30. ДВА ВРЕДИТЕЛЯ — МИДЕЛЬ И БЕЛЕНКО
30. ДВА ВРЕДИТЕЛЯ — МИДЕЛЬ И БЕЛЕНКО
Сверхзвуковая авиация продолжала развиваться в двух направлениях. Первое — более продолжительные полёты на большой скорости (у нас — самолёты типа МиГ-25, за границей — SR-71). Второе — изменяемая геометрия крыла (МиГ-23, Су-17 — у нас, F-111, «Торнадо» — за границей). Трудности в освоении второго направления были значительными.
Но чтобы закончить с МиГ-25, расскажу одну смешную историю. Замечу, что к антисемитизму как таковому я отношусь отрицательно и считаю, что ему оправдания нет. Но корни этого явления связаны и с агрессивностью самого сионизма, что, конечно, ни в коей мере не оправдывает политику антисемитизма. В истории советского режима были чёрные периоды ярого антисемитизма. Были времена, когда у всех лиц еврейской национальности отбирали пропуска, дававшие им право прохода на секретные объекты. У нас в авиации такое тоже было — в один прекрасный день у всех евреев отобрали пропуска на аэродром в Жуковском и не разрешали им выходить на работу. Пострадал даже замечательный лётчик-испытатель, Герой Советского Союза писатель Марк Лазаревич Галлай, знаменитый ещё и своими книгами, которыми мы, мальчишки, зачитывались в детстве. Досталось и другим лётчикам-испытателям с «пятым пунктом» — хотя их было немного, но среди них были и очень заслуженные.
Зато много евреев было среди специалистов, особенно в радиоэлектронике, в системе управления. Надо сказать, еврейский народ — очень талантливый. Но часто именно из евреев делали внешних и внутренних врагов. Это явление было распространено и в военной среде, иные крупные военные чины не стеснялись демонстрировать свои антисемитские настроения при большом стечении народа. Всё это было неприятно. Но иногда случались и забавные истории.
Для начала напомню читателям эпизод из фильма «Мы — вундеркинды», где два однокашника встречаются через несколько лет. Один стал мясником, буржуа, крепким бюргером и одним из местных лидеров штурмовиков, вступив в нацистскую партию. А второй стал учёным-интеллигентом. Когда они встретились в баре, между ними состоялась беседа, и учёный сказал, что наличие интеллекта определяется количеством вакуума в голове. На что бюргер ответил: мол, запомни, еврейская рожа, может, у меня этого вакуума гораздо больше, чем у тебя. Такой вот казус…
У нас произошло нечто похожее. Одним из руководителей программы по МиГ-25 был командующий ПВО страны маршал Батицкий. Он был известен тем, что руководил арестом Берия, а это требовало от него определённого мужества. Никто ведь не знал, чем всё может закончиться… Надо отдать должное Батицкому, он смело выступил в этой роли, чётко выполнил поставленную перед ним задачу. Кроме того, он принимал личное участие и в расстреле Берия. После этих событий Батицкий был в большом фаворе, ему доверили пост главкома ПВО. Авторитет у него был непоколебимый. Как-то на госкомиссии он слушал доклад по МиГ-25. Услышав, что самолёт обладает дальностью полёта около 1500 км, Батицкий — а он очень чётко улавливал определённые нюансы и недостатки — спросил:
— Такой большой самолёт и имеет такую маленькую дальность!
Ему объяснили, что всё дело в миделе (это поперечное сечение самолёта). Чтобы самолёт летал «на дозвуке» на большую дальность (делался он как сверхзвуковой, и это его основной режим), нужно создавать двигатель другого плана, значительно больший по контуру. Такой двигатель не вписывается в самолёт, потому что мидель не пускает, даёт ограничение. Докладчик продолжил рассказ о самолёте, а Батицкий вдруг нахмурился и неожиданно снова остановил его новым вопросом:
— Что же, такой большой самолёт, а его локатор далеко не видит? Надо увеличить дальность обнаружения.
Докладывающий ответил, что это справедливое требование, но для того чтобы увеличить дальность, необходимо сделать антенну большего диаметра, кроме того, поставить более мощный генератор, а это тоже повлечёт за собой увеличение объёма и веса. А мидель опять не позволяет это сделать. Есть определённые ограничения — тогда самолёт не выйдет на сверхзвук так быстро, у него будут большие потери и меньшая скорость. Батицкий ещё больше нахмурился. Когда же дело дошло до вооружения самолёта, он сделал ещё одно замечание:
— Почему всего четыре ракеты?
— Дело в том, что на самолёте есть всего четыре пилона. Для того чтобы ракеты подвесить под фюзеляж и утопить, нужно будет сделать специальное приспособление и немножко увеличить фюзеляж. Но этого опять не позволяет сделать мидэль, он нас везде режет.
Тогда Батицкий сказал:
— Что же вы, такое прославленное КБ, такой прославленный коллектив, а с одним жидёнком справиться не можете?!
Все улыбнулись, понимая, что он имеет в виду мидель, но никто не осмелился возразить главкому.
А в 1976 году у нас случилось чрезвычайное происшествие — в начале сентября лётчик Беленко перегнал МиГ-25 в Японию. Там самолёт полностью осмотрели местные и американские специалисты и дали ему очень высокую оценку. Во-первых, с точки зрения технологии металлов — он был сделан из титановых, стальных и алюминиевых конструкций, мог летать на максимальной скорости продолжительное время, причём с перегрузками. У американского SR-71 максимальная перегрузка составляла 1,7, у МиГ-25 — 4,5, поэтому на самолёт были наложены дополнительные ограничения, но мы с ними справились.
Правда, были у самолёта и недостатки. Например, локатор, о котором многие говорили с усмешкой, что он сделан на уровне радиолюбителя 58-го года. Это действительно было так — его элементная база была очень старомодной, но философия комплекса, его помехозащищённости находилась на уровне самых перспективных. Почему-то вторую часть высказываний зарубежных специалистов некоторые средства массовой информации — как наши, так и зарубежные — предпочитали не афишировать. И оценка самолёта получалась негативной. Кроме того, был неэкономичным двигатель, особенно на дозвуке — и зарубежные специалисты это отметили. Но отметили они и оригинальность некоторых технических решений двигателистов, ведь это был единственный низконапорный двигатель всего с четырьмя ступенями компрессора. А то, как он смоделирован и сделан для больших высот, его автоматика вызывало у специалистов всеобщее восхищение.
Конечно, для нас это была большая потеря. Мы лишились секретной технологии — раз. Мы понесли огромные затраты — два. Но нет худа без добра. Система опознавания, которой был оснащён МиГ-25, — а это была наша основная потеря — размещалась не только на всех самолётах отечественного производства, но и на кораблях. К тому времени она далеко уже отстала от жизни, и её срочно переделали. Кроме того, радиолокационная станция по своей технологии действительно несколько уступала передовым образцам, и после этого случая мы сделали новую. Нами также были несколько усовершенствованы и сами ракеты. То есть этот случай послужил неким толчком нашему дальнейшему техническому росту. Была предпринята довольно удачная попытка по разработке новых двигателей. Почему-то это направление в те годы не получило поддержки, хотя двигатель Соловьёва, который позже был установлен на МиГ-25 и МиГ-31, очень хорошо себя зарекомендовал — и по дальности, и по длительному пребыванию на сверхзвуке.
Если же говорить о самом Беленко, то во многом эта история осталась окутанной туманом. Я не буду вдаваться во все подробности, это не основная тема моего повествования, но всё-таки некоторые факты и своё видение случившегося изложу.
Сначала мы были абсолютно уверены в том, что он перебежчик, которому чужда наша идеология, наш образ жизни. Он погнался за «лёгкой жизнью» и поэтому перелетел на Японские острова. Но вопрос оказался намного серьёзнее. Вскоре было установлено, что он был завербован разведкой США и специально заслан в систему ПВО Советской Армии. Помню фразу, которую услышал от Савицкого, когда мы сидели с ним в комнате во Владимировке сразу после угона «двадцать пятого»:
— Ты знаешь, мне пришло письмо от жены Беленко, я с ней встречался. Она просила отпустить её к Сергею и обещала его вернуть.
— Ну и что вы думаете по этому поводу? — спросил я.
— Я думаю, что хер она его когда больше увидит, — сказал маршал с прямой откровенностью.
При выяснении всех обстоятельств этого дела стали выясняться любопытные факты из биографии Беленко, которые исключали версию о том, что он простой перебежчик. Когда стали поднимать документы, выяснилось, что с 16-летнего возраста, когда он уехал из дома, родители его больше не видели. Более того, не смогли найти и его детских фотографий, с помощью которых можно было бы идентифицировать его личность. Весь этот период до угона — с 16 до 25 лет — родители хоть и получали от него денежные переводы, ни разу с ним не виделись. В годы курсантской учёбы он убывал в отпуск всегда не в том направлении, какое было указано в предписании. Конечно, сам по себе этот факт ещё ни о чём не говорит. Я, например, тоже жил в Москве, а в отпуск летал в Сочи. Но это курортный город, в котором многие любят отдыхать. А если человек в отпуск или на короткие каникулы едет в какой-то небольшой северный городок? Не к родителям и не к любимой девушке — во всяком случае, его приятели никогда не слышали, что у него есть такая девушка. Как правило, курсанты всегда рассказывают друг другу, кто где отдыхал. Беленко же старался об этом никому не говорить, и только один раз случайно его товарищ узнал, что он ездил в этот северный городок, причём неоднократно. Кстати, когда этот лётчик поделился своими соображениями со следователями, стараясь подсказать им определённые пути расследования, то сам же за это и пострадал. В то время он уже был заместителем командира эскадрильи, его с этой должности сняли и уволили. Об этом мне сказал Савицкий. Было очень тяжело. Я тогда спросил у него:
— Как же так получается — человек помог определиться с версией, рассказал о маленьком факте, и его же за это наказали?
— Но что же он раньше-то об этом молчал?
— А раньше-то чего? Вроде бы как стучать… А для того чтобы отделить «стук» от «сигнала», нужно иметь чёткую информацию. А может, он на самом деле к девушке ездил, кто его знает?
Но нужны были «стрелочники», и их находили. Потом стала выстраиваться определённая версия. Ещё один факт подтверждал, что Беленко был завербован давно. Надо сказать, изучение материальной части самолёта — дело довольно-таки нудное. Но когда Беленко переучивался на МиГ-25 в Центре боевого применения ПВО, он уделял этому вопросу повышенное внимание — видимо, уже тогда собирал необходимую информацию. Обычно лётчики вздыхают с облегчением, когда сдают матчасть. Дальше начинается лётная программа. Каждый день — определённый распорядок дня: теоретические занятия, лётная программа, отдых, сон, занятия спортом. Все, как правило, находятся вместе. Как правило, времени на всё не хватает. Беленко, поскольку ему нужно было собрать максимум информации и о других самолётах, очень тонко делал это следующим образом.
Если бы он просто взял инструкции по Су-15, Як-28, МиГ-23, то любой сослуживец мог бы у него поинтересоваться:
— А зачем ты изучаешь эти самолёты? На свой-то времени не хватает. Ты что, переучиваешься на другой самолёт?
Поэтому он делал по-другому — приходил в библиотеку в выходные дни, когда там никого не было, брал инструкции интересовавших его самолётов и другие секретные материалы, которые в библиотеке ему выдавали без лишних вопросов, и изучал их, набирая нужную информацию. Я думаю, в библиотеке о нём сложилось впечатление как об очень прилежном лётчике, стремящемся расширить свой кругозор. Но когда версия о том, что он агент иностранной разведки, стала приобретать чёткие очертания, этот факт стал ещё одним её подтверждением.
На шестом своём полёте на МиГ-25 Беленко пересёк море и сел на одном из японских аэродромов, кстати, не на том, на котором должен был сесть по плану. На торможении он повредил один пневматик. Когда самолёт подкатили к ангару, Беленко вышел из него, поднял пистолет и предупредил, чтобы к самолёту никто не подходил, так как он является собственностью Соединённых Штатов. И вопрос о том, кем Беленко является на самом деле, закрылся сам собой.
У нас в печати появились статьи, в которых рассказывалось, что Беленко накачивали наркотиками, вследствие чего он не мог говорить с представителем советского посольства. Но это было неправдой. Насколько мне известно, на той встрече он сказал нашим дипломатам, что ему с ними говорить не о чем, он сделал всё сознательно и дальнейшую беседу считает абсолютно ненужной. Не ручаюсь за точность этих фраз, но по смыслу они были такими.
Кажется, наша разведка предпринимала какие-то меры по его ликвидации, на него было совершено покушение. Но в машине, в которую врезался грузовик, оказался двойник Беленко, который и погиб. После этого никаких мер больше не предпринимали. Сейчас Беленко работает в отделе одной из американских авиационных фирм — то ли «Хьюз», то ли «Вестингауз». Когда я был в США, меня даже хотели с ним познакомить. Но я не понимал цели и смысла нашей беседы и поэтому от этой встречи отказался.
Отказался я от встречи и с капитаном Зуевым, который в своё время тоже перегнал МиГ-29. Не помню, сам ли он захотел встретиться со мной или мне предложили встретиться с ним, показав его книгу. У меня такого желания не было. Но если в случае с Беленко мотивы его поступка были хотя бы понятны, поскольку он оказался завербован и выполнял задание, то Зуев был обыкновенным предателем, который за деньги продал секреты своей страны.
Я знаю, что он, будучи ещё лётчиком, приезжал поступать в ШЛИ, и один мой младший товарищ даже приходил ко мне и просил, чтобы я за него походатайствовал. Но я тогда ответил отказом, потому что Зуева не знал, а не в моих правилах было просить за абсолютно незнакомого человека. Я благодарен судьбе, что она меня оградила от него, потому что невольно я мог бы оказаться связанным с его предательством.
Я хочу, чтобы меня правильно поняли. На протяжении всей своей жизни я всегда всем помогал. Жена даже часто мне выговаривала: «Вот так бы о собственных детях беспокоился». На что я ей всегда отвечал, что меня уже не переделаешь, да и нам, когда трудно, люди тоже приходят на выручку. Но абсолютно незнакомым людям, особенно если это было связано с работой, я помогал только после того, как близко с ними знакомился и понимал, что они заслуживают моей поддержки. Так было и с теми, кого я рекомендовал в лётное училище и в Школу лётчиков-испытателей. И если эти люди оправдывали мои надежды, я потом всегда их поддерживал.