Война окончена. Тревога остается

Гитлеровская армия разгромлена. Последний гарнизон в логове врага, в Берлине, капитулировал. А солдаты приводили в порядок боевое оружие. Так было всегда в армии: пришел из похода, со стрельбища — чисть оружие. Оно должно быть готово к безотказному действию. В армии знают этот закон издавна, и потом, когда оружие приведено в порядок, начинают заниматься собой.

Сохранить боевую готовность войск, каждого солдата, всех звеньев армии в момент перехода от войны к миру, осознанно совершить этот переход в его сложной взаимосвязи со сложившейся обстановкой на территории врага, когда все вокруг тебе неведомо, тобой еще не познано, еще противостоит тебе, как дальняя солдатская дорога, на которой всякое может быть, ко всему надо быть готовым, — остается одно — бдительно всматриваться в неведомый этот путь, сохранить боевую готовность армии в целом и солдата в отдельности, примечать, что делается вокруг тебя, и в сложной обстановке, в которой мы оказались, находить причинную связь происходящих событий, делать выводы, приводить в стройный порядок и свои мысли, и свои поступки.

Над определением сложившейся после войны обстановки и задач, складывавшихся в непривычной мирной тишине, для солдата, офицера, для всех напряженно работали политотделы, офицерский состав. На совещаниях политорганов, командного состава, которые провели сразу, как только смолкли орудия и рев моторов, анализировали сложившуюся обстановку в войсках, их взаимоотношения с населением, с союзниками, которые стояли перед нами на западном берегу Эльбы, определяли конкретные задачи, обязательные для всех, границы дозволенного и непозволительного.

Над новыми вопросами начинали глубоко задумываться еще на Одере, задолго до окончания войны. Когда войска 61-й армии покидали район Альтдамм и сосредотачивались в районе форсирования Одера перед Бад-Фройенвальде, я встретился с генералом Вержбицким на крутом правом берегу Одера, и тогда, перед последним броском к победе, всматриваясь в дали за Одером южнее Шведта, мы говорили о том, как все сложится потом, когда мы достигнем Эльбы, когда война начнет уходить в историю, как надо будет сохранить равновесие духа солдата-победителя и сохранить, отстоять плоды победы. Генерал Вержбицкий был интересным собеседником, серьезным, вдумчивым командиром. Я помнил его еще с 1943 года, когда он командовал 311-й стрелковой дивизией в 54-й армии на Волховском фронте. В боевой обстановке он отличался острой наблюдательностью и собранностью.

Несколькими днями раньше я направлялся в 12 ГСД полковника Малькова. В одном из поселков солдат ловко разделывал тушу свиньи. Вынул и отложил себе печень. Я спросил его: «Зачем ты это сделал?» Тот помялся и сказал, что «мясо свиньи жирное, а печень в самый раз». «А как же с ротной кухней?» — спросил я солдата. «С кухней? Ну, печенку пожарим, а на ротную кухню можно и не ходить».

На окраине того поселка располагался командный пункт генерал-лейтенанта Г. Халюзина, командира 9 ГСК. Я рассказал ему об этой печенке. Он мне говорит:

— Странная вещь наблюдается — ротные кухни готовят вкусную пищу, а солдаты в ряде подразделений не приходят обедать. Видимо, питаются «подножным кормом». Сам понимаешь, ротная кухня объединяет роту, солдаты должны стремиться к ней, как к источнику жизни, и тогда командиру легко управлять подразделением. А теперь он не знает, где его подчиненные.

— Насколько это массовое явление?

— Нельзя сказать, чтобы было массовое, что никто не ходит, но случаи не единичные.

Говорили мы с генералом об организации последнего броска через Одер, долгожданном конце войны. Халюзин был опытным боевым командиром, хорошим организатором. От боевых действий разговор наш опять перешел к солдатскому быту. Ходят ли, например, солдаты и офицеры по немецким домам? Как с выпивкой? Чем занят солдат днем, вечером, как организовано расквартирование? Как поставлена санитарная служба, как с личной санитарной гигиеной? Все ли сделано для организации досуга солдата? В разговоре принял участие начальник Дома офицеров майор Соколов, сообщил, что Политуправление фронта готово прислать то, что нам необходимо для проведения культурно-массовой работы.

Наблюдения, накопленные в период войны на территории врага, легли в основу совещания начальников политорганов и замполитов частей, проведенного по армии в первые послевоенные дни. Политработники глубоко проанализировали опыт боев за Одером и обстановку, сложившуюся на Эльбе, и поставили на совещании много вопросов, которых не касались временно в период боев. У солдата стало много свободного времени, и он не знал, куда его деть, а боевые задания теперь были связаны с несением караульной и патрульной службы в «мирных» условиях. Вражеский фронт рассыпался, но разве мог кто либо сказать, что враг исчез и больше не угрожает твоей и моей жизни? Нет, не мог.

Доклады политработников были спокойные. И чем спокойнее они были, тем сильнее росла озабоченность, представлялись возможные опасные неожиданности, которые могли настигнуть нас, и которых мы сейчас не видим. Сохранение и упрочение моральной устойчивости теперь, когда война уже в прошлом, — самая важная задача политических и командных руководителей. Об армии судят по ее победному пути, о солдате судят по его поведению. И судят не товарищи, которые все простят, а посторонний глаз побежденного народа, который пристально присматривается к армии победителей и судит о ней по поступкам ее солдат. И не это самое главное. Это, конечно, очень важная деталь нашего поведения, политически очень важная для нас. Главное в том, чтобы сохранить в постоянной боеготовности армию после войны.

Со стороны покажется это странным. Война кончилась, а боеспособность и боеготовность должны быть еще более повышены. Да, да, — это непреложная истина победившей армии. История знает немало примеров, когда армии-победители разлагались и становились жертвами своей беспечности и уничтожались только потому, что не подумали о сохранении, упрочении своей победы. История войн учит, что победу надо удержать, закрепить, целесообразно использовать ее в интересах той политической цели, которая поставлена государством в войне и, естественно, перед армией.

А какими средствами можно обеспечить эту задачу, как не укреплением политической бдительности армии в целом и каждого, да-да, каждого солдата, от разведчика до повара. И эта цель была поставлена перед политическими органами армии на том совещании.

Каждый командир, несущий ответственность за боеготовность своего подразделения, реально сознавал, что бойцы и командиры, прежде всего, люди, со всеми их разнообразными чертами, слабостями. И это не умаляет роли морального фактора, а напротив, повышает его. Жизнь армии постоянно требует внимательно всматриваться в конкретные поступки подчиненного, сознавая, что твоя роль воспитателя — в предупреждении, в удержании от поступков, порочащих честь воина. Капиталистическая Европа еще не встречалась с солдатом социалистического государства рабочих и крестьян, не знала, что возможно простому солдату носить в груди своей всю великую гордость за свое отечество.

Все мы пришли на Эльбу не с плац-парада и не из школы. Все мы прошли тяжелые, мучительно тяжелые испытания, физические и нравственные. Все мы прошли через могилы, нет, мимо дорогих нам могил с грузом неукротимого мщения. Может ли утихнуть это страшное чувство, когда гитлеровская армия разбита и главный, видимый, зримый виновник уничтожен? А если оно по-прежнему жжет грудь солдата и всеми силами тянет к отмщению? Война закончилась, дорогие могилы позади, позади и сожженные села и города, изуродованные леса и поля, на них еще умирают соотечественники, особенно несмышленые детишки, роясь в изуродованной, наполненной снарядами и минами, земле, или пахари, или прохожие, поспешившие пойти по короткой дороге, через заминированное поле, ставшей потом последней с их последним вздохом. Все это позади. А ненависть с тобой, и с ней надо справиться, поступить по-человечески, не так, как она подсказывает сердцу. Солдаты из опыта знают, что чувства — плохой советчик. Да разве теперь найдешь того виновника, кто нанес тебе непоправимое горе? Нет! И теперь твоя цель другая. Глубокий смысл отмщения лежит в другом, так подсказывает разум солдату.

Сразу после войны в политической обстановке и в Германии, и в лагере наших союзников было много неясного. Но одно-то мы хорошо усвоили, что на нашей армии лежит задача способствовать созданию такой обстановки в Германии, чтобы теперь и в далеком будущем с этой территории никто не начал бы войны. Германия должна стать миролюбивой страной. Западные союзники будут мешать нам. Конечно, эта задача окажется для них непосильной, если за дело создания новой Германии возьмется сам немецкий народ. И это не будет пустой фразой, если ему помочь, помочь вовремя и эффективно. И наша армия во имя сохранения того, что мы достигли в войне, может это сделать, то есть сделать максимум осуществимого при данных условиях. Но тут же встает все тот же вопрос, который мы обсуждали с солдатами на Эльбе. Чем сложнее обстановка в мире, тем все более остро встает перед нами задача установления таких отношений между нами и немецким населением нашей зоны, которые, во-первых, способствовали бы размыванию в психике немецкого народа всего наносного, всего антисоветского, что оставила в виде психологического и нравственного груза гитлеровская идеологическая кухня; во-вторых, как ни трудно, но приложить усилия, помочь немецкому населению самому убедиться, что оно имеет дело не с оккупантами в империалистическом смысле слова, а с армией — освободительницей немцев от гитлеровской деспотии, да-да, — освободительницей немецкого народа. Это под силу только очень дисциплинированной и очень сознательной армии. Ведь это не просто, чтобы немцы хорошо относились к советскому солдату, нет, этого далеко недостаточно. Надо, чтобы немецкий человек освободился от психологии побежденного, поднялся до понимания вершин строителя своей собственной судьбы, своего немецкого государства, чтобы он проникся сознанием необходимости сотрудничества с советским народом и нашей армией, как крайне необходимой и великой задачей социального обновления своей жизни и совместной борьбы за мир, в котором так нуждаются теперь все.

На достижение этих целей уйдет много сил и времени, без сбоев это не пройдет. Наши западные союзники теперь уже открыто становятся империалистами без маски, которую они так неуклюже носили всю войну. Они первым долгом будут мешать социальному обновлению немецкого народа. И так же, как и мы, будут делать максимум осуществимого в своих пакостях. У себя в зонах они приведут к власти все ту же монополистическую буржуазию, все тех же помещиков и постараются все начать с начала, но уже в тесном союзе со своими вчерашними «врагами». Это может произойти на территории двух третей Германии, которые они теперь оккупировали.

Конечно же, это процесс остро политический. Не только потому, что в него втягивается весь немецкий народ, все победители и побежденные, но и потому, что в его основе лежит политика нашего Советского государства — политика борьбы за мир на земле. А это находится в связи с еще двумя очень важными вопросами. Во-первых, мы здесь не одни. Наши союзники привели свои армии в Германию далеко не с теми целями, что и мы. Во-вторых, в объекте борьбы двух мировоззрений стоит немецкий народ. Борьба усложнится. Эту борьбу мы должны выиграть. Победа в этой области будет определять характер немецкого государства. И от того, как он будет решен, зависит будущее немцев. А будущие поколения наших соотечественников будут судить о нашей военной и государственной мудрости.

Ключом всего этого нынешнего политического и социального нагромождения является поведение нашего советского воина на территории Германии. Советские воины должны усвоить себе, что они в настоящее время являются заступниками начинающегося процесса социально-демократических преобразований послевоенной Германии.

Всю войну, все самые последние месяцы войны, все время, потраченное нами на освобождение Европы, велась эта разъяснительная работа. Она приносила нам обильные результаты. Все говорило о том, что начало было положено прочное. Воины понимали свое место в той исторической битве, которая началась за обеспечение прочного мира для народов Европы и нашей планеты.