3

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

3

В Воронеж приехали, когда занимался тусклый рассвет. Лавки еще не отпирали, улицы были пустынны, лишь кое-где плелись к ранней обедне говельщики.

Богомольцы, большей частью чиновники и мещане, останавливались и, ничего не понимая, с удивлением разглядывали необычайных всадников, особенно одного – мокрого, в горностаевом капоре с лиловыми лентами.

– Никак Лебедиха? – спросила старая мещанка у другой. – Господи Исусе Христе! Да откуда ж это она? И мужики, гляди-кось, с ей!

– Чьи же мужики-то? – в свою очередь спрашивала вторая мещанка у старухи.

На Чернавском съезде, почти возле теткиного дома, путешественникам встретился Дацков. Он говел, шел к ранней обедне, рассчитывая отстоять ее до классов. Уличка была узкая, лошади прошли, едва не задев Дацкова.

– Батюшки! Алексей Васильич! – всею своей щуплой фигуркой изображая восторг, раскланивался Дацков. – Ба, ба! И Варвара Григорьевна, как новая амазонка! Так сказать, утренний променаж верхом-с… Мое почтение! Мое наиглубочайшее почтение-с!

Кольцов вспыхнул и промолчал. Варенька обернулась к Дацкову и показала ему язык. Иван Семеныч сперва оторопел и так, с выпученными глазами, некоторое время стоял в грязи на мостовой, потом, плюнув и пробормотав «прекрасно-с!», проследовал дальше. На его тонких синеватых губах змеилась скверная ухмылочка. Возле церкви он встретил знакомого и, остановившись, рассказал о том, как он только что видел Кольцова с Лебедихой.

– И оба, знаете, мокрехоньки! Водища, знаете, с них так и течет! И представьте – верхами-с!

– Верхами?!

– Верхами-с! – Дацков корчился от смеха. – И она, Лебедиха-то, представьте, в капоре и… в штанах-с!..

– Тьфу ты! И куда полиция смотрит… Губернатор, наконец! У нас же дети, сами понимаете…

– Не говорите! – сокрушенно вздохнул Дацков и, крестясь, переступил порог церковной паперти.

Но обедню он так и не мог выстоять. Ему хотелось сейчас же побежать по городу, рассказать всем про этого задравшего нос писаку… Как он с Лебедихой, с камелией этой…

«Господи, владыко живота моего!» – перекрестился Дацков и, подобрав полы шинели, чуть ли не рысью побежал в гимназию. Первый, кого он там встретил, был Добровольский.

– А, Иван Семеныч! Вас-то мне и нужно… Мы, милейший, собираемся нынче небольшой вечеришко соорудить. Знаю, знаю – говеете! – замахал Добровольский руками, видя, что Дацков хочет что-то сказать. – Так ведь все учтено: стол наипостнейший, водочка также, ну, а партийку в вистишко…

– Да подите вы со своим вистишкой! – нетерпеливо перебил Дацков. – Я, моншер, кого видел-то сейчас… Чижика нашего прославленного! Да с кем? В жизнь не отгадаете… С Лебедихой! Глянули б вы на нее: в полушубке, в штанах! И верхами-с! И оба мокрые, хоть воду отжимай…

В учительской, где перед классами собрались все педагоги, Дацков подробно несколько раз описал свою утреннюю встречу с Кольцовым, но так ловко, что слушателям представилось, будто Варенька – в штанах! – сидела на коленях у Кольцова и этак они, бесстыжие, ехали по городу…

– И были пьянехоньки-с! – вспомнив, как Варенька показала ему язык, заключил свой рассказ.

Серая змея-сплетня, извиваясь кольцами, скользнула из учительской в коридор, из коридора в открытые двери подъезда и, оставляя глубокий след в жидкой весенней грязи, поползла по воронежским улицам.