Николай Дмитриев «Незразлучны Глазков и апрель…»

Незразлучны Глазков и апрель

В той поездке смешной и хорошей,

И весенний Владимир оплечь

При усмешке своей скоморошьей.

Были родственны город и он,

И на Тракторном, в самом начале,

Я боялся за прочность колонн —

Так глазковские шутки встречали.

А когда не припомнил он строк,

В бороде, меж ладоней зажатой,

Как Хоттабыч, нашел волосок,

Дерг! — и вновь чудеса продолжались.

И, мужицкой ухваткой хорош,

Был он — видел я — чем-то и в чем-то

Не на Воланда ликом похож,

Но на мудрого русского черта.

Был в нем тихий застенчивый свет,

Та печать непритворного детства,

От которой и в семьдесят лет

В седину и в морщины не деться.

Было то, что спасает в беде.

Та святой бескорыстности метка,

Что в писательской пестрой среде,

Как ни странно, встречается редко.

Он не с теми, кто, бледен с лица,

Жил, венец ожидаючи сверху, —

Полюбил он колпак мудреца

С бубенцами веселого смеха.

А зануды, жлобы и дельцы,

Что поэтом его не считали, —

Те таскают свои бубенцы,

Но признаются в этом едва ли.

Снова светится в Клязьме вода,

Снова вечное время струится.

Как на клязьминской круче, тогда,

Мне к живому бы вам обратиться!

Вы любили Сибирь и кино,

И застолья вам были по нраву —

Крепко дружат стихи и вино —

Две похожих российских отравы.

Вы на славу потешили Русь,

Так немало сморозить смогли вы,

Что, припомнив, опять улыбнусь

На неправдашней вашей могиле.