Западные военные власти учиняют разгром свободных немецких профсоюзов в Западном Берлине

Развалить изнутри свободные немецкие профсоюзы не удалось ни правым лидерам социал-демократов, ни западным военным комендантам, ни угрозами, ни хитростью политических авантюристов. А берлинские профсоюзы были непреодолимой помехой для раскольнических махинаций западных военных властей в Берлине. Они понимали, что, не разрушив их в западных секторах, им придется туго, когда начнут осуществлять денежную реформу и наносить окончательный удар по единству города.

И вот 4 июля 1948 года совершенно неожиданно председательствующий французский комендант генерал Ганеваль приглашает в свою резиденцию всех комендантов Берлина. Когда прибыли и расселись за стол, французский комендант, который все эти годы был сравнительно пассивен в профсоюзных спорах в МСК, предлагает советскому коменданту нечто вроде согласованного западными комендантами предложения, которое вполне можно назвать ультиматумом, — чтобы советская сторона в МСК признала профсоюзную оппозицию в Берлине. Мы заранее были ознакомлены с такой постановкой вопроса, и так же неожиданно, как поставили этот вопрос западные коменданты, решительно отклонили их предложение. Но мы были вполне учтивы и дали свои объяснения. Мы заявили на той встрече, что разрушать созданные профсоюзы в Берлине в 1945 году и признанные всеми комендантами без единого возражения и сомнения тогда же, нецелесообразно. Рабочие всегда протестовали, когда власти вмешивались в их внутренние дела, как в далеком прошлом рабочего движения, так и теперь особенно. Рабочие должны сохранить единство.

На следующий день все западные коменданты запретили в своих секторах деятельность Организации свободных немецких профсоюзов. Таким образом, понуждая нас признать УГО, западные генералы добивались признания профсоюзной оппозиции — УГО, во всем Берлине, включая и Советский сектор, и развал действующих профсоюзов в своих секторах втихую, без лишнего шуму. Но, поскольку этого не получилось, они не стали ждать ни одного дня и официально развалили ОСНП.

За этим последовали репрессии объединенным силам и комендантам, и магистратам и СДПГ Западного Берлина. Они просто начали изгнание из своих секторов признанных профсоюзных организаций, забирали их архивы, конфисковывали мебель профсоюзов, лишали права на приобретение помещений, арестовывали и сажали в тюрьмы профсоюзных активистов, когда они собирали членские взносы со своих членов. Принудительно заставляли рабочих платить взносы уполномоченным УГО.

В Вильмерсдорфе социал-демократ Краузе демонстративно отстранил от работы всех членов СЕПГ и в аппарате магистрата и в аппарате профсоюзов.

— Отныне, — сказал этот административный гений, — здесь будут работать только члены УГО и СДПГ. И если вы станете сопротивляться, мы вызовем полицию. — Для вескости своего административного таланта он зачитал приказ английского коменданта.

В Шпандау представители профсоюзной оппозиции порвали все документы районного правления ОСНП.

В Райникендорфе бургомистр, социал-демократ Дюнебак официально заявил избранному правлению ОСНП, чтобы они убирались из помещения подобру-поздорову. И дела теперь будут вести представители УГО.

Рабочие Берлина три года отбивали атаки раскольников и отбили. Но пришел генерал американской армии и с покорной помощью французского генерала одним махом порешил вопрос. Они, генералы, все могут, им все доступно, над их головами нет власти, кроме власти Бога, и они выгнали из своих секторов законные рабочие организации и учредили раскольников, а кто позволил сопротивляться этой силе, посадили в тюрьму. Вот вам и демократия.

Попробуйте сравнить то, что совершили западные военные власти 5 июля 1948 года, и медоточивое заявление американского генерала Китинга в конце января 1947 года, и вы убедитесь, чего стоит эта демократия тюрем и попрания самых элементарных свобод рабочего человека.

Конечно, «работа» по подготовке такого разрушения ОСНП на завершающем этапе не обошлась без активного вмешательства западных военных властей в выборную борьбу в профсоюзах весной 1948 года. Но в отличие от предыдущих лет в данном случае все было связано с усилением раскола в районных организациях, в отраслевых профсоюзах. Повсюду чинились помехи законным профсоюзам и всячески способствовали «победе» УГО. Советская комендатура и в этот раз сделала в МСК на уровне заместителей комендантов резкое заявление протеста против агрессивного настроения западных военных властей в отношении ОСНП. Мы в этом заявлении имели задачу удержать руку военных раскольников. Но рука была занесена и опускалась на голову профессионального движения в Берлине.

Несколько раньше, 30 мая, вновь избранное правление ОСНР обсудило создавшееся положение и признало, что создание оппозиции в профсоюзах Западного Берлина есть начало практического шага к расколу профсоюзов Берлина, поэтому НОП ставит себя вне рядов ОСНП, и призвало берлинские профсоюзы на решительную борьбу с раскольниками, на защиту единства берлинских профсоюзов. На первое организационное заседание правления ФДГБ никто из представителей избранных в правление ОСНП (Альбрехт, Шиммель, Бернгард и кассир Айхнет) не явились.

1 июня 1948 года под пристальным присмотром западных оккупационных властей в районах западных секторов были проведены профсоюзные конференции и вынесены резолюции — не признавать ФДГБ.

16 июня американский комендант на заседании МСК стукнул кулаком по столу и покинул заседание комендантов. С этого времени МСК прекратила свое существование.

26 июня Комитет действия — раскольнический центр профсоюзной оппозиции — переименуется во временное правление ОСНП, там же было объявлено решение городской конференции ОСНП и другие решения профсоюзов недействительными.

30 июня было опубликовано обращение профсоюзной оппозиции к рабочим Берлина не признавать ФДГБ.

4 июня заместитель американского коменданта полковник Бенсон отдал по американскому сектору распоряжение не признавать правление ФДГБ, избранное в апреле 1948 года в американском секторе Берлина.

Четыре года потратили западные оккупационные власти на раскол Германии и Берлина. План раскола вынашивался с самого начала послевоенного периода. И чем решительнее поворачивали немецкие народные массы к решительному повороту на социально-политические преобразования своей страны, как основной гарантии мирного развития, чем решительнее поворачивалась вся Европа влево, тем быстрее падал авторитет старых капиталистических политических сил в народных массах, тем все настойчивее американские империалистические круги ускоряли свой бег к расколу Германии, тем сильнее приходили они в резкое противоречие с народными массами Германии. Четыре года силились американские империалисты подчинить своему безраздельному влиянию политическую жизнь германской столицы. Но все было тщетно.

Американские империалисты так и не поняли, что борьба немцев за единую Германию и за единый Берлин превращалась в широкое поле битвы, которая носила не только и не столько национальный характер, сколько классовый. Дело не только в том, что рабочий класс является в немецком обществе самым массовым классом и составляет более ? населения страны, а дело в том, что из всей предыдущей истории немецкий рабочий класс глубже всех социальных групп общества осознал неразрывную связь своего собственного единства, единства своих рядов, с единством национальным — единством Германии. Он был кровно заинтересован в единстве Германии в интересах своей успешной борьбы за решительные социально-экономические преобразования страны, за надежный выход немецкого народа на путь мира и социального прогресса. С этим путем он связывал свои коренные интересы для глубокого преобразования немецкого общества. Старые капиталистические господствующие классы окончательно дискредитировали себя связями с фашизмом, и народные массы не доверяли им. Нужно было такое обновление в жизни общества, которое привело бы к политическому руководству широкие демократические силы общества. В этом был глубоко заинтересован германский пролетариат. На это настраивал его длительный исторический опыт немецкого рабочего движения и вся история немецкой общественной мысли. Мы на живом опыте берлинской общественной жизни могли заметить это в четыре послевоенные года.

На опыте Берлина американские империалисты убеждались, что раскол Германии, так необходимый им для закабаления всей Европы, может сорваться, стоит только упустить подходящий момент. Кроме того, опасность срыва раскольнической линии в Берлине ярко просвечивалась и в специфической сути самого Берлина. Он был накрепко связан своей социально-экономической пуповиной с Восточной Германией. Его экономические, культурные, этнографические, географические связи с окружающей его Восточной Германией имели свои исторические корни. Он, сколько помнит история Германии, был своего рода доминатом Пруссии, его всесторонним законодателем. И, естественно, все это восставало самым решительным образом, когда в берлинские народные массы проникала даже мысль о расколе Берлина.

Обратное преобразующее воздействие, проводимое в Восточной зоне Германии, на Берлин было настолько плодотворно, что придавало борьбе берлинского рабочего класса живительную силу в его стремлении к борьбе за широкие социальные права рабочих в Берлине. Следует, кроме того, учитывать, что у американских империалистов не было ничего солидного, чтобы противопоставить монолитному единству берлинского рабочего класса в его борьбе за единство Берлина, за единство рабочего класса. Буржуазные партии никогда не были в почете у рабочих Германии. Социал-демократическая партия так же, как и буржуазные партии, дискредитировала себя связями своих вождей с фашизмом. Рядовые социал-демократы всегда были на стороне совместных действий рабочих за свои рабочие права. Но после 31 марта, когда в рядах СДПГ предельно обнажилась группа раскольников, провозгласившая смертельную борьбу коммунистам, положение этих, с позволения сказать, лидеров в самой партии стало совсем ничтожным. А если принять во внимание, что в этот период лидеры СДПГ погрязли в своих связях с раскольнической политикой американского империализма и в своих открытых симпатиях с христианскими демократами, партией открыто проамериканской, то станет вполне очевидным, насколько слабы были социальные рычаги империалистической политики США в Берлине.