Глава 24 Банк Англии

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 24

Банк Англии

В 8 часов накануне Нового, 1923 года мой поезд прибыл на вокзал в Ливерпуле. Я договорился с господином Дюфур-Феронсом, советником посольства Германии, что он встретит меня на вокзале и проводит в отель. Перед нашим отбытием моя секретарша спросила, нет ли у меня для нее другого задания. Я сказал шутливо:

— Загляните в том Брокгауса (энциклопедия) на букву «Б» — там что-то написано о Банке Англии.

Фрейлейн Штеффек восприняла шутливое замечание всерьез и, когда мы прибыли в лондонский отель, передала мне том Брокгауса. Ей пришлось везти его назад в Германию непрочитанным!

Дюфур ожидал меня на вокзале, как и договорились. Я был немало удивлен, увидев рядом с ним высокого мужчину с заостренной седой бородкой и пытливыми, проницательными глазами. Он представился Монтегю Норманом, управляющим Банком Англии. Крепко пожав мою руку, он сказал по-английски:

— Сердечно рад видеть вас, искренне приветствую ваш приезд. Мне особенно приятно, что вы откликнулись на мое приглашение так быстро. Пришел встретить вас, но долго не задержу, поскольку вы, должно быть, утомились с дороги. Приходите ко мне, если хотите, в Банк Англии завтра в одиннадцать часов.

— Но, господин управляющий, завтра Новый год, вы, конечно, не пойдете в банк?

— Не имеет значения. Хочу поговорить с вами как можно раньше и жду вас в одиннадцать часов. Надеюсь, мы найдем общий язык.

Дюфур провожал меня до отеля. Я не скрывал своего большого удовлетворения тем, что мой английский коллега потрудился встретить меня, особенно в канун Нового года и в столь поздний час.

— Да, — сказал Дюфур, — Норман очень хотел с вами познакомиться. Он обсудит с вами, безусловно, жизненно важные вопросы, и можете положиться на его искреннее понимание. Когда я сообщил ему о вашем приезде и высказал надежду, что вы поладите друг с другом, он ответил: «Мне хочется поладить с ним».

Дюфур не был профессиональным дипломатом. Он происходил из старой титулованной гугенотской семьи, которая в течение нескольких поколений пользовалась большим уважением в деловом сообществе Лейпцига. После Первой мировой войны влиятельные политики сочли, что профессиональные дипломаты старого стиля извлекут много пользы от включения в свои ряды выдающихся деловых людей. В МИДе назначили на различные дипломатические должности за рубежом несколько крупных фигур делового мира. Среди тех немногих, чье назначение можно было назвать успешным, Дюфур занимал первое место. Он был не только умным, дальновидным деловым человеком, но также обладал большим объемом всесторонних знаний и врожденным тактом, что явилось результатом семейной традиции. Этого недоставало многим деловым людям, привлеченным на дипломатическую службу. Дюфур придерживался твердых принципов в жизни и оставался безукоризненно надежным человеком. В международном общении он чувствовал себя как рыба в воде как с языковой, так и с деловой точки зрения. Его помощь значительно облегчила достижение целей моего визита.

Я, конечно, чувствовал большую ответственность за свою миссию. Лишь очень немногие в правительстве понимали, какое серьезное воздействие могут оказать итоги моего визита на германскую политику. Наша борьба за восстановление стабильной валюты была далеко не закончена. Страна экономически была полностью истощена. Надвигалось заседание комитета Дауэса. Все зависело от возможности добиться понимания западными союзниками нашего положения и создать дружественную атмосферу переговоров. В свете всего этого мои лондонские переговоры представлялись очень важными.

В отеле «Карлтон», где мы остановились, были в полном разгаре новогодние празднества. Комнаты заполняли мужчины в сюртуках и женщины в роскошных вечерних платьях. У меня же не было настроения танцевать под музыку, пить шампанское, есть печенье и конфеты. Несколько встревоженный, я рано лег спать.

На следующее утро, в первый день Нового года, я познакомился с Норманом ближе. Наш разговор велся в дружелюбной манере даже тогда, когда поднимались весьма острые проблемы. В отношении нашего положения я был предельно откровенен. Вскоре мы сосредоточились на жизненно важном вопросе — вопросе о немецкой валюте.

— У вас есть сколько-нибудь определенные планы спасения вашей валюты в таких неустойчивых условиях? Или вы дожидаетесь решений комитета Дауэса? Вам известно, что члены комитета намерены рассмотреть вопрос о немецкой валюте в первую очередь?

— Разумеется, господин управляющий, я буду очень рад, если комитет Дауэса станет сотрудничать с нами в деле стабилизации немецкой валюты. Но мне не хотелось бы опираться только на его решения. Кроме того, я не хочу ждать, когда завершится обсуждение этих решений, — на это уйдут месяцы. Но, даже если комитет будет действовать быстро, его решения, как вы понимаете, должны будут пройти процедуры ратификации в различных законодательных органах заинтересованных стран. Такие ратификации займут много времени и создадут много осложнений. Помимо прочего, я придерживаюсь мнения, что мы не должны опираться на других. Мы должны действовать сами, и ввиду нестабильной экономической обстановки действовать быстро.

— Из вашего ответа я делаю вывод, что у вас есть собственные планы. В чем же они заключаются?

— Прежде всего, как только закончатся споры вокруг Рура, необходимо заняться восстановлением германской промышленности. Для этого нужно создать возможности кредитования, которые помогут вести торговлю на стабильном монетарном основании. Однако в настоящее время мне не хватает средств для достижения этой цели.

— Значит, вы рассчитываете на иностранные кредиты? Думаю, вы едва ли их получите в данный момент в сколько-нибудь значимом объеме. Гораздо вероятнее, что другие страны дождутся итогов работы комитета Дауэса, прежде чем оказывать финансовую помощь.

— Мои планы не ограничиваются одним лишь получением кредитов. Я намерен учредить второй кредитный банк в дополнение к Имперскому банку — банк, действующий полностью на основе золотого стандарта. Этот банк будет выдавать кредиты исключительно в иностранной валюте и отдавать предпочтение тем отраслям немецкой промышленности, которые способны возобновить экспорт. Предположим, я назову этот банк Золотым дисконтным банком (Golddiscontbank).

— Откуда вы возьмете средства для этого банка?

— Я думаю, банк начнет свою деятельность с капитала двести миллионов марок. Капитал должен состоять исключительно из иностранной валюты, скажем в фунтах стерлингов. Наверняка можно будет собрать половину этой валюты в самой Германии. Оставшуюся половину я хотел бы позаимствовать у Банка Англии.

— Вы предлагаете Банку Англии стать акционером Золотого дисконтного банка?

— Нет, дело не в этом. Мне хотелось бы получить от вас кредит на три года для Имперского банка на сумму сто миллионов марок в фунтах стерлингов. С этими деньгами Имперский банк доберет вторую половину капитала для Золотого дисконтного банка.

Норман замолк, обдумывая вопрос. Идея создания Золотого дисконтного банка показалась ему крайне необычной. Недостаточно хорошо зная немецкую экономику, он не мог сразу определить степень эффективности такого банка.

— Кто будут директора банка?

— Управление Золотым дисконтным банком будет осуществляться всецело Имперским банком.

— Кто будет заимствовать у банка?

— Учитывая преобладание в немецкой экономике промышленности Рейнланд-Вестфалии, а также ввиду серьезного ущерба от оккупации Рура, кредиты будут использоваться, насколько позволит оккупация Рура, для финансирования промышленных отраслей Рейнланд-Вестфалии.

— Для такого проекта двухсот миллионов марок, вероятно, будет недостаточно.

— Естественно, я подумал об этом и хотел бы получить ваше согласие и поддержку для следующего проекта. Так как это, по сути, вопрос обеспечения фондами для финансирования поставок сырья и экспортных товаров, полагаю, что векселя, которые получит Золотой дисконтный банк, станут выгодным вложением для лондонского денежного рынка. Поэтому я прошу у вас любезности допустить их на английский рынок.

Снова пауза. Норман понимал, что без санкции Банка Англии такие векселя не будут учитываться британскими банкирами в сколько-нибудь приемлемом количестве. Он, кажется, колебался. Тогда я выложил третью карту.

— Господин Норман, Золотой дисконтный банк будет эмиссионным банком, выпускающим банкноты на базе золотого капитала в двести миллионов марок. Я намерен выпускать эти банкноты в фунтах стерлингов.

— Вы намерены выпускать в Германии банкноты в виде иностранной валюты?

— На первый взгляд идея может показаться вам экстраординарной. Но если экспортные фирмы используют иностранную валюту в своих операциях, то почему я не могу воспользоваться иностранной валютой в своих сделках с ними?

Норман опять замолчал, размышляя.

— Подумайте, господин управляющий, — продолжил я, — какие перспективы откроет эта мера для экономического сотрудничества между мировой державой Великобританией и Германией. Если мы хотим упрочить мир в Европе, то нужно освободиться от ограничений, навязанных резолюциями конференций и декларацией конгресса. Европейские страны должны быть тесно связаны экономически. В конце концов, мы должны когда-нибудь начать практическое движение в этом направлении.

Норман слушал с явно возрастающим интересом.

— У вас замечательные идеи, господин председатель.

Он стал воспринимать мои планы более благожелательно.

Мы обсудили весь спектр сопутствующих вопросов и проблем.

— Хорошо, господин председатель. Думаю, на сегодня достаточно. Я внимательно изучу все эти вопросы. Будьте любезны, приходите завтра в десять часов. Мы продолжим разговор.

Прибыв на следующее утро, я сразу понял, что мои доводы предыдущего дня все-таки произвели впечатление на Нормана. Он пребывал в благодушном настроении и попросил меня остаться на совместный ланч после переговоров, поскольку хотел представить меня членам совета управляющих и некоторым своим особо приближенным коллегам. Он также сообщил о своем намерении обсудить в тот же день мои предложения с влиятельными деятелями лондонского Сити и выразил надежду, что сможет утром дать мне определенный ответ.

— Сегодня же мне хотелось бы сообщить вам о другом деле, господин председатель, и узнать ваше мнение. Я получил письмо от господина Финали, президента Парижско-Нидерландского банка. Он сообщает, что французский банковский синдикат вместе с группой банкиров Рейнской области и с согласия немецкого правительства намерен учредить свой собственный центральный банк в Рейнской области, который будет выпускать свои банкноты независимо от Имперского банка. Господин Финали просит меня назвать несколько лондонских банков, которые могли бы присоединиться к новому синдикату. Мне очень хотелось бы знать, господин председатель, известно ли вам об этом плане и что вы думаете о нем.

Увы, я знал об этом плане. У меня нет желания углубляться в эти достойные сожаления сепаратистские тенденции, которые проявились в 1923 году в Рейнской области и Палатинате и которые отзываются болью в памяти немецкого народа. Я не хочу этого делать, тем более что некоторые лица, потворствовавшие этим тенденциям или, во всяком случае, не сопротивлявшиеся им, все еще продолжают активную общественную деятельность. Я надеялся, что прекращение споров вокруг Рура позволит Штреземану положить конец подобным явлениям. Это, однако, оказалось возможным только в политической сфере. В экономической же области деятельность сепаратистов продолжалась. Неспособность правительства эффективно помочь быстрому экономическому восстановлению земли Рейнланд-Вестфалия, а также усилия деловых группировок Рейнланда получить хоть какую-нибудь поддержку привели в конце концов к такой пагубной ситуации. Кабинет Маркса поддался давлению заинтересованных сторон и разрешил учредить независимый эмиссионный банк Рейнланда с участием капитала ряда западных стран.

Это было все, что я знал. Чего я не знал до сих пор, так это того, что подготовка к созданию сепаратистского банка продвинулась настолько далеко, что уже велись англо-французские переговоры о скорейшей реализации проекта. Я не сразу ответил на вопрос Нормана и не смог полностью скрыть свое внутреннее состояние.

— Господин управляющий, мне известно, что правительство Германии дало согласие на реализацию банковского проекта.

— Не сомневаюсь, что французское заявление относительно согласия германского правительства носит окончательный характер. Однако меня не очень интересует это согласие. Меня интересует, что думают об этом в Имперском банке.

Я снова перевел дыхание.

— Позиция Имперского банка ясна и непоколебима. Имперский банк определенно против этого и подобных проектов, которые имеют целью ограничить его верховенство в денежных вопросах на территории германского рейха.

— Благодарю вас, господин председатель. Мне этого достаточно. А теперь пойдем на ланч.

В комнатах, предназначенных для членов совета управляющих, имелось мало из того, что характеризует современный офис: наоборот, там преобладала уютная приватная атмосфера. Кабинет Нормана был обставлен массивной мебелью из красного дерева. Так же выглядела столовая, где весь персонал совета имел обыкновение собираться на ланч. Помещение было высоким и просторным, но в нем весь день должен был гореть электрический свет, поскольку соседние улицы были узки и дома, расположенные напротив, скрадывали значительную часть дневного света. В 1924 году банк еще не реконструировали, он сохранял старинный вид, за что приобрел прозвище «Старая леди с улицы Треднидл».

С горделивым видом Норман повел меня по обширному зданию и с некоторым волнением вывел во внутренний дворик, напоминающий испанское патио, в центре которого стоял мемориал в честь сотрудников банка, павших на фронтах Первой мировой войны. Этот мемориал произвел на меня сильное впечатление. Он изображал святого Христофора, переходившего вброд реку с младенцем Христом на плече.

Во время ланча я был неофициально представлен всем членам совета управляющих и заведующим отделами. Они общались в абсолютно свободной, непринужденной манере, что являло собой приятную противоположность моим прежним встречам с представителями западных кругов в Париже и Лондоне. Очевидно, Норман что-то уже сообщил им обо мне. Он явно был лидером в этом кругу. Управляющий Банком Англии избирается ежегодно на период одного года. Норман неизменно переизбирался на этот пост в течение двадцати лет, независимо от перемен в британском правительстве.

Через несколько лет мои отношения с Норманом переросли в настоящую дружбу. В юности он получил музыкальное образование в Дрездене и сохранил самые приятные воспоминания о своем пребывании в Германии. При всем своем мягкосердечии и внешней невозмутимости это был человек большой решимости и упорства в достижении цели. В молодости он участвовал в войне с бурами и часто проводил свой отпуск в Южной Африке. Он совершил много поездок в Америку, где имел немало настоящих друзей. Он вел постоянную переписку и имел частые личные контакты с руководителями многих иностранных центральных банков.

Когда моя дочь Инга родила третьего ребенка, Норман стал его крестным. На крестины он приехал в Берлин и держал ребенка, которого назвали Норман Яльмар, над купелью.

После Второй мировой войны мы возобновили нашу переписку. К тому времени я был в отставке и не отличался хорошим здоровьем. Мне хотелось съездить к нему, но я не смог получить английскую визу. Большим горем для меня стало то, что мне отказали в визе даже тогда, когда я хотел присутствовать на похоронах Нормана. Тогда я был недостаточно денацифицирован. Самого Нормана это не очень беспокоило.