Луизен-штрассе — Центральная советская комендатура Берлина

Не знаю, была ли русская военная комендатура в тот первый раз, когда так же штурмом был взят Берлин и когда генералу русской армии генералу Тотлебену была передана капитуляция берлинского гарнизона и переданы ключи от города. Это было 9 октября 1760 года, когда русские войска под командованием талантливого полководца генерала З. Г. Чернышова обложили Берлин, и в ночь с 8 на 9 октября приступом взяли прусскую столицу, а Фридрих II чудом спасся от пленения. Тогда русские войска держали Берлин только трое суток. Коварные Бурбоны и австрийская императрица Мария-Терезия испугались усиления русского влияния в Европе, вошли в дворцовый сговор с Фридрихом II и ослабили позиции русской армии. А смерть Елизаветы ускорила приход на российский престол герцога Голштинского Петра III, который славился своими прусофильскими убеждениями, сдал все, что завоевала русская армия.

История как бы повторилась. Нынешние союзники СССР оказались не менее перепуганными успехами нашей победы во Второй мировой войне и теперь открыто сколачивают против нас антисоветскую коалицию. Но они малость просчитались. Что можно было Бурбонам и Фридриху II, того нельзя было в настоящее время. Перед ними стояла Социалистическая Советская Республика рабочих и крестьян, — могучая социалистическая держава, способная самостоятельно отстоять завоевания Великой Отечественной войны. Она к концу войны успела объединить вокруг себя все страны, освобожденные от гитлеровской тирании, освободить немцев от гитлеровской тирании и оказать немцам реальную помощь в переустройстве ими своей жизни по-новому, помочь им в их искреннем стремлении самим найти демократический выход из войны.

Развалины на Луизен-штрассе от Унтер-ден-Линден до Ветеринарного института, где размещалась Советская комендатура, были убраны только с проезжей части дороги. От развалин на обочине дороги несло терпким запахом распада трупов. Этот район, как и многие другие, сохранил все признаки войны. Но на руинах уже поднимались чахлые ростки молодых деревьев. Природа брала свое. Ей надо было закрыть язвы минувшей войны.

В Центральной комендатуре спокойно трудились люди. Жизнь шла своим чередом. Генерал Смирнов уже сложил с себя полномочия. Ознакомления с делами комендатуры начали без него. Заместители комендантов, офицеры — люди осведомленные, они помогали мне ознакомиться с довольно сложной, как мне тогда показалось, обстановкой в городе. Я мысленно сравнил это с Галле и подумал, насколько это сложнее, чем там. Офицеры прекрасно ориентировались в обстановке и были очень полезными собеседниками о делах Берлина. Хочется напомнить об этих товарищах. Это — полковник Елизаров Алексей Иванович, начальник политического отдела, полковник Далада, заместитель по экономическим вопросам, полковник Белов, начальник оперативного отдела, начальник Штаба комендатуры и начальник Штаба межсоюзнической комендатуры, майор Панин, политический советник при коменданте, генерал Сиднев и многие другие товарищи, которые охотно информировали меня, а лучше всего сказать — вводили в курс дела. Я не раз был в Берлине в начале мая 1945 года, а в середине мая проверил свою комсомольскую удаль и забрался на Бранденбургские ворота и оттуда наблюдал панораму Тиргартена, Шарлоттенштрассе, Зигизойль, Зиггес-аллеи. Все это тогда было просто интересно, вроде отвели душу солдаты. А теперь Берлин предстал всеми своими сложными гранями.

Я не знаю более беспокойной службы в армии, чем комендантская служба в оккупированной стране. А берлинская комендатура показалась мне в тот первый раз особенно беспокойной. Мне знакома комендантская служба в районах и городах провинции Саксонии-Анхальт. Но Берлин не идет ни в какое сравнение. Там, в провинции, бывают отдушины, когда можно «отпустить ремень», тут же и этого не было. Офицеры берлинской Центральной и районных комендатур — люди, всегда чем-либо обеспокоенные, всегда в повышенной боевой готовности, всегда готовые к самым неотложным решениям. Мало кто представляет, что офицеры комендатуры очень часто теряли границы дня и ночи. Враг действовал, когда все спят, и, естественно, комендатура бодрствует, когда враг действует, — только тогда оправдывалось ее предназначение. Надо врага застать, когда он промышляет, ночью. А днем совсем спать некогда. С раннего утра начинается шумная деятельность большого города. Каждая минута суток приносит свои неповторимые неожиданности, свои вопросы, на которые нигде нет готовых ответов.

Комендантская служба повелительно требовала и от офицера, и от солдата политической зрелости, настороженности, подтянутости, собранности, предусмотрительности, строгого политического зрения, способности все примечать, все помнить, сравнивать, сопоставлять, ничего не утрачивать из памяти. В комендантской службе нет ничего второстепенного, там все важно, нет ничего до конца ясного. Все надо добывать своим умом, своей сообразительностью, ловкостью, изворотливостью. И уж, конечно, самым важным элементом комендантской службы — сплоченность его коллектива, взаимозаменяемость, готовность прийти немедленно, сколь позволяют силы, на помощь товарищу.

Я назвал так много качественных черт, что иной подумает, что все это преувеличение, что такого человека в жизни не бывает. Возможно, что в обыденной жизни таких черт в одном человеке и не надо. Но это — когда течение жизни обычное. Комендантская служба в Берлине — дело особое. Это, сколько я помню, всегда был военный отряд, особая группа, выдвинутая на передний край боя, в наиболее ответственное место. И это не просто фразы, взятые сами по себе. Это сама жизнь. Достаточно сказать, что в этих выдвинутых вперед отрядах имели место смертные исходы в результате неосмотрительности или недостаточной бдительности. Ведь это был самый настоящий фронт, причем такой, когда днем противник пожимает тебе руку, улыбается, полный великодушия, а вечером начинает действовать диаметрально противоположными средствами. А иногда, при случае, делает это и днем.

Послали старшину по пустяковому заданию в американский сектор, он сбился с пути, не заметил запретного знака и был убит. Офицер с женой и ребенком на радостях, что встретились в Берлине, поехали осматривать город. Дело было в английском секторе. Семья ехала на мотоцикле с коляской. За «превышение скорости» офицер и жена были убиты патрулем, мимо которого они только что проехали. В живых остался ребенок. Поехал в американский сектор офицер одной из районных комендатур Берлина и пропал. Сколько ни искали, не нашли. Комендантская служба американцев отвечает, что им ничего не известно. Мы узнали через самих же американцев, что он содержится в военной тюрьме в их секторе, а нам отвечают, что они ничего не знают. Тогда мы подкараулили одного американского агента, который частенько навещал нашу зону оккупации в районе Заксенхауза. Мы взяли его и подержали сутки. Звонок от американского коменданта, не знаем ли мы что-либо о таком-то их офицере, мы обещали поискать, но просили и их поискать нашего офицера. Через двое суток в нашей Центральной комендатуре состоялся обмен «трофеями».

Это особенно становилось заметно, когда в 1946 году западные военные власти встали в Берлине на путь конфронтации с советскими оккупационными властями. В тот первый раз, беседуя по делам Берлина, как многогранна показалась мне жизнь Берлина, сотрудничество с союзниками, взаимоотношения с немецким населением. Во весь рост встал вопрос о нашей опоре в Берлине, о социальной опоре, о наших возможных попутчиках, о наших скрытых и открытых врагах.