1976 год
1976 год
февраль 17 «Комариха»
Согласился на творческий вечер и уехал на два дня заработать деньги. Уже начались репетиции «Дачников», я к выходному, законному, попросил еще день. Отпустили. Я редко соглашаюсь на такие мероприятия: чтецких программ нет, роликов из фильмов тоже нет (режиссеры все обещают, но не делают), выходишь на сцену и... что им сказать?
Аудитория провинциальная, благодарная. Слушают затаив дыхание, некоторые стоя. Ждут от меня чуда.
Я им поведал всю свою жизнь. Минут за восемь —десять. Халтура, стыдно. Что у меня еще есть в запасе? — монолог Голохвостого... На всякий случай разрешил задавать вопросы. На мое счастье, одна зрительница тут же откликнулась. Подняла руку:
— Простите, если мой вопрос покажется вам странным. Я бы хотела знать, все ли в природе вам кажется совершенным? Все ли распределено по справедливости?
Такого вопроса я на своем вечере не ждал. Пожал плечами, ответил невнятно:
— Я не Спиноза какой-нибудь, не знаю... Наверное, все по справедливости.
Как и следовало предположить, ее мой ответ не устроил:
— Подумайте, Олег Иванович. Разве вам не кажется, что количество плохих режиссеров превышает количество хороших, и превышает сильно, и что это вредит вашей профессии?
— Вы собираете какой-то компромат, пишете научный труд?
— Все для себя... для самосовершенствования. — Она с чувством превосходства оглядела зал. — Все-таки, Олег Иванович, постарайтесь ответить на мой вопрос: все ли гармонично в природе? Меня это страшно занимает...
— Попробую удовлетворить ваше любопытство. Сейчас мы репетируем горьковские «Дачники». У одного персонажа, Шалимова, есть замечательная реплика: «Природа — прекрасна, но зачем существуют комары?» Я тоже ужасно не люблю, когда меня жрут эти твари. На даче, в Комарово, в июне невозможно находиться. Недавно еще прочитал, что больше всех пристают комарихи...
Сначала на ее лице появилась настороженность, потом довольно неопределенная, кривоватая улыбка — в полови ну рта. Эта улыбка на ее лице так и застыла. Я ощущал неловкость — ведь сам же просил задавать вопросы, — а тут еще меня озарило: да это ж Марья Львовна из «Дачников»! Ведь ее же — так, как и всех революционеров, — мучит вопрос, правильно ли все поделено, равномерно?
Подойти к ней после выступления я не смог — меня сразу окружила толпа, а режиссер из местного театра признался, что потрясен сценой с «комарихой».
— Олег Иванович, я сейчас думаю о каком-нибудь веселом спектакле про сумасшедших, пьеску подыскиваю. Хотел бы использовать ваш диалог...
— Как использовать? — не понял я. — Где вы найдете актрису на эту роль? Так, как она, не сыграешь!
— Актрису на эту сумасшедшую? Пруд пруди таких типажей у меня...
— Какая ж она сумасшедшая? Она в здравом уме, уверяю вас. Задает вопросы, которые ее беспокоят, только и всего. Зачем ярлыки вешать... Это очень серьезная, «идейная» женщина. Вы бы лучше, чем искать про сумасшедших, поставили б «Дачников». Давно читали?
— Давно, признаться... Мне как-то в голову...
— А вот прочтите глазами Марьи Львовны... Если б я играл в шекспировские времена и была бы тогда такая пьеска, я попросил бы у режиссера сыграть Марью Львовну. Серьезно! Замазал бы передние зубы — она сама признается: «Зубы вставлены... три зуба!., несчастная я баба!» Мне кажется, я понимаю природу, механизм возникновения этой идейности. Мой Суслов так и говорит: «Нужно, чтобы она чаще была беременной». Может, тогда б и революция миновала...
...Уже месяца два прошло с того вечера. Я про него, естественно, забыл. Она напомнила. Написала мне, что открыла для себя еще одно в природе несовершенство — нервы в зубах! И еще узнала, что режиссер их местного театра объявил постановку «Дачников».