РАЗДУМЬЯ О СЕРАФИТЕ

РАЗДУМЬЯ О СЕРАФИТЕ

Как вникал я в твое многолетие, Мцхета[36].

Прислонившись к тебе, ощущал я плечом

мышцы трав и камней, пульсы звука и цвета

вздох стены, затрудненный огромным плющом.

Я хотел приобщить себя к чуждому ритму

всех старений, столетий, страстей и смертей.

Но не сведущий в этом, я звал Серафиту,

умудренную возрастом звезд и детей.

Я сказал ей: — Тебе всё равно, Серафита:

умерла, и воскресла, и вечно жива.

Так явись мне воочью, как эта равнина,

как Армази, созвездия и дерева.

Не явилась воочью. Невнятной беседой

искушал я напрасно твою немоту.

Ты — лишь бедный ребенок, случайно бессмертный,

но изведавший смерть, пустоту и тщету.

Всё — тщета! — я подумал. — Богатые камни

неусыпных надгробий — лишь прах, нищета.

— Всё — тщета! — повторил я. И вздрогнул: — А Картли?

Как же Картли? Неужто и Картли — тщета?

Ничего я не ведал. Но острая влага

округлила зрачок мой, сложилась в слезу.

Вспомнил я — только ель, ежевику и благо,

снизошедшее в этом году на лозу.

И пока мои веки печаль серебрила

и пугал меня истины сладостный риск,

продолжала во веки веков Серафита

красоты и бессмертия детский каприз.

Как тебе удалось — над убитой боями

и воскресшей землею, на все времена,

утвердить независимый свет обаянья,

золотого и прочного, словно луна?

Разве может быть свет без источника света?

Или тень без предмета? Что делаешь ты!

Но тебе ль разделять здравомыслие это

в роковом заблужденье твоей красоты!

Что тебе до других? Умирать притерпелись,

не умеют без этого жить и стареть.

Ты в себе не вольна — неизбывная прелесть

не кончается, длится, не даст умереть.

Так прощай или здравствуй! Покуда не в тягость

небесам над Армази большая звезда, —

всем дано претерпеть эту муку и благость,

ничему не дано миновать без следа.

1941