Лёля – родная душа
Лёля – родная душа
Первое сентября. Возвращаюсь из школы домой. И вижу в окне нашей кухни не бабушку, которая обычно в это время выглядывает меня, а молоденькую девушку, которая улыбается и приветливо машет мне рукой. Кто это?… Что за неожиданная гостья? Но в следующую секунду я узнаю её. Это же Лёля из Судака! Мы гостили у них три года назад. Она сильно повзрослела. Но толстая русая коса, большие круглые серо-голубые глаза и чудесная солнечная улыбка – всё те же.
Лёля – племянница Фёдора, она дочка его двоюродного брата. Таким образом, Лёля – троюродная Маришкина сестра, а значит – и моя. Хотя у нас с Лёлей нет кровного родства, но мы с ней похожи. Ещё три года назад нам говорили: «Сразу видно, что вы – сёстры».
Лёля приехала из Крыма к нам, в Вольногорск, чтобы учиться в нашем техникуме. Это её Фёдор сюда заманил, он любит Лёлю, как родную дочь, и жалеет её.Потому что Лёлю, когда она была совсем маленькая, бросила мать. В то время, как Лёлин отец, военный моряк, был в море, мать оставила Лёлю соседке, написала мужу записку, что полюбила другого, и уехала. Навсегда. Не оставив адреса. Это было в Ленинграде сразу после войны. С тех пор Лёля свою мать ни разу не видела, и даже забыла её лицо…
Потом Лёлин отец вышел в отставку, переехал в Крым и здесь женился на женщине с ребёнком. Надо ведь было как-то устраивать свою жизнь: хотел, чтобы у дочери была мать, пусть и неродная. Таким образом, у Лёли появились новая мать и старший брат. Лёля называла мачеху матушкой, а со сводным братом сразу сложились очень непростые отношения: мальчик был ревнив и не хотел делить свою мать ни с кем. А потом родился младший братишка, которого Лёля обожала, как я свою Маришку. Кстати, и разница в возрасте у них примерно такая же, как у нас с Маришей.
И всё было бы ничего, если бы не одно «сказочное» обстоятельство: Лёля стала в этой семье настоящей Золушкой. Когда мы втроём (бабушка, Маришка и я) три года назад у них гостили, мы с бабушкой поражались, как много работает эта девочка, которой тогда было всего пятнадцать лет. Фактически весь дом и все заботы о семье лежали на Лёле. Отец трудился в винодельческом совхозе (военный моряк стал виноделом), матушка тоже ходила на службу в какую-то непыльную контору, а после работы отдыхала, ничем себя по хозяйству особо не утруждая. Лёля же и готовила, и стирала, и бегала на рынок, и убирала, и присматривала за младшим братом. А старший брат, любимец матери, все дни проводил с приятелями на пляже. Забегал домой только чтобы поесть.
Особенно нелегко приходилось Лёле в разгар курортного сезона – с мая по октябрь, когда часть комнат в их домике сдавалась отдыхающим, за которыми тоже нужно было убирать и стирать. И всё это, конечно, вручную. Каждый день Лёля часами стояла у корыта и у плиты. Весь дворик был всегда увешан простынями и пододеяльниками. А к часу дня надо было успеть приготовить обед, потому что родители приходили обедать домой. А в сентябре начиналась школа, и Лёле приходилось крутиться ещё скорее… А матушка ещё ругала её за тройки!
Жалея Лёлю, бабушка по приезде тут же взяла готовку еды на себя, а я ей помогала. Помню, как мы с бабушкой наделали к ужину целую гору вареников на всю ораву, а Лёлин сводный братец, узнав, что я тоже участвовала в лепке вареников (о чём я с гордостью сообщила), брезгливо отодвинул свою тарелку и заявил, что есть их не будет. «Чтобы я ел вареники, которые какая-то девчонка своими грязными руками делала?!» – кричал он. «У меня руки вовсе не грязные!» – оправдывалась я. Бабушка от обиды покраснела и кусала губы. Я убежала в дальний угол сада и плакала там. Меня нашла Лёля, утешала: «Не обращай на него внимания, он всегда такой – слишком гордый, заносчивый. Я уже привыкла. Хотя бывает очень обидно порой…»
Чтобы как-то отблагодарить хозяев за то, что мы у них месяц проживали, бабушка весь этот месяц шила на всю семью, каждый день стучала на машинке. Так что на море мы бывали не очень много. Помню, как Лёлина матушка придирчиво вертится перед зеркалом в намётанном ярком шёлковом голубом платье, такая вся из себя красавица: белокурая, белотелая, синеглазая. А бабушка вертится вокруг неё с сантиметром в руках и булавками во рту: что-то закалывает, убирает…В губах и бровях белокурой красавицы застыло капризное недовольство. Угодить ей было непросто…
Недовольство всегда было на лице белокурой красавицы. Как маска. Ни разу не видела, чтобы она улыбалась. Она часто ругала Лёлю по всяким пустякам. А папа у Лёли был тихий и добрый. Его вообще не было слышно. Видно было, что он любит Лёлю, но очень боится жены, и ничего в их жизни изменить не может. Ну, типичная сказка про Золушку!
Явился через несколько лет и сказочный принц: московский студент, который отдыхал в их домике. Он без памяти влюбился в Лёлю и хотел её увезти в Москву. Но Лёле было всего шестнадцать, и родители её не отпустили…
В тот наш приезд в Судак мы с Лёлей сразу подружились, хотя разница в возрасте у нас пять лет. Помню, как Лёля водила меня в Генуэзскую крепость, которая в ту пору лежала вся в руинах, но эти руины были какие-то удивительно ЖИВЫЕ, и мы лазали повсюду, и было страшно среди этих развалин и здорово, казалось: за каждым выщербленным углом притаились горячие генуэзцы…
Тогда в крепости мне нравилось больше, чем сейчас, когда всё вылизали, отреставрировали, и она стала просто музеем.
* * *
И вот Лёля приехала к нам в Вольногорск. Оказывается, Фёдор долго уговаривал её отца отпустить Лёлю. Фёдор говорил: «Останься Лёля в Судаке, у неё не было бы ни профессии, ни образования. Всю жизнь только стирала бы за курортниками. А она умный и способный человек, у неё может быть другая судьба».
Надо сказать, что и во всей дальнейшей Лёлиной жизни Фёдор старался ей помогать: с устройством на работу и с получением жилья. У них изначально были по-настоящему родственные тёплые отношения.
* * *
Лёлю поселили в большой комнате. Она спала на диване, а я в эту же комнату поставила для себя раскладушку – чтобы шептаться с Лёлей перед сном… Это было так здорово! Наконец, у меня появилась настоящая подруга, которую ни с кем (по крайней мере, в первое время) не нужно было делить, с которой можно было поговорить обо всём на свете, зная, что она не предаст меня: не побежит тут же открывать моей маме мои секреты. Лёле я рассказала о дяде Павле и даже показала его фотографию, Лёля знала о моей мечте стать лётчиком, она была посвящена в мои школьные проблемы, ей я могла пожаловаться на маму и бабушку, когда они ни за что, ни про что обижали меня, и Лёля меня понимала. Лёле я расскажу вскоре об учителе музыки… Ей первой я показывала свои новые стихи…
А ещё у нас с Лёлей была одна – секретная ото всех – тема: её мать и мой отец. Какое счастье: наконец в моей жизни есть человек, кому можно рассказать об отце, и этот человек меня понимает, именно ПОНИМАЕТ, а не просто сочувствует. А когда я погружалась в грустно-сладкие волны своих любимых воспоминаний об отце (как он нёс меня на руках…как мы играли с ним в цветущей степи за домом… как мы прощались на снежной, солнечной тропинке…), Лёля говорила: «Тебе хорошо – тебе есть что вспомнить». А ещё она говорила: «Хочу когда-нибудь найти свою мать и посмотреть ей в глаза. Больше мне ничего от неё не надо. Только посмотреть ей в глаза».
* * *
Пройдут годы, и Лёлина горькая мечта сбудется: она найдёт свою мать и посмотрит ей в глаза… Лёля к тому времени будет уже совсем взрослой. Но это – другая история…
* * *
Лёля – удивительно тёплый, весёлый, открытый человек, она сразу стала всеобщей любимицей в нашей семье. С её приездом атмосфера в доме смягчилась, ссоры стали гораздо более редким явлением, мама и бабушка не упрекали друг друга на каждом шагу, им перед Лёлей было всё-таки неудобно.
Фёдор стал разговорчивее, даже пораньше приходил теперь с работы, всегда вечером подробно расспрашивал Лёлю про дела в техникуме и на работе. Ведь Лёля, не желая быть на иждивении у любящего дяди, тут же устроилась на работу: разумеется, на стройку – а куда ещё в нашей степи было идти работать молодой девушке? Вся молодёжь города работала на стройках – это было так романтично!
Иногда в такие уютные, семейные вечера Фёдор что-то рассказывали сам – чаще про свои студенческие послевоенные годы, всякие курьёзные случаи, и очень смешил нас. Он вообще любит пошутить, когда наша семья разбавлена ещё кем-то: то ли друзья зашли на огонёк, то ли родственники приехали погостить. У Фёдора сразу же улучшалось настроение, и он начинал всех смешить. А при Лёле он всегда был в хорошем настроении, она даже не догадывалась, каким её любимый дядя может быть мрачным и молчаливым. И хорошо, что не догадывалась!
Лёля говорила нам с Маришей: «Какой весёлый дядя Федя! Какие вы счастливые, у вас так хорошо в семье».
А мне она говорит перед сном: «Конечно, это грустно, что твои родители разошлись, но тебе очень повезло и со вторым отцом. Дядя Федя такой хороший человек!» Я не спорю. Он действительно хороший человек. Просто он не любит меня. Но в этом я сама, наверное, виновата. Была б я таким лёгким, милым человеком, как Лёля…
Лёля рвётся всем помогать: бабушке на кухне и мне с уборками. Бабушка Лёлю просто обожает, жалеет её, любит её кормить – наконец-то бабушке есть на кого излить свою любовь к кормлению! Лёля не капризна в еде, как мы с Маришкой, у них с бабушкой свои лирические отношения. Бабушка любит рассказывать Лёле о своей жизни. Мы-то уже всё знаем, а тут такой внимательный свежий слушатель. С такими потрясающими глазами!
Оказывается, нам всем очень Лёли не хватало. И мы это поняли, когда она у нас появилась.
* * *
К сожалению, Лёля в дальнейшем ушла жить в общежитие. Это она сама так решила, ей не хотелось стеснять нас. Хотя никого она не стесняла, и нам всем было грустно, когда она ушла. Сразу стало так пусто в доме… Сильнее всех о Лёле скучала я.
Лёля, родная душа, с кем мне теперь пошептаться перед сном?…
Но она не забывала нас, часто к нам забегала, и это было всегда праздником, потому что мы все очень её любили. Бабушка тут же бросалась её кормить, мы с Маришей тянули её в свою комнату: Марише хотелось с ней поиграть, а мне – показать ей свои новые стихи.
Иногда даже удавалось оставить Лёлю на ночь и опять пошептаться, посекретничать перед сном…
* * *
То время, что Лёля жила с нами, было самым хорошим, самым тёплым из всех восьми лет, прожитых нами в Вольногорске.
Спасибо, Лёля, за то, что ты была в моей жизни. Была – и есть. Моя старшая сестра.
…С тех пор прошло много лет, и мы давно, очень давно не видели друг друга. Мне это кажется странным и неправильным. Но я помню о тебе… Лёля, родная душа.