Таруса

Таруса

Марина уезжает. Мы тоже пускаемся в путь, в пяти километрах Таруса — небольшой городок на берегу Оки. Дорога идет через два глубоких оврага, через деревню Пачево. Андрей рассказывает о Тарусе, о своих знакомых, о скульптуре спящего мальчика на могиле художника Борисова-Мусатова.

В Тарусе жил поэт Аркадий Штейнберг, друг отца Андрея и соавтор ряда переводов. К Аркадию Акимовичу мы с Андреем как-то зашли в гости. Побеседовали о поэзии, живописи, переночевали, а поутру залезли в душистый малинник, оставив в стороне высокие материи. Такими, с красными измазанными руками и губами, и застала нас, неожиданно появившись на крылечке, Валя, жена Аркадия Акимовича. Нам было жутко неловко…

Таруса — городок писателей, поэтов и художников. Одни купили здесь дома и живут круглый год, другие приезжают только на лето, третьи вынуждены жить постоянно на снятых квартирах — их не пускают в Москву, действует закон «сто первого километра». В Тарусе живут Константин Паустовский, переводчица с английского Е. М. Голышева с мужем, драматургом Н. Д. Оттеном, жил недавно выпущенный из лагеря талантливейший поэт Николай Заболоцкий, уже тяжелобольной. Из туруханской ссылки вернулась сюда дочь Марины Цветаевой — Ариадна Эфрон. Позже приехала Анастасия Цветаева. В городе оказалось много лагерников, в основном из интеллигенции. Они налаживали свой скудный быт, зализывали раны…

Тарусе выпала особая роль в советской литературе. Здесь создавался альманах «Тарусские страницы», вскоре наделавший шума не только в литературных, но и в партийных кругах. Мы бывали и у Паустовского, и у Голышевой с Оттеном. Н. Д. Оттен был составителем сборника. Помню, как Елена Михайловна уверенно говорила своим прокуренным голосом, раздельно, по слогам: «Все че-ты-ре постановления партии, разгромившие литературу и искусство, обязательно и в скором времени будут от-ме-не-ны!» Мы поражались смелости и откровенности ее суждений, но не верили. И были правы — ждать отмены пришлось более сорока лет. И кто же не знает, что после выхода в свет в Калужском издательстве «Тарусских страниц» пострадали многие: увольнение с работы, выговоры, понижение в должности. Но уже не сажали, наступала «оттепель».

Окололитературная жизнь Тарусы полна слухов и сплетен, и это задевало Андрея. Когда он слышал о безнравственных поступках обывателей, о непорядочности отдельных писателей, он просто клокотал от гнева. Помню, ему не давало покоя циничное поведение одного писателя, не пускавшего к себе на дачу близких родственников. Выделил для них подвал, полный крыс. Я говорю:

— Андрей! Ну какие крысы! Все это сильно преувеличено.

— О! Ты не знаешь этот народ! Писатели!.. Дойти до такой мерзости — держать подвал с крысами… И писать при этом рассказы «О первой девушке»! Невозможно же, как ты не понимаешь?!

К счастью, мы встречались с глубоко порядочными людьми. По-настоящему благодарны Елене Михайловне за знакомство с иностранной литературой и беседы о переводе. Сама переводит с английского мастерски, очень хвалит переводы Хемингуэя, сделанные Иваном Кашкиным. Говорить о Хемингуэе с ней — одно удовольствие. Расскажет об английском просторечье, и сравнит с русским, и на примере «Убийц», раз уж мы за них взялись, расскажет и о людях Америки, их нравах…

Летом в Тарусе хорошо. Загорелые писатели ходят в шляпах с дырочками, с палками в руках, строго соблюдают ритуал утренних и вечерних купаний. У многих — моторные лодки…

Моторная лодка — вот из-за чего мы в тот раз пришли в Тарусу. Договорились с обладателем о поездке с ним по Оке. А им был сын Елены Михайловны Мика, будущий переводчик с английского Виктор Голышев (это ему мы обязаны знакомством с романами «Вся королевская рать», «Полет над гнездом кукушки»).

Через неделю Мика за нами заехал, и небольшой компанией мы отправились в путешествие. Поплыли вверх по Оке к Алексину, а когда стало темнеть, выгрузились на поросший орешником берег. Развели костер, долго сидели у огня, пекли картошку, разговаривали. Андрей ловко управлялся с костром, нарубил лапника для постелей. Спать легли поздно, в полной темноте. Марина трусиха, ей мерещатся всякие ужасы. И действительно жутко — место незнакомое, ветер воет, деревья скрипят, шорохи, хруст веток… А утром смеемся над ночными страхами…

Андрей рассказывает случай, бывший с ним в геологической экспедиции на Курейке в 1953 году. Лежит он в охотничьей избушке один, ночью. Так же воет ветер, также деревья скрипят, надвигается буря. И вдруг слышит он голос: «Уходи отсюда!» Такой отчетливый тихий голос. Андрей не шевельнулся. Голос снова: «Уходи отсюда!» Андрей выбежал из избушки, то ли голосу повинуясь, то ли от испуга, то ли вообще по неизвестной ему причине. И тут же огромная лиственница, сломанная, как спичка, могучим порывом ветра, упала наискось на избушку, как раз на тот угол, где минутой раньше лежал Андрей… Мы, хоть и сами пережили неспокойную ночь, отнеслись, в общем, с недоверием к такому рассказу. Андрей снова и еще серьезнее стал уверять, что это было на самом деле. Как выяснилось позже, наше недоверие имело под собой основание…

Тарковский вообще любил все таинственное и необъяснимое, у него с детства набралось немало историй о знамениях, гаданиях и пророчествах. Начав с семейных, деревенских и таежных чудес, Андрей и потом, на более зрелом витке жизни, серьезно интересовался непознанной, сверхъестественной стороной бытия. Со временем тайна стала важнейшим компонентом его творчества.