«Пошла, родная!»

«Пошла, родная!»

Утро выдалось, как и тогда, при полете Гагарина, удивительно хорошее — тихое, ласковое, солнечное. Быстро вскочив с постели, Герман подбежал к окну, полной грудью вдохнул свежий воздух. Обменявшись дружескими шутками, Герман и его дублер выбежали во двор.

Космонавты, как обычно, проделали гимнастику, позавтракали. Затем обоих осмотрели врачи. Выходя из домика, мы остановились на пороге, как бы ненадолго попрощавшись с временным жильем…

— «Еще вернемся сюда», — сказал я Космонавту Три. Он улыбнулся и еще раз, будто для памяти, оглядел домик.

На стартовую площадку Космонавты Два и Три прибыли в полной космической форме — в скафандрах. Сравнивая обстановку предстартовых минут второго полета человека в космос с первым, можно отметить некоторое отличие. При полете Гагарина мы все очень волновались. А тут появилось, может быть, даже излишнее спокойствие. Герман был особенно спокоен.

В дороге смеялся, шутил, будто ему предстояло что-то обыденное, легкое. Когда автобус остановился и все мы вышли из него, Герман обнял Космонавта Три, чокнулся с ним шлемом скафандра. Это превращалось в своего рода традицию: перед вылетом космонавты чокаются шлемами. В звоне металла, кажется, слышится доброе напутствие в дорогу: «До скорой встречи!».

Затем мы распрощались с Германом. Обнимая ставшего в эту минуту еще более дорогим для меня человека, я что-то говорил ему, но было уже поздно. К нему стали подходить многие находившиеся на старт-площадке.

Невдалеке стояли космонавты. Они поджидали Германа. Увидев их, он замахал рукой и побежал к ним. Я пытался приостановить его, но, прежде чем я успел это сделать, он уже смешался с ребятами, неуклюже обнимая каждого из них.

Герман отправлялся в космос уверенно, с хорошим настроением. Это видели все — и члены Государственной комиссии, и конструкторы, и друзья-космонавты, провожавшие его в дальнюю дорогу. Его уверенность и спокойствие, видимо, передались и всем окружающим. На этот раз, в отличие от первого старта, никто не нервничал, не курил папиросу за папиросой. Все держались собранно, ровно. Кто-то даже шутил, смеялся.

Стоя у радиостанции, мы слышали радостно возбужденный голос Германа и видели на экране телевизора его красивое, мужественное лицо. Шлем скафандра подчеркивал его высокий лоб, прямой нос, слегка выдвинутый вперед подбородок.

До старта оставалось десять минут. Руки Германа потянулись к пульту управления. Он был готов к работе. Еще раз — больше для порядка — проверил приборы, связь. Все нормально! Приветливо улыбнулся всем тем, кто видел его на экранах телевизоров, и закрыл шлем скафандра.

Раздалась последняя команда:

— Подъем!

Ракета очень плавно и устойчиво, все набирая и набирая скорость, пошла вверх.

Герман кричит, охваченный радостью:

— Пошла, родная! Будьте здоровы, товарищи! До скорой встречи!

В отличие от первого полета, когда все оставшиеся на космодроме, проводив Юрия, стали дожидаться его приземления через 108 минут, теперь каждый спешил к своему рабочему месту. Предстояла суточная вахта — суточная напряженная работа. Каждая минута могла принести любую тревожную или радостную весть. От дееспособности группы руководителей полетом с земли многое зависело. Она вела постоянную радиосвязь в космическим кораблем. Ее «тонус» распространялся на всю сеть наземных средств. Она готовила информацию радио и печати для широких масс советских граждан. Хотя полет протекал как нельзя лучше, надо признать, что, пока корабль Германа Титова семнадцать раз облетел нашу планету, нам всем казалось, что прошла целая вечность… Нет, мы не беспокоились за космонавта. Мы еще задолго до полета были уверены: у Германа все будет хорошо. Всем нам нетерпелось поскорее увидеть Германа и узнать: «Ну как? Значит — сутки в космосе можно жить и работать?», «Каковы особенности влияния на человека суточной невесомости?», «Что надо внести в подготовку тех космонавтов, которые отправятся в очередные полеты?..».

Тысяча вопросов! И только Герман может ответить на них… О том, как замечательно вел себя весь полет Космонавт Два, рассказано и написано очень много. Вряд ли следует повторяться.

Первым из космонавтов Германа встретил Космонавт Три. Произошло это в помещении райкома партии, куда героя доставили с места приземления. Он стоял у стола и что-то возбужденно говорил собравшимся людям. Увидел друга, запнулся на очередном слове и бросился навстречу: «Дружище, здорово…» Они обнялись, похлопали друг друга по спине, будто не сутки, а целую вечность не виделись. Но по-серьезному здесь поговорить не удалось — Герман попал в объятия других людей. Прибыл специальный самолет, на котором нового героя предстояло доставить к месту заседания Государственной комиссии.

В самолете друзей-космонавтов Два и Три снова разъединили: Германа взяли в «плен» врачи. Выбрав удобную минутку, Космонавт Три спросил Германа:

— Ну, как там?

Герман знал, что интересует друга. С присущей ему темпераментностью он ответил:

— Очень интересно. Потом подробно все расскажу. А пока самое главное: надо серьезно тренировать вестибулярный аппарат. Невесомость в общем штука серьезная… и всем нам из этого надо будет исходить в последующей работе. А работать в космосе — будем. Это теперь уже факт.

Герман хорошо перенес свой суточный полет в космосе. Многократные обследования и проверки, проведенные дотошными медиками, подтвердили, что он, как и был ранее, остается совершенно здоровым человеком.

К незаурядным способностям этого молодого и очень активного человека прибавился такой бесценный опыт!