6. ВИКТОР РЫНДИН

6. ВИКТОР РЫНДИН

Галерею портретов лётчиков-испытателей мне бы хотелось продолжить рассказом о Викторе Рындине. Он пришёл к нам года через полтора-два после моего выпуска. Виктор выделялся среди нас явно не московским выговором — он был из казаков, кстати, родом из той же станицы Прохладной, что и Пётр Максимович Остапенко. Летал он здорово, у него была очень приличная лётная подготовка. Но полностью раскрыться его таланту мешало то, что он нарушал спортивный режим, немного при этом перебарщивая. Виктор был человеком честным, прямым, очень преданным другом. С ним было интересно летать, потому что, будучи опытным инструктором, он всё время держался за управление. Так ведут себя обычно инструкторы, которые мало доверяют своим ученикам. У Вити этот навык остался, и мы иногда смеялись с Борей Орловым: когда летишь с Витей, можешь поднять руки и ни о чём не беспокоиться. Полёт выполняет Витя. При этом он все твои действия комментирует и указывает на все твои «ошибки».

Правда, такое вмешательство бывает порой чревато определёнными сложностями. Помню, мы как-то летали с ним на сопровождение Федотова на спарке МиГ-21. После того как Федотов совершил посадку, я пролетал на бреющем полёте над полосой. И вдруг чувствую — движения ручки стали скованными и очень жёсткими. Я понял, что её держит Витя. Я ему приказал немедленно отпустить ручку. А он мне в ответ:

— Валера! Тры мэтра! Тры мэтра! Мы идём на трох мэтрах!

— Витя, отпусти ручку ради Христа!

— Так ведь тры мэтра же!

Такое его постоянное участие в полёте и комментарии к нему часто умиляли.

В памятном полёте со мной на МиГ-31 Витя тоже летел во второй кабине и проявил полную выдержку И я отдаю должное его мужеству и чувству товарищества. Виктор, абсолютно не вмешиваясь на этот раз в управление и ничего не комментируя — а в задней кабине ему приходилось действительно тяжело, потому что он практически ничего не видел, — отказался покинуть самолёт.

С одной стороны, для меня это было обременительно, потому что одному мне было лететь проще, но с другой стороны, то, что он остался вместе со мной, придало мне больше уверенности в себе и ответственности за него и машину. Такой поступок был жестом абсолютного доверия ко мне со стороны Виктора, причём доверия в такой ситуации, когда вопрос стоял остро: жизнь или смерть, и в которой до нас никто не был. Шансов «улететь на небо» у нас было гораздо больше, чем посмотреть на него после полёта с земли.

Потом ребята его часто спрашивали:

— Вить, скажи, что ты чувствовал, когда совершалась такая посадка и жизнь от смерти отделял только миг?

Витя с присущим ему юмором отвечал:

— Я почувствовал резкий запах цветов на могильном бугорке.

По этому поводу мы, конечно, не могли не выпить и вместе с Александром Васильевичем Федотовым пошли в ресторан. Виктор пил очень мало и был практически трезвым как стёклышко. И в последующие дни он почти не принимал спиртного. Я даже подошёл к нему и спросил, не случилось ли чего. Мы-то думали, что после этого случая он вообще «выпадет в осадок». И только дней через пять он позволил себе расслабиться, и неплохо.

Я очень доволен, что в семейной жизни у Виктора сложилось всё хорошо. У него есть дочь Света, сейчас она уже взрослая, подарила ему внука. Так что Виктор — счастливый отец и дед. Он получил звание заслуженного лётчика-испытателя СССР. Я хочу ему пожелать прежде всего здоровья и семейного счастья. А ещё чтобы ему продолжало сопутствовать необыкновенное везение в играх, в которых ему не было равных, — нардах, покере. И ещё раз хочу выразить благодарность Виктору за тот полёт. Думаю, что он закончился благополучно во многом благодаря выдержке Виктора и той уверенности, которую он мне придал, отказавшись катапультироваться.