кто мог документально подтвердить, что они земледельцы и семьи их состоят из, как минимум, двух здоровых взрослых работников и двоих детей или стариков, способных к легкой работе. Переезд они оплачивали сами, но по прибытии на место поселения истраченные деньги им возвращали. Ссуду на обзаведение повысили с 300 до 500 рублей, а все необходимое — притом отменного качества — можно было дешево приобрести на складе переселенческого ведомства. Ссуда эта была беспроцентной, сроком на пять лет, по истечении этого срока на нее надлежало начислять проценты и постепенно погашать. Земли, предусмотренные для заселения, были разделены на участки и подобраны так, что отвечали всем условиям сельскохозяйственного производства, т. е. были обеспечены водой, дорогами и т. п.
Возглавил упомянутое ведомство опытный агроном, немец по происхождению, который успешно исполнял свою службу. Приток колонистов за короткое время значительно увеличился, так что за считанные годы Уссурийский край стал житницей Дальнего Востока.
Поселенцы так преуспевали, что обыкновенно уже через три года полностью возвращали ссуду, вместо того чтобы лишь через пять лет начать ее погашение. Добавочная привилегия колонистов заключалась в освобождении от воинской повинности, если не ошибаюсь, на десять лет. Казачьи станицы тоже были реорганизованы и частью перенесены на более удобные земли.
Далее, на вышеупомянутом съезде обсуждались важные вопросы улучшения коммуникаций, а именно регулирование рек, улучшение пароходства и строительство дорог.
Прежде всего, в протоколе отметили, что для Амурской области настоятельно необходимо строительство Сибирской железной дороги — как в стратегическом, так и в экономическом отношении. Осуществлением этого проекта Россия обязана главным образом энергии барона Корфа. Именно он неустанно ратовал за эту идею и сумел преодолеть множество препон, возникавших на его пути. Ему пришлось бороться не только в Петербурге, но и с собственным коллегой, генерал-губернатором Восточной Сибири.
Идея строительства этой железнодорожной магистрали носилась в воздухе давно, но Петербург отпугивали огромные издержки; огромные же преимущества, какие Сибирская магистраль даст не только самой Сибири, но и России в целом, недооценивались. Лишь барон Корф доказал, что издержки не идут ни в какое сравнение с богатствами, какие станут доступны благодаря осуществлению проекта, и обосновал, что только так Россия может прочно утвердиться в Приамурье.
Стараясь продвинуть благое дело, сам барон Корф держался в тени. Он знал, что цели можно достигнуть, только если лавры успеха достанутся властям предержащим в Петербурге. Агитацию в поддержку проекта он вел через одного из полковников генерального штаба, находившегося в Петербурге. Тот снабжал министров материалами, полученными от барона Корфа, они же впоследствии выдали все это за свое.
Столь же велик был у барона Корфа интерес к созданию отдельного Тихоокеанского флота. Для этой цели в российских гаванях на сибирском побережье нужно было построить верфи и доки. До сих пор наша дальневосточная эскадра в этом смысле полностью рассчитывала только на Японию. Думал он и о строительстве военного порта на юге Сахалина.
При этом барон Корф был твердо убежден, что Россия должна проводить на Востоке мирную политику. Любой конфликт нанесет России только ущерб, даже если закончится ее победой. Азиатам нельзя давать возможность познакомиться с европейской военной практикой. Поэтому он резко осуждал Англию и Францию, которые вторглись в Китай с оружием в руках. Получив европейскую военную подготовку и вооружившись, Азия, благодаря огромному людскому перевесу, в конечном счете, одержит верх над Европой. Барон Корф говорил: «Китай не мертв, он просто спит, и будить этого великана очень опасно».
Далее на съезде обсуждали подъем черной металлургии, а также рациональную эксплуатацию богатых рыбных ресурсов в реках и у побережья.
В основе дальновидной политики барона Корфа лежала идея управлять Амурской областью не как российской губернией, а как самостоятельной колонией. Эта область должна была опираться на автаркию, т. е. независимость от ввоза, и имела для этого все предпосылки. Прежде всего требовалось увеличить численность населения, но не путем высылки туда неполноценных элементов, а благодаря полноценным переселенцам — в первую очередь, разумеется, русским, но если таковых будет недостаточно, надобно будет привлечь и немецких колонистов, как весьма успешно сделала еще Екатерина.
В военном отношении барон Корф планировал создать для Амурской области большую самостоятельную армию, но не из инородцев, а из российских рекрутов. Только созданием сильной армии и сильного флота Россия, по его мнению, могла упрочить свои позиции на Тихом океане.
Быстрое заселение Приамурья стало уже настоятельной необходимостью, так как Китай на своей стороне усиленно этим занимался. Ли Хун-чжан, тогдашний вице-король, отселял целые деревни из этой перенаселенной провинции в северную Маньчжурию, которая в те годы была столь же безлюдна, как Приамурье. Китайский способ заселения отличался большим своеобразием: жителям перенаселенной деревни сообщали, что там-то и там-то им предоставляют землю для колонизации. Затем община решала, какой процент обитателей деревни станет колонистами, — если речь шла о 50%, это был каждый второй, если о 30% — каждый третий и т. д. После этого всей деревней для поселенцев строили новое жилье, и они со всем скарбом и все разом перебирались в уже готовые дома, почти не отличавшиеся от оставленных. Общинные и полицейские чины, торговцы и т. п. переезжали тоже, так что переселенец начинал новую жизнь среди давних соседей и в давней обстановке, только что попросторнее. Очевидцы рассказывали мне, что с виду такой переезд напоминал переселение народов.
Завершился съезд упомянутым новогодним балом, который продолжался три дня. Поскольку дамы в Хабаровске были весьма немногочисленны, составляя не более 1% европейского населения, были приглашены женщины со всего Приамурья, и съехались они сюда с удовольствием, хотя иным пришлось ехать в санях чуть ли не неделю, проделав тысячу и более километров.
На этом бале тоже можно было увидеть много странного — и что касается туалетов дам и господ, и что касается танцев и развлечений. Так, например, прямо в зал въехал на собачьей упряжке шаман, сначала он продемонстрировал свои заклинания, а затем раздал подарки и украшения для котильона. Холодные напитки подавали в больших льдинах с цветной подсветкой. Как сибирские лошадки в беге, так сибирские дамы отличались выносливостью в танцах и флирте, а нередко, увы, и в возлияниях Бахусу. Нам, исполнявшим роль любезных хозяев, но и церемониймейстеров тоже, нелегко было справляться с тем и другим.
Климат в Хабаровске относительно мягок, двадцатипятиградусные морозы там редкость, а весна наступает очень рано. С продовольствием же здесь обстоит примерно так же, как на большом, хорошо обеспеченном паруснике. Самое сложное — получить свежую говядину и баранину, зато прекрасной рыбы хоть отбавляй. Например, крупный, только что выловленный осетр, в котором было до сорока фунтов свежей икры, да и под три центнера собственного веса, стоил не более 15–20 рублей. Впрочем, чего на паруснике нет, так это дичи, которую мы покупали по смешным ценам. Свежая кабанятина стоила менее 4 копеек за килограмм, рябчик — 5 копеек, тетерка — 10 и т. д., дорого ценились только свежие куриные яйца. Кроме местных продуктов, у нас в распоряжении были превосходные европейские и американские консервы всех видов, а также лучшие вина. Больше всего пили водку, ликеры и шампанское. Консервы и напитки были очень дешевы, потому что ввозились беспошлинно и не подлежали акцизу. Владивосток являлся свободной гаванью, а таможенные сборы не взимались до самого Байкала.