Глава 43 Новый план

Глава 43

Новый план

Две мои должности обеспечивали мне полную занятость. Я начинал утро в Имперском банке и около полудня перемещался в министерство на улице Унтер-ден-Линден. Туда со мной приходила моя секретарша фрейлейн Штеффек. В течение трех лет моего отсутствия в Имперском банке она работала в департаменте статистики и ждала моего возвращения. Коллеги иногда подшучивали над ней, но она реагировала на это без обиды.

В то время ее прозвище СС часто смущало ее, поскольку напоминало СС (Schutzstaffeln — охранные отряды) Гиммлера. Но оно имело совершенно другое происхождение. Когда она сопровождала меня в 1924 году в поездке на конференцию в Лондон, одна газета прокомментировала важную роль, которую играли для немецкой делегации женщины-секретарши. Их назвали «улыбающимися рабынями» (smiling slaves), которые выполняли свои обязанности с неизменным удовольствием. Начальные буквы этих слов, поразивших мое воображение, пристали к ней в виде прозвища.

Как и я, она решительно и откровенно сопротивлялась всем партийным посягательствам. Однажды, когда я был в очередной раз в Лондоне, позвонил один партийный эксперт, очевидно пожелавший съездить в Лондон и потребовавший в связи с этим определенную сумму в английских фунтах.

— С какой целью? — поинтересовалась фрейлейн Штеффек.

— Нам нужно вылететь в Лондон с очень важной телеграммой для доктора Шахта.

— Телеграмма в Лондон стоит пять марок. Вы можете оплатить ее на немецкой почте за немецкие деньги.

— Текст телеграммы носит закрытый характер.

— Тогда воспользуйтесь шифром, — сказала невозмутимо Штеффек. — Отправьте ее в зашифрованном виде в немецкое посольство. Это быстрее и дешевле, чем доставка на самолете.

«Штабной чин» звонил несколько раз, но ему не удалось уговорить СС.

В выполнении обязанностей министра экономики Гитлер предоставил мне такую же свободу и независимость, какой я пользовался в качестве председателя Имперского банка. Он ничего не смыслил в экономике. Пока я поддерживал торговый баланс и обеспечивал страну иностранной валютой, он не утруждал себя выяснением того, как я это делаю. До осени 1936 года Гитлер пресекал любое вмешательство в мою деятельность. Однако затем появился так называемый второй четырехлетний план, который вскоре привел к моей отставке с поста министра экономики.

Значительную часть моей иностранной валюты потреблял министр сельского хозяйства Дарре, вполне приличный малый, но больше философ, чем практик. Многие из его идей, такие как наследственное фермерское хозяйство, контролирование рынков, аннулирование фермерских долгов, стабилизация цен, борьба с расточительством и т. д., были разумны и успешны. Что не удалось Дарре, так это удовлетворить потребности страны в продовольствии за счет отечественного производства. Для этого Германия была слишком мала и недостаточно обеспечена природными ресурсами. Значительную часть наших продовольственных потребностей поневоле приходилось удовлетворять за счет импорта, для которого требовалась иностранная валюта. Между нами разразилась настоящая эпистолярная война. Однажды мне пришлось отвергнуть его запрос, закончив свое письмо словами: «Я не могу, как фокусник, доставать деньги из шляпы!»

Мировой экономический кризис серьезно сократил германский экспорт. Каждая страна за океаном и в Европе стремилась уменьшить импорт увеличением тарифов, ограничением квот или запретами на импорт. Тот факт, что Германия отставала в платежах по процентам на иностранные долги, побуждал отдельные страны реквизировать собственные платежи за импортируемые германские товары, хотя эта проблема касалась не государственных, но исключительно частных денег. Это вызывало также постоянное уменьшение поступлений в Германию иностранной валюты.

Я должен был как можно скорее найти способ активизации внешней торговли, который гарантировал бы получение Германией сырья и продовольствия. В сентябре 1934 года вступила в силу моя программа внешней торговли, получившая известность с этих пор как новый план. Он представлял собой централизацию торговли, посредством которой импорт принудительно регулировался в зависимости от наличия платежных средств. Было создано двадцать пять центров надзора, которым поручили контролирование товарооборота во внешней торговле. Иностранные векселя, подлежавшие оплате наличными или для расчетного счета, резервировались для санкционированных импортных сделок.

Такой порядок предусматривал создание широкого контрольного механизма и наличие большого числа чиновников, я выразил глубокое сожаление, когда он был вынесен на общий суд. Я сказал, что этого невозможно избежать, и выразил надежду, что вскоре можно будет восстановить нормальные условия торговли. С рядом зарубежных стран были заключены торговые соглашения, в рамках которых германские закупки в этих странах кредитовались по компенсационному счету и данные страны призывались использовать эти кредиты для закупок на германских рынках. Такая система особенно активно практиковалась в торговле с балканскими и южноамериканскими странами. Весной 1938 года соглашения о компенсационных счетах действовали в торговле не менее чем с двадцатью пятью странами, так что более половины германской внешней торговли осуществлялось через эти каналы. Посредством такой двусторонней торговой системы Германия смогла удовлетворять свои потребности в сырье и продовольствии.

Из-за такой политики я подвергался резким нападкам за рубежом. Она, конечно, противоречила прежним концепциям международной торговли и принципу наиболее благоприятствуемой нации. Ученые разных стран клеймили эту систему за отказ от хорошо известной всем экономической теории. Однако для меня больше значило не соответствие моей теории классической традиции, но то, что немецкий народ должен быть обеспечен необходимыми средствами для жизни. Сегодня, когда весь мир думает и действует в понятиях двусторонних договоров, читателю трудно представить смятение, которое породила торговая политика Германии в 30-х годах.

Подорвав концепцию частной собственности, навязав военные контрибуции, непосильные для экономики, дискриминируя немецкую политэкономию различными средствами по всему миру, отрицая свободу немецких предпринимателей передвигаться и жить за рубежом, навязанный Германии мир — все это потрясло сами основы, на которых строилась традиционная экономическая доктрина. Я испытал глубокое удовлетворение, когда во время открытия экономической конференции Британского Содружества 4 октября 1946 года — через несколько дней после моего оправдания в Нюрнберге — председатель Британской торговой палаты сэр Стаффорд Криппс заявил: «Шахт не примет участия в какой-либо из дискуссий на этой конференции, но его дух мы все ощутим. Вопрос состоит в том, сможет ли развиваться международная торговля, в частности торговля Великобритании, до необходимого уровня без внедрения на практике идей Шахта».

В 1936 году национал-социалистическая Германия достигла апогея своего международного престижа. Со всеми ограничениями, навязанными Версальским договором, было покончено. Несмотря на все трудности, теперь Германия располагала сбалансированной экономикой. Олимпийские игры, которые в этот год проводились в Берлине, привлекли огромное число иностранных гостей и представляли собой беспрерывную череду блестящих празднеств, организованных не только с большим великолепием, то также с безупречным вкусом и совершенной организованностью. Это приписывают доктору Геббельсу, который в данном случае хорошо знал, что надо делать. Не важно, касалось ли это больших мероприятий на стадионах, куда зрители приглашались посмотреть театральные представления, или планов проведения экскурсий по местам достопримечательностей — все носило на себе печать необычности, причем без назойливого блеска. Помимо спортивных состязаний, венцом всего явился вечерний праздник на открытом воздухе на Павлиньем острове, расположенном на реке Гавел между Ванзее и Потсдамом. Остров связывал с берегом реки мост из лодок. Когда гости ступали на мост, их приветствовали по обеим сторонам девушки, одетые, как пажи, во все белое с бриджами до колен. Огромный парк на острове расцвечивала иллюминация, в нем расставили бесчисленные столики, за которыми могло уместиться более тысячи гостей, обслуживавшихся служанками в белом. Особо подобранная музыка и воистину фантастический фейерверк создавали праздничное настроение. В качестве сувенира каждый гость получал живописный подарок от фарфоровой фабрики Берлина.

Публичные появления Гитлера в эти дни тоже были образцовыми. Какие бы речи он ни произносил, они были умеренными, мирными и дружественными в отношении других народов.

Новый план хорошо работал не только для Германии. Все другие страны, с которыми были заключены двусторонние соглашения, переживали деловую активность, поскольку находили в Германии растущий рынок для своих товаров. Особенно это касалось поставок сельскохозяйственной продукции и сырья с Балкан, что вело к улучшению экономических условий в этих странах.

В 1936 году я совершил поездку на Балканы с целью консолидации позиций взаимной торговли.

В ходе этой поездки на меня произвело наибольшее впечатление далекоидущее культурное влияние на Балканы германского характера и обычаев. Как и в 1930 году, я видел, что в Румынии все образованные группы населения понимали по-немецки. Также и в Югославии хорватское население продолжало демонстрировать прежнюю тенденцию ориентации на Вену в вопросах языка, живописи, литературы и науки.

В Белграде германский посол фон Герен организовал вечерний прием с участием министра и ведущих представителей делового сообщества, на котором я разъяснил новую торговую политику Германии. Я подчеркнул, что целью Германии не является держать такие страны, как Югославия, на уровне аграрных держав. Со стороны индустриально развитых стран было бы большой ошибкой выступать против постепенной индустриализации аграрных государств. Потребность таких государств развивать промышленность вполне естественна и понятна. Конечно, они должны начинать с более простых предприятий, таких как чугунолитейные и алюминиевые заводы, а не автомобильные и часовые. Такое развитие не нанесет вреда индустриальным государствам: будет постепенно изменяться только природа аграрного экспорта. Чем выше будет уровень жизни в аграрных странах благодаря промышленному развитию, тем больше будет у них потребностей. Их покупательная способность будет приносить пользу промышленно развитым странам.

Мне доставил истинное удовлетворение энтузиазм, с которым аудитория встретила эту речь, включая премьер-министра.

Поздней осенью того же года я совершил вторую поездку, на этот раз в Анкару и Тегеран. Вторая поездка, похожая на предыдущую, оказалась особенно интересной, поскольку ознакомила меня с двумя странами, нащупывавшими путь к демократии через диктатуру.

Глава турецкого государства Кемаль Ататюрк не смог встретиться со мной сразу по моем прибытии, поскольку лежал с простудой в постели. Два последующих дня были заполнены экономическими дискуссиями и социальными мероприятиями. На следующий вечер министерство иностранных дел дало ужин с присутствием дам. На часок-другой зашел премьер-министр Иненю, мы много пили, ели и разговаривали. Уже было поздно, когда разговор перешел на тему национальных танцев. Высокопоставленный чиновник турецкого правительства занял место в центре зала и исполнил сольный номер из непривычных для нас восточных танцев, которые состоят исключительно из последовательности ритмических движений. Мне сказали, что это один из турецких национальных танцев, и попросили показать немецкий танец. Я танцевал вальс, но он не был принят, поскольку вальс уже давно стал интернациональным танцем. Под влиянием момента я попросил оркестр сыграть «Тирольскую мелодию» и вместе с одной из немецких дам в качестве партнерши выполнил несколько разворотов, что было воспринято как немецкий образец танца и вызвало бурное ликование.

На третий и последний день нашего визита президент принял меня в своем дворце, несмотря на простуду, следы которой явно проступали на его лице. Я чувствовал себя довольно неловко во время этого посещения по весьма прозаической причине. Мне сказали, что Ататюрк предпочитает крепкие напитки и любит угощать своих гостей. Я же еще со студенческих лет отказался от алкоголя. Я почти не пью и избегаю любой возможности употреблять спиртные напитки, поскольку с трудом сохраняю при выпивке трезвую голову, а в данном случае это было особенно важно. Поэтому я обрадовался, когда нам подали вначале кофе и пирожные. За этим последовала, однако, жидкость молочного вида в довольно больших бокалах. По виду это был хорошо известный арак.

Бывают моменты, когда внезапное появление чего-то неприятного и страх перед этим производят любопытный эффект. Во всяком случае, я нервничал, но решил не поддаваться. Призвав все свое мужество, я взял бокал, попробовал жидкость на вкус и выпил — это был чудный лимонад, которым я был обязан простуде своего хозяина. Мое внутреннее равновесие было восстановлено.

Состоялась продолжительная беседа об экономических проблемах, стоящих перед Германией и Турцией; из нее я вынес впечатление, что в комнате присутствовал диктатор, который полностью осознавал пределы своей власти и отказывался рассматривать непрактичные и утопические предложения. Вместо следования идее халифата он сосредоточил свои усилия на разрешении небольшой турецкой, чисто турецкой, проблемы. И достиг успеха.

На следующее утро мой пилот фон Гессель повел наш самолет из Аданы над узкими ущельями Тавра. После промежуточной посадки в Алеппо мы продолжили безостановочный полет через Пальмиру в Багдад и далее в Тегеран.

В это время персидского шаха не было в Тегеране. Он совершал инспекционную поездку по северу страны. Поскольку он выразил желание встретиться, мы поехали в Решт.

Реза-шах правил Персией с 1925 года. Его семья принадлежала к мелкопоместной знати, сам он был полковником русской армии, когда сверг последнего представителя династии Каджаров и захватил трон. Он пытался внедрить в сознание населения Персии фашистский дух и создать соответствующие организации с этой целью. Нам показали примеры этого в виде парадов мальчиков и девочек, одетых в униформу.

Реза-шах добился власти и утвердился в ней крайне жестокими средствами, его министры испытывали перед аудиенцией животный страх. Через несколько месяцев после моего визита министр финансов, с которым у меня сложились особенно дружеские отношения, впал в немилость и в результате покончил жизнь самоубийством.

Министр иностранных дел напомнил нашему послу:

— Вы знаете, конечно, и, я надеюсь, господин Шахт знает тоже — один поклон перед дверью, другой в дверном проходе и третий за дверью.

Наш посол успокоил его:

— Не тревожьтесь, это не первый монарх, которому наносит визит господин Шахт.

Шах встретил меня с распростертыми объятиями и лишил меня возможности отвешивать поклоны. Очень скоро мы нашли общую тему разговора. Разговор происходил на французском языке, переводил министр иностранных дел. Говорили главным образом об экономической обстановке в стране. Восемнадцатилетний наследник, только что вернувшийся из школы-пансионата в Швейцарии, присутствовал на беседе. В ответ же на мой вопрос, изучал ли он там немецкий язык, последовал лишь краткий ответ: «Нет». Когда я уходил, шах поднял руку в фашистском приветствии. Снова не случилось трех поклонов — одного внутри комнаты, другого в дверях и третьего за дверью.

Позднее, после полудня, мы поехали на восток вдоль побережья Каспийского моря в отель в Рамсаре, принадлежавший шаху и умело управляемый швейцарцем. Идея шаха состояла в том, чтобы создать фешенебельный приморский курорт в середине Каспийской Ривьеры. И действительно, там имелись возможности для такого курорта, который стал бы для всего Среднего Востока чем-то вроде Ниццы во Французской Ривьере. Климат и ландшафт отличались своеобразной прелестью. Однако требовались систематические и энергичные меры по борьбе с москитами, и я в ответ на просьбу шаха дал ему несколько полезных советов по этому вопросу.

Планы создания Ривьеры на Среднем Востоке были порушены Второй мировой войной. Наши утренние купания в Каспийском море дали нам возможность предвосхитить, что можно было сделать в этом месте.

В то время, однако, 18-летний наследник, давший отрицательный ответ на мой вопрос о знании им немецкого языка, не знал того, что он, как преемник отца на Павлиньем троне, женится на персидской принцессе, которая провела свое детство в Берлине и была дочерью немецкой матери. Когда я посетил Тегеран в 1952 году, то смог удостовериться, что супруга шаха говорила по-немецки столь же бегло, как моя жена и я.