Вместо предисловия

Вместо предисловия

Прилагают фотографии деятелей литературы к данным о них; воспоминания мои — фотографии: материал для литературоведа-историка; не одушевлен я желаньем тряхнуть стариной иль расправиться с ней; что и как было, — вот жест записания.

Биография выныривает, поскольку у воспоминаний есть мыслящий субъект их; описание прыщиков собственного носа не интересует автора, [в описываемый период грешащего гипертрофией абстракций, определявших стиль живых отношений; отсюда и необходимость в силуэтах идейного мира автора (того времени); «хороши» они были иль «плохи», — не мне судить.]

Оценок тут нет.

[Силуэты взглядов скроены мной из цитат, имеющих почти 25-летнюю давность; ссылки на книги и на страницы, — увы, — ничто для зло-читателя; и тут он будет утверждать: «Выдумываете!» С 1908 года с меня, точно с трупа, снимают гипсовые маски; живой человек упразднен; маски вывешены в антикварных музеях; «Андрею Белому полагается так полагать» доминирует над «Андрей Белый так полагает».

Читатель, не прочитавший всего меня, лучше, чем я, знает мой мир идей: так было, так будет!]

В предлагаемых воспоминаниях я не критикую идеологий литературных спутников: у них есть свои книги; идеологии их изучаемы на материале им (и) написанного; не привожу и долгих диалогов: разговоры свои не записывал я; у меня слаба память на слово; я помню жест, смысл, интонацию и действие их на меня.

Что помню, то и описываю.

За 30 лет менялись мои отношения к Блоку, Брюсову, Иванову, Мережковскому, Метнеру, Эллису, Эртелю и другим. В рассыпанном материале писем, заметок, статей, дневниковых записей найдешь что угодно о каждом: от субъективной хвалы до пристрастной ярости; таким оценкам на час — грош цена. Приходится исправлять грехи переоценки или недооценки и в печатном тексте; в «Начале века» стараюсь я стереть пристрастную полемику с Брюсовым эпохи «Воспоминаний о Блоке» и пристрастную романтизацию самого Блока, данную в «Воспоминаниях». В письмах, набросках, в ряде пропавших дневниковых записей о Сологубе, Брюсове, Блоке и прочих много разбросано субъективной дряни, которую автор уже не может предать огню за неимением этой «дряни». Но этим заявлением о том, что импрессиям дня он не придает цены, аннулирует значимость его субъективных мнений о том или другом на протяжении 30 лет. Приготовляя к печати «Начало века», автор показом стиля отношений к современникам доказывает: стиль его отношений — диалектика, живой, текучий процесс, превышающий «да» или «нет», сказанный современникам по прямому проводу.

[Сказав это, я отвечаю и на слухи, доходящие до меня: от времени до времени мне передают, будто кто-то (много есть литературных спекулянтиков) показывает из-под полы какие-то де письма мои или другие материалы с резкими мнениями о моих литературных собратьях. Проверять слухи после этого моего заявления не имею намерения. Лишь скажу: писем с оценками никому из заведомых спекулянтов я не писал уже лет 15; а черновой материал с набросками неоднократно у меня пропадал (ведя переменный образ жизни, я разбрасывал свои бумаги); мои письма, заметки можно было бы подобрать и на улице; им — грош цена после сказанного здесь; найдя утраченную рукопись, не «воры» возвращают ее по принадлежности. Но и на «чох» показа из-под полы — не наздра(в) — ствуешься.

Повторяю: в 31-ом году значимо лишь то, что я думаю о писателях в «Начале века», а не в каких-то там письмах или в чем еще.]

Автор

Кучино. 18 декабря. 30 года.