4. О ПОЛЬЗЕ НЕПОСЛУШАНИЯ
4. О ПОЛЬЗЕ НЕПОСЛУШАНИЯ
Если же непонимание всё-таки возникает, всегда нужно не стесняться переспросить, задать дополнительные вопросы. Ситуация, в которой слушатель из ложной скромности боится переспросить инструктора, не желая ему перечить, а инструктор в этот момент выступает сторонним наблюдателем, может закончиться печально. Подобное произошло у нас с Шевяковым.
Мы полетели на МиГ-21. Нижний край облачности — 200 метров. Взлетели с курсом на Раменское, сразу же в облака на наборе. Через минуту вдруг в наушниках раздаётся:
— Валера, ты опять лихачишь, ерундой занимаешься! В таких сложных условиях это недопустимо! Немедленно отдай ручку от себя!
Я шёл в наборе где-то порядка 20 градусов, всё согласно инструкции, скорость уже была под 850 км/час. 850–870 — это та скорость, с которой по инструкции самолёт должен выполнять набор высоты. А высота у меня была уже где-то 1000 метров, то есть никаких проблем не возникало. И вдруг этот истошный крик Шевякова. Я ему отвечаю:
— Вы не поняли, у меня всё в порядке!
— И ты называешь это в порядке?! Как тебе не стыдно! Выполняй, кому сказано!
Я резко отжал ручку от себя. Как только я это сделал, самолёт резко изменил угол траектории. И Шевяков ещё раз крикнул:
— Я кому сказал, ручку от себя!
Но самолёт и так уже шёл с углом пикирования где-то порядка 30 градусов. Единственное, что я успел, — убрать газ. На что Шевяков крикнул:
— Почему убираешь газ?
— Скорость растёт, — попытался я объяснить ему ситуацию.
А приборная скорость была уже за тысячу, и мы неслись к земле. Стало ясно: в возникшей ситуации есть какая-то ошибка.
Тогда я энергично и резко взял ручку на себя, и мы, уже с переломленной траекторией, вырвались из-за облаков. Помню, увидел какие-то трубы, лес… Мы прошлись, едва не касаясь фюзеляжем каких-то вышек, и постепенно стали подниматься вверх. В наушниках стояла тишина. Потом я услышал команду:
— Немедленно на посадку!
По-прежнему ничего не понимая, я погасил скорость, запросил на посадку, а зайдя на неё, мягко коснулся ВПП и спросил:
— С конвейера?
То есть уточнил, надо ли мне снова взлетать. Хотя до этого руководитель полётов запросил, почему мы заруливаем, ведь мы должны были полететь в зону. Шевяков ответил, что так надо. Заруливаем в отряд. Гробовая тишина. Понимаю — не к добру. Когда мы вышли, Шевяков сказал, что полёт на этом закончен. Потом отвёл меня в сторону и вместо обычного нагоняя сказал:
— Валера, я не включил авиагоризонт…
Вот почему, когда мы оторвались от земли, у него сложилось впечатление, будто я потащил ручку как бы на «петлю». Естественно, он, сообразуясь с положением, которое индицировалось у него на авиагоризонте, решил резко отдать ручку от себя. Хорошо, что моё непротивление командам инструктора работало до определённого предела. Только когда мы вырвались из-за облаков, Шевяков понял, что он совершил ошибку перед выруливанием. Он включил авиагоризонт, но в кабине инструктора ещё есть включение и выключение крена и тангажа. Крен-то он поставил нормально, а тангаж у него был выключен. Мы были буквально на волоске от непоправимого.
В этот день мы с ним больше не летали. Обычно после стрессовых ситуаций Шевяков всегда говорил, что нужно пойти немного расслабиться. Мы пришли в кафе, благо погода была нелётная, и там увидели Федотова с Остапенко. Они нас спросили, почему мы пришли так рано. Шевяков ответил:
— Саш, ты знаешь, мы с этим мальчиком часа два назад чуть не глотнули земли…
Не вдаваясь в подробности, он рассказал о случившемся. Они покачали головами. И мы выпили.
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКЧитайте также
О пользе труда
О пользе труда ... Циклоны налетали один за другим с точностью курьерских поездов. Сумерки все больше съеживались, словно смерзались и, наконец, к двадцатым числам мая ушли, убежали, отчалили куда-то, оставив нам на горизонте на память о лете, узкую щель тускло-красного
О пользе тарабарщины
О пользе тарабарщины Не знаю почему, но, отправляясь куда-нибудь по приглашению, я вечно теряю или забываю прихватить с собой адрес, номер телефона — да любые сведения о людях, меня пригласивших. И при этом всегда надеюсь, что меня встретят, или найдется кто-то знающий, куда
О пользе пьянства
О пользе пьянства Встречаю как-то в театре Сатиры добрейшего Михаила Державина, и он вдруг говорит:— Знаешь, Витя, а я ведь вступил в «Единую Россию».— Как же это вы, — говорю, — Михал Михалыч, не убереглись?— Да вот, позвонили, сказали: давай вступай, — ответил Державин. —
О пользе сводничества
О пользе сводничества Моя бабушка была страстная сводница. Она не терпела, когда кто-то слонялся один беспарно или бездетно. Особенно девушки.Так вот, у нас были родственники из многострадального прошлого: уцелевшие поволжские немцы, выгнанные из родных мест в Узбекистан
О пользе сновидений
О пользе сновидений «Вселенная по Бартини» — не ниточка, протянутая из прошлого в будущее, не унылая пятимерная «плоскость» миров-двойников — «растущая, головокружительная сеть расходящихся и параллельных времен»! Вечный взрыв: ежесекундно расщепляются мириады
О пользе поэзии
О пользе поэзии «Poetry makes nothing happen» – известный афоризм Уистана Хью Одена из-за его лаконичной простоты трудно перевести: «Поэзия последствий не имеет», «Ничего в результате поэзии не происходит», даже просто «Ничего поэзия не делает!» (если произнести с досадливой
О ПОЛЬЗЕ ПСЕВДОНИМОВ
О ПОЛЬЗЕ ПСЕВДОНИМОВ — Раневская — хорошая фамилия, — сказала Ф. Г. — Звучная и ясная. Это вам не классический «Темирзяев», сразу вызывающий отрицательную реакцию.Я вот никак не пойму, как можно концертировать с такой фамилией, как «Крыса»?! Увижу на заборе афишу с
О пользе псевдонимов
О пользе псевдонимов – Раневская – хорошая фамилия, – сказала Ф. Г. – Звучная и ясная. Это вам не классический «Темирзяев», сразу вызывающий отрицательную реакцию.Я вот никак не пойму, как можно концертировать с такой фамилией, как «Крыса»?! Увижу на заборе афишу с
О пользе водевиля
О пользе водевиля Зимой этого года Чехов, продолжая работать над большими произведениями для «Северного вестника» (после «Степи» — «Огни» и «Именины») писал и водевили. Писал и боялся, что его осудят в «толстом» журнале за «легкомыслие» и, как бы оправдываясь, говорил,
О пользе алкоголя
О пользе алкоголя Михал Михалыч Жванецкий перед выходом на сцену смачивал горло рюмочкой хорошего коньяку. Это и голосовые связки мобилизовало, и душу грело, и разговор с залом облегчало.* * *Один из корифеев латвийской журналистики Александр Сергеевич Блинов никогда
О пользе подобия
О пользе подобия В восьмом классе, явившись на урок к В. Я. Шебалину, я поставил перед ним ноты очередного своего сочинения.Когда взглянул на них, вдруг с ужасом увидел, что музыка, которую сочинил, похожа на прелюдию из первого тома «Хорошо темперированного клавира»
Праздник непослушания
Праздник непослушания Ветры сытого бунта Алистеру Кроули, можно сказать, не повезло. Он немного поторопился родиться. Начало его жизни пришлось на время, когда оккультизм воспринимался как милая игрушка богатых леди и джентльменов. Потом настали железные и кровавые
К пользе Государственной
К пользе Государственной Во всем стараться споспешествовать, что к Его Императорского Величества верной службе и пользе Государственной во всех случаях касаться может. Присяга «Попал я в такие края, где плеснешь с крыльца воду из кружки, а падет на снег кусок льда», –
О пользе поста
О пользе поста Графиня Анна Георгиевна Толстая (рожденная княжна Грузинская) была женщиной глубоко религиозной. Писатель Владимир Гиляровский передает со слов ее бывшей компаньонки Юлии Арсеньевны Троицкой, что графиня постилась до крайней степени, любила есть тюрю из
О пользе духовности
О пользе духовности Помню, листал я однажды популярную молодежную газету. И прочел материал, написанный начинающей журналисткой. Девушка писала о себе. О своих проблемах и бедах. Жила она тогда в пятиэтажке. Соседи – сами понимаете, дорогие читатели. Алкоголики,
О пользе чтения
О пользе чтения Недавно был я опять поставлен в тупик вопросом из тех, которые преследуют меня со школьной скамьи. «Астров у Чехова – положительный герой или отрицательный?». Помню, как пугался я, когда на уроке литературы учительница спрашивала:— Что хотел сказать