Они бывают весёлыми

Они бывают весёлыми

И всё же они бывают весёлыми и дома. Это когда приходят к ним друзья – на дни рождения или на праздники.

Бабушка перед этим заготавливает горы еды – всякую заливную рыбу, жаркое, холодец, паштет, печёт рулеты с маком, ватрушки и варит ведро компота. Я ей помогаю делать «хворост», это приятное дело: вырезаешь из плоского теста ножом всякие узоры, скручиваешь разные фитюльки, потом это бросается в кипящее подсолнечное масло, кипит в нём, розовеет и набухает… Вытаскивается из масла и посыпается сахарной пудрой. Вкусная, хрустящая штука получается! А главное – много: несколько дней хрумаем.

И вот вваливается толпа хороших людей, с аппетитом едят, хвалят бабушку, какая она замечательная кулинарка, танцуют, поют хором хорошие песни Александры Пахмутовой и из репертуара Марка Бернеса, мама больше всего любит две: «Просто я работаю волшебником» и «Я люблю тебя, жизнь». Шутят, хохочут, и оказывается, что мама с Фёдором – самые остроумные и весёлые на свете люди! Это меня каждый раз поражает до глубины души. Мы с Маришей, конечно, не сидим за тем столом и не участвуем во взрослом застолье, мы чем-нибудь занимаемся в своей комнате, но через стенку постоянно слышен звонкий голос мамы и весёлый баритон Фёдора. После каждой её фразы и после каждой его фразы – взрывы хохота… Не родители – а просто кладезь остроумия!

Друзья говорят, что без Лилички и Фёдора праздник – не праздник. Что они двое – украшение любого общества. Что такой блестящей пары, как Лиличка и Фёдор – поискать и не найти. Все мужчины слегка влюблены в маму. А все женщины – слегка в Фёдора. Видно невооружённым глазом. Даже мне. Это у них такая взрослая игра.

А как мама танцует!… Она всегда нарасхват – все хотят с ней танцевать. И вроде чувствует себя нормально, валидол на вечеринках не сосёт. Да и Фёдор кавалер хоть куда!

Куда только они прячут своё остроумие и своё веселье, когда уходят гости?…

* * *

После ухода гостей у Фёдора начинается приступ страха смерти. Дело в том, что он совершенно не умеет пить, я имею в виду спиртное, а так как без спиртного праздники у взрослых почему-то не приняты, то пить, хочешь не хочешь, можешь не можешь, а приходится. А потом Фёдору всегда бывает плохо, и всю ночь в квартире слышны стоны и крики: «Ой, Лиля, умираю!…

Ой, плохо мне, плохо, умираю!… Помогите кто-нибудь! Лиля! зачем ты опять танцевала с Володькой, я же тебе запретил! Умираю, не могу! чтоб я ещё раз взял в рот эту гадость!… Лиля, сделай же что-нибудь!… Умираю… всё, до утра не доживу… и зачем я только пил эту отраву…»

Мама бегает с компрессами, тазиками, примочками и ругает Фёдора, так что ночь после весёлого застолья у нас ещё веселее, чем само застолье. Я слышу через дверь его истошные крики и стоны, уснуть совершенно невозможно, бабушка в своём углу ворочается, ворчит и тоже не спит, а когда это было первый раз (а когда это было первый раз?), я и в самом деле тогда подумала, что Фёдор умирает, хотя и сейчас иногда так кажется…

И вот я слушаю эту ночную беспокойную кутерьму и думаю о том, что если у меня когда-нибудь будут дети… когда у меня будут дети… в моём доме никогда не будет всех этих отвратительных вин и водок, всей этой пивной гадости, после которой нужно принимать рвотные, или, наоборот, противорвотные средства. Нет, не умеют взрослые веселиться! Всё их веселье, по выражению бабушки, «вылазит им боком».

Но если у меня будут дети… думаю я, засыпая на хмуром рассвете, когда в комнате родителей наконец-то водворяется усталая тишина… если у меня будут дети… мальчик и девочка… а может быть, даже два мальчика и две девочки… у нас будут совсем, совсем другие праздники и другое веселье… мы будем придумывать какие-нибудь игры, спектакли, карнавалы… вот как в семье у Ани-большой, мне нравится, когда родители и дети что-то вместе придумывают, мастерят, и вместе радуются… Когда у меня будут дети, мы будем пить золотистый, искристый лимонад… и играть на разных музыкальных инструментах, кто на дудочке, кто на гитаре, кто на аккордеоне… и всем будет очень, очень весело – по-настоящему! Если у меня будут дети…