Глава 44 Главным образом о картинах
Глава 44
Главным образом о картинах
В вопросах живописи Гитлер претендовал на роль непререкаемого знатока, что связано, возможно, с его первоначальным намерением стать художником или архитектором. Он склонялся больше к оценке сути картины, чем мастерства художника. Гитлер проявлял постоянный интерес к Дому немецкой живописи в Мюнхене, который он построил взамен Стеклянного дворца, уничтоженного пожаром. Моя нынешняя жена, бывшая пять лет старшим научным сотрудником Дома немецкой живописи, могла более часто наблюдать признаки этого интереса, чем его опытные министры.
Скудные знания Гитлера по истории живописи отчетливо проявились в связи с картиной, которую он прислал мне на шестидесятилетие. Дар представлял собой работу Шпицвега под названием «Только мысли не облагаются налогами», которая изображала дилижанс, застрявший перед зданием таможни, с пассажирами и таможенниками, суетившимися вокруг. Картину обрамляла позолоченная рамка, к которой прикрепили небольшую пластинку с поздравительной подписью Гитлера.
Едва взглянув на картину, сияющую лакировкой, я сказал жене: «Совершенно определенно, что картина не является подлинником».
Из знакомства с довольно многими работами Шпицвега я знал, что с годами на его холстах образовывались крохотные трещины, толщиной не больше волоса. В картине, подаренной Гитлером, их не было — она была гладкой, как атлас.
Я узнал, что эту картину для Гитлера приобрел Генрих Гофман. Он был личным и официальным фотографом фюрера.
Первое, что я предпринял, — это получил подтверждение специалистов, что картина, несомненно, является подделкой. Затем господин Цинкграф, известный в Мюнхене торговец живописью, помог мне найти владельца оригинала. Я повидался с ним и узнал несколько поразительных фактов. Оригинал, на который я смотрел, был написан кистью на холсте, подделка — на деревянной основе. Позднее я добыл неоспоримое доказательство того, что искомая древесина представляла собой экзотический вид, который не импортировался в Германию до 1900 года, в то время как картина датировалась 1870 годом. Кроме того, размеры подделки отличались от оригинала.
По нашему мнению, однако, наиболее любопытная особенность картины состояла в том, что краски оригинала ни в коей мере не совпадали с красками подделки. Затем при помощи моего друга в Мюнхене мы смогли установить, что много лет назад фирма Hanfstaengl опубликовала репродукции картин Шпицвега, включая ту, что находилась в моем распоряжении. Но сотрудники фирмы не смогли найти оригинал картины и ориентировались на черно-белую репродукцию, которую художник, подрядившийся выполнить работу, произвольно раскрасил без ведома издателей. Когда руководство фирмы Hanfstaengl узнало об этом, оно немедленно изъяло репродукцию из продажи. Одна из копий неправильно раскрашенной репродукции, однако, где-то сохранилась, поскольку моя подделка была выполнена с нее.
Итак, мы имели дело с подделкой, выполненной с подделки. Самым примечательным во всем этом было то, что напрашивался не особо лестный вывод о компетентности в сфере живописи Адольфа Гитлера, а также его советника и агента Гофмана.
Между тем я не мог устоять перед соблазном сообщить Гитлеру, что его подарок был подделкой. Гитлер явно расстроился и велел мне вернуть картину, но рамку с его подписью я оставил у себя. Через несколько месяцев Гитлер сообщил мне, что на самом деле картина подлинная: он получил письменное подтверждение эксперта об этом. Я попросил прислать мне данный сертификат, однако так и не получил его.
Вся эта история, должно быть, умерла бы естественной смертью, если бы не было возбуждено дело о подделках, в котором фигурировало не менее сорока трех подделок Шпицвега, включая мою картину. Суд обнаружил, что мелкий копировщик переписывал картины без всякого злого умысла по заказу какого-то дельца и что художники Мюнхена снабжали подделки подписью Шпицвега. В ходе судебных заседаний выяснилось также, что сертификат, упомянутый Гитлером, был сделан мошенником и приобретен у него Гофманом.
Господин Гофман сообщил мне письмом, что Гитлер хочет прислать мне другую картину взамен первой. Я ее так и не получил. Забавно, однако, добавление Гофмана о том, что он не имел ничего общего с этим делом. Честно говоря, я и не думал, что он имел к этому какое-то отношение. Я вставил его письмо в золоченую рамку Гитлера и повесил в своей комнате вместо картины Шпицвега.
Вот еще одна забавная история о картинах. Когда фельдмаршал Бломберг праздновал сорокалетие своей службы в армии, я прочитал в газете, что Национал-социалистическая партия преподнесла ему написанный маслом портрет Блюхера.
Через несколько дней друзья-масоны прислали мне три фотографии. В сопроводительном письме сообщалось, что подаренная работа была копией портрета Блюхера, оригиналом которой владела в Мюнстере, Вестфалия, ложа «Три стропила».
На этой картине «маршал Вперед» был запечатлен в качестве магистра мюнстерской ложи. Позади алтаря, где лежала открытая Библия с мечом поверх, высилась фигура Блюхера с полными масонскими регалиями. С фартуком вокруг талии, с голубой лентой, на которой был выведен устав плотника, поперек груди, с вытянутой рукой, держащей молоток магистра, сам же молоток упирается в поверхность алтаря, стоящего рядом с циркулем и другими масонскими эмблемами.
Антиквар, который приобрел копию картины, вероятно, решил, что в таком виде картину невозможно продать. Поэтому он просто замазал краской масонские аксессуары. Фартук, лента, молоток исчезли. Оставалось одно неудобство: достопочтенный Блюхер указывал пальцем вниз на пустое пространство, что не имело объяснения.
В то время как первая фотография показывала картину в оригинальном виде, вторая воспроизводилась в изменениях, описанных выше. Но, боже мой, циркуль все еще оставался лежать на столе, что выглядело очень подозрительно. Библию можно было не трогать — ее можно воспринять как любую другую книгу, а меч, лежавший поверх нее, придавал картине желаемый воинственный колорит. Циркуль же должен был исчезнуть! Поэтому он тоже был замазан, и наконец — как было изображено на третьей фотографии — картина освободилась от оскорбительного содержания и выставлена на продажу.
Мне подумалось, что Бломберга позабавит трансформация, происшедшая с картиной, поэтому я описал ему в письме всю историю и приложил к ней фотографии. Но Бломберг воспринял это всерьез. Он передал все фото заместителю фюрера Рудольфу Гессу, который сделал доклад шефу. В результате Гесс написал Бломбергу двухстраничное письмо, в котором, в частности, говорилось:
«Тот факт, что картина находилась первоначально в собственности масонов, а масонские знаки были замазаны, меня столь же поражает, как и вас… Очевидно, нельзя считать, что подарок имеет какую-то связь с отношением вермахта или партии к масонству.
То, что Блюхер был масоном, тоже не имеет значения, поскольку в то время, насколько известно, масонство ни преследовало целей, опасных для нашего народа, ни было, по всей вероятности, вовлечено в такой степени в международные альянсы, как теперь…
Должен признаться, что мне доставило большое удовольствие узнать, что портрет великого прусского полководца больше не находится в распоряжении масонов, но принадлежит вермахту. Меня особенно радует то, что партия стала инструментом — хотя и неосознанно — изъятия картины у тех, кто явно злоупотреблял ею, и передачи ее наиболее достойному собственнику.
Есть, однако, и другая сторона вопроса, а именно: каким образом партии пришлось заплатить за эту картину цену, соответствующую стоимости старой исторической работы, в то время как она была взята у первоначального собственника — ложи — без компенсации. Я распорядился разобраться в этом вопросе. Возможно, когда ложа была распущена, заинтересованные лица продали ее имущество государственным учреждениям. Если кто-то нажился на этой сделке, я прослежу за тем, чтобы его наказали, а выручку передали в Фонд спасения от зимних холодов.
Буду признателен вам, если вы доведете эти мои замечания до тех, кто вам пишет или будет писать по этой проблеме, особенно до бывших масонов».
Даже Рудольф Гесс не мог отрицать тот факт, что Блюхер, герой прусской истории и наиболее решительный противник диктатуры Наполеона, был «подлым масоном».
Знал ли Гитлер о музыке больше, чем о других видах искусства, мне так и не удалось выяснить, поскольку я не особо компетентен в музыке. Никогда не замечал, чтобы Гитлер был поклонником Баха или Бетховена, хотя могу утверждать, что он слушал «Мейстерзингера» Вагнера сотню раз. Во время обеда, когда я сидел рядом с министром экономики Функом, оркестр играл мелодию Франца Легара. Функ заметил:
— Фюрер особенно любит музыку Легара.
Хотя эта реплика исходила от Функа, который сам весьма увлекался музыкой, мне не показалось, что Гитлер обладал развитым вкусом в музыке. Я воспользовался случаем и пошутил:
— Жаль, что Легар был женат на еврейке.
На это Функ немедленно отреагировал:
— Лучше фюреру не знать об этом.
— Наоборот, господин Функ, вам следует проинформировать об этом фюрера.
— Нет, нет, только не это.
— Но, господин Функ, вам нужно это сделать, иначе в нем разовьется дурной художественный вкус.