Новенькая Тома

Новенькая Тома

Тома пришла в наш класс среди зимы, мы с ней подружились. В том смысле, что она пока не определилась, с кем ей дружить, а я была «свободным художником», ни с кем не ходила в парочке, как шерочка-с-машерочкой, поэтому каждая новая девочка в классе дружила сначала со мной, а потом уходила к другой девочке. Я к этому уже привыкла, не удивлялась этому и не огорчалась (ну, разве что самую малость). Мы расставались без конфликтов, а просто расходились, как в море корабли. Наверное, им со мной было трудно. А мне с девочками не очень интересно: они все (кроме двух Ань) были помешаны на мальчиках.

Вот и с Томой у нас была такая временная дружба. В том смысле, что я к ней изредка ходила в гости, она жила на нашей улице, и мама мне твердила: «Тома хорошая девочка, вот и дружи с ней, а нарушать тандем двух Ань не надо. У них дружба уже сложилась, ты там явно третья лишняя».

Мы с Томой слушали магнитофон. О, магнитофон! такая редкость в то время – нечто буржуазное. Невиданный шик! Я о магнитофоне даже не мечтала. Слушали Пьеху, Кристалинскую, Кобзона, тогда были хиты сезона: «А у нас во дворе» и «Ты смотрел на меня». Мы могли это слушать до бесконечности…

Тома была полная курносая девочка, похожая на сдобную булочку, но при этом милая своей трогательной неуклюжестью. К тому же она катастрофически краснела, когда смущалась. Она, бедняжка, как только вошла в класс, тут же без памяти влюбилась в длинного Жорку. Она сильно комплексовала из-за своей комплекции, но при этом (вот парадоксы девичьего сознания!) больше всего на свете любила рассматривать себя в зеркало. Подруга ей, собственно говоря, была и не нужна. Но нужен был человек, с которым можно было бы поговорить о себе и о Жорке. О Жорке и о себе. О себе и о Жорке. Такая девчачья дружба. Что-то типа того. Я уже тогда заметила, что девочки (и не только девочки) хотели бы иметь меня при себе в качестве молчаливого и понимающего слушателя.

Когда я приходила к Томе, то частенько заставала её за этим удивительным (и непостижимым для меня) занятием, на которое она могла тратить прорву времени: Тома неотрывно глядела на себя в зеркало… Я звонила в дверь, мне кто-то из домашних открывал, я проходила в Томину комнату – и видела всегда одну и ту же картину: Тому перед зеркалом. Для неё это было вроде наркотика. Она внимательно изучала прыщики на лбу, расчёсывала низкие широкие брови, красила ресницы то синей, то зелёной акварелью – экспериментировала: в каком случае её глаза неопределённого цвета смотрятся эффектней? «И всё-таки я красивая!» – с удовлетворением говорила она, с неохотой отрываясь от своего отражения…

Кстати, бывая в гостях у Томы, я сделала удивительное для себя открытие: оказывается, не все девочки так вкалывают по хозяйству, как мы с Анями. Например, у Томы всё делали бабушка и мама, а Тома холила свои ноготки, слушала музыку и смотрелась в зеркало. Было впечатление, что она вообще понятия не имеет о венике и половой тряпке (что же это такое?!) и даже не догадывается, вследствие каких действий грязная посуда превращается в чистую. И при этом ни родители, ни бабушка никогда не ворчали на Тому и не пилили её. Они её… обожали! Вот так – ни за что. Не за какие-то там добрые дела, помощь по дому, а просто так. Томе для этого решительно ничего не нужно было делать, даже шевельнуть своим холёным пальчиком!

Я-то раньше думала, что любовь – это награда… Награда за то, что ты хорошая. К примеру, Аня-большая: труженица и весёлая – вот родители её и любят. Анечка-маленькая: тоже труженица и характер мягкий, покладистый – вот родители её и любят. А мне нужно напоминать про кошачий горшок, про недомытую сковородку, тыкать носом в плохо вымытые башмаки, и дуюсь я на всех часто, характер у меня дурной – вот, по причине ошибочного своего поведения, и недополучаю того, чего больше всего желаю. Ибо не заслужила! Сама, стало быть, и виновата…

Но вот – Тома. Толстая, ленивая, самовлюблённая, и при этом – обожаемая дочка и внучка! Какие удивительные вещи открываются… Выходит, человека можно любить просто так – НИ ЗА ЧТО!

…Меня тоже любили так когда-то. В далёком детстве… И дядя Павел меня любил – ни за что. И отец невесть откуда приезжал – из Одессы в Оренбург! – чтобы только поглядеть на меня… Но это я была маленькая. Маленьких любят ни за что.

Но, оказывается, не только маленьких. Это для меня было настоящим открытием. Я ещё не знала тогда, что это называется «безусловной любовью» – любовью, которая не ставит условий. Которая просто ЕСТЬ!