17 июня, вторник
17 июня, вторник
Утром на прогулке Коля рассказал, что до меня с ними сидел, оказывается, зам. министра Чечни. Пятьдесят три года. Зовут Шарип.
Как ни странно, тоже за фальшивые деньги. — Психология у него, как у семилетнего ребенка. К жизни совершенно не приспособлен. Говоришь ему: «Шарип! Ты чай любишь?» — «Люблю». — «Ну, завари». — «Я не умею». Мужику пятьдесят три года, а он не умеет чай заваривать!..
Шуток вообще не понимает! Всему верит. Делаешь серьезное лицо — и он даже не понимает, что над ним смеются. Я ему говорю: «Шарип! Как ты министром-то стал? С гор отару баранов, что ли пригнал?» — «Я не министром был, а зам. министра!»… Чехов ему знакомых перечисляешь:
— «Этого знаешь?» — «Знаю». — «А этого?» — «Тоже знаю. А ты их что, тоже знаешь?» — «Конечно, знаю!» Не верит! Рассказываю ему, как я с Дудаевым вместе в бане парился. Тоже не верит! А я тогда японцев к Дудаеву привозил. Сам до сих пор только не знаю толком, зачем?
Самолет целый за свой счет арендовал. Они там с нефтью что-то мутили. Дудаев же, когда стал президентом, он все на корню стал распродавать. Ну, и в бане вместе отдыхали. Я все это рассказываю Шарипу — не верит! Хуйне всякой верит, а правде — не верит. «А есть, — спрашивает, — у Дудаева на теле шрамы?» — «Есть, — говорю. — Над правой лопаткой пулевое ранение». — «Да, — говорит, — правда!» — «Ну, вот видишь». — «Значит, ты правда с Дудаевым вместе в бане парился!..» — А что за ранение? — интересуюсь я. — Да детское. То ли картечь, то ли дробь. Две такие рытвинки, как оспины. Это он еще в детстве получил. Ну, дети с ружьем баловались… — Слушай, Коль! А ты вот доллары фальшивые делал. А машинка их определяла? — Мои доллары только после где-то десятого прогона звенеть начинали. Десять раз прокатывали нормально. (Господи боже! А я-то думал…) — А ты в 94-ом году уже работал? — Конечно. — А чего же ты мои билеты не печатал? — Да мы все это время, как нарочно, за границей были!
Поздно чухнулись! («Как нарочно»!.. Как же!.. Судьба, блядь!! Зеленые человечки.) — А много по России таких бригад существует, подобных вашей? — Много. (Так-так!..) — А не знаешь, кто-нибудь из них мои билеты печатал? — Могу выяснить. Я же ребят всех знаю, кто в этой области работает. Могу поспрашивать. Измайловские, я знаю, точно печатали. (Та-ак!.. И куда же вы, блядь, спрашивается, смотрели, а?! Распиздяи инопланетные?!) — И много? — Не знаю. И, кстати, я тебе говорил про Южную Африку. Что это немцы тогда заказывали. Так вот, там среди них был только один русский. Ну, немец по паспорту, а на самом деле русский. Очень интересно!
О-очень!.. Итак, что же мы имеем? Темпы роста цен были чудовищными (сто процентов в месяц). Систему со всех сторон рвали, разворовывали, растаскивали на части алчные и недобросовестные сотрудники; в нее вбрасывали, судя по всему, несчетными миллионами фальшивые билеты; ее целенаправленно и всеми силами разваливали власти; ежедневно поливали грязью с телеэкранов и со страниц всех газет средства массовой информации — и, тем не менее, она жила!
Назло всем и наперекор всему!! И не просто жила — процветала!
Стремительно и невероятными темпами разрасталась! Ведь все произошло за полгода! Первого февраля все началось, а уже третьего августа меня арестовали. Всего за какие-то полгода я практически с нуля, в одиночку добился того, что начал контролировать чуть ли не все денежные ресурсы страны! Еще бы месяц-другой и… И мне еще говорят о какой-то якобы «нежизнеспособности» МММ, что «пирамида вот-вот должна была рухнуть»!? Да у МММ, наоборот, была какая-то поистине дьявольская живучесть и жизнеспособность!! Ее вообще ничто не брало!
Это был, какой-то, блядь, Терминатор-3! Неуязвимый и неистребимый.
(Правда, я еще не смотрел пока этот фильм и так и не знаю точно, чем же там все кончилось и как же с ним в конце концов все же справились? Наверное, так же, как и со мной. Просто-напросто заперли куда-нибудь от греха подальше. В какое-нибудь, блядь, терминаторское спецСИЗО.) Днем разводящий (есть тут один такой пидорас) не разрешил мне взять на встречу с адвокатом пустые конверты. Как «не относящиеся к Вашему делу». Ну что? Новый раунд? Новую голодовку объявлять? Опять в шкаф? Ладно. Напишу завтра с утра жалобу на имя начальника СИЗО, а там посмотрим. В шкаф, так в шкаф. По хую! Тем более, что я, вроде, и отъелся уже… Вечером Юра рассказывает, как у них там, на Ставрополье, казаки пытались свои порядки устанавливать, и чем это все в результате закончилось. — На дискотеку явились с нагайками и начали всех лупить по беспределу.
Ну, один волыну достал и двоих на месте положил. И все сразу затихли! Где они? Никого больше не слыхать! — Между прочим, — небрежно замечаю я, — я и сам генерал-майор казачьих войск. И потомственный дворянин, заметьте! У меня даже грамота специальная есть. Со всеми орлами, печатями и личной подписью чуть ли ни кого-то из самих Романовых! Что правда, кстати, то правда. Есть у меня действительно такая грамота. Казаки торжественно вручили в свое время. Атаман какой-то там их казачий. Не помню уже сейчас, какого войска… За заслуги перед отечеством, естественно… Материальные, конечно, материальные!.. Выдал я как-то, помнится, что-то там кому-то когда-то… «на казачьи нужды»… Отвалил от щедрот…
Наличными, разумеется, наличными!.. Без всяких расписок и документов — все, как положено. «На помощь же беспризорным казачьим детям»! — ну, какие, скажите на милость, тут могут быть «расписки»? Это же святое! А мне вдруг в благодарность — почетную грамоту! О присвоении чина, сана и дворянства. Крепитесь, мол, уважаемый Сергей Пантелеевич! Заграница нам поможет! Ладно, впрочем. О-о-о-хо-хо!..
Не высыпаюсь я в последнее время… Пойду-ка, пожалуй, хоть сегодня пораньше лягу. Так что, бай-бай! До завтра.
Р.S. Саша-солдат однако с кичи пока так и не вернулся. Значит, все-таки пятнадцать суток ему дали. Демоны. Теперь до воскресенья ждать придется. По нашим расчетам он в воскресенье вернуться должен. А там, хуй его знает.
(Обычная тюремная присказка.) Подождем, в общем, до воскресенья.
Чего-чего, а времени тут навалом.
Р.Р.S. Ларек должны сделать в четверг. Это еще одна новость. Адвокат сегодня сказал. Быстрей бы уж! А то совсем уже пиздец. Вилы! Скоро, блядь, и чай с кофе кончатся.
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКЧитайте также
17 июня, вторник
17 июня, вторник Утром на прогулке Коля рассказал, что до меня с ними сидел, оказывается, зам. министра Чечни. Пятьдесят три года. Зовут Шарип.Как ни странно, тоже за фальшивые деньги. — Психология у него, как у семилетнего ребенка. К жизни совершенно не приспособлен.
24 июня, вторник
24 июня, вторник Опять, блядь, вокруг меня какая-то непонятная суета начинается.Два события, и оба не очень-то приятные. А точнее, очень, я бы даже сказал, пренеприятные. Во-первых, Толина мама на свидании рассказала ему, что сегодня внизу, на проходной видела, как какой-то
20 июня 2000 г., вторник
20 июня 2000 г., вторник Вечер.Наш разрушенный, еле стоящий дом опять заполняется соседями.Уже вторично приехали очень многие.Привезли вещи, «гуманитарку», полученную в лагерях беженцев.Некоторым там неплохо жилось на всем готовом. Одежду давали на килограммы… Взвешивали!
1 июня, вторник
1 июня, вторник Вот и началось лето. А утро — с докладной записки Буштакова: пятикурсница Мамаенко, та самая, с которой был конфликт еще зимой, опять напилась и «гуляла» вместе с четверокурсником Сергеем Комиссаровым. Мамаенко очень хвалит Г.Седых, но, как мне видится,
24 июня 1919. Вторник
24 июня 1919. Вторник Сижу на балконе и слушаю выстрелы. Добровольцы в Мерефе.[64] (Слышны мелкие выстрелы). Большевикам (залп) все пути отрезаны. За последнее время Саенко (залп) особенно (залп) жесток. Он расстрелял 197 (залп) человек. Их расстреливали (залп) у стены нашего дома
19 мая (по нов. ст. 1 июня. — И.Н.) 1920. Вторник
19 мая (по нов. ст. 1 июня. — И.Н.) 1920. Вторник «…Не оружием победить большевизм, он сам пройдет, это болезнь. Но не к смерти приведет он Россию, а к цветущей славе. Большевизм поработит весь мир. Россия будет передовой страной, Великой, главной и Могучей, куда лучше, чем прежде.
26 мая (по нов. ст. 8 июня. — И.Н.) 1920. Вторник
26 мая (по нов. ст. 8 июня. — И.Н.) 1920. Вторник Мамочка говорит, что жизнь прекрасна. Я с этим не могу согласиться. О себе я не стану говорить: моя жизнь если не прекрасна, то, во всяком случае, интересна, если смотреть с философской точки зрения. Возьму в пример одну женщину во
16 (по нов. ст. 29. — И.Н.) июня 1920. Вторник
16 (по нов. ст. 29. — И.Н.) июня 1920. Вторник За последнее время я каждой день во сне вижу Харьков. То свою комнату, то какой-нибудь предмет из нее, то квартиру Гливенок, то — Веры Кузнецовой. И каждый день вижу одни и те же лица. Главные из них — это Таня и Вера. Часто вижу Ксаню[127].
21 июня 1921. Вторник
21 июня 1921. Вторник Как странно, еще сегодня быть в Сфаяте, видеть вокруг себя милые дорогие лица, наслаждаться свободой, а теперь тосковать в глухих монастырских стенах. Когда я в субботу пришла домой, я была счастлива вполне, но на другой же день я поняла все прелести той
13 июня 1922. Вторник
13 июня 1922. Вторник В «La D?p?che Tunisienne» есть сообщение из Берлина, что Ленин умер. Правда, много раз говорили об этом; но, с другой стороны, надо же ему все-таки умирать. Хочется верить. И сразу захотелось в Россию, захотелось мучительно, до боли!Боже, какая тоска о России! Правда, я
20 июня 1922. Вторник
20 июня 1922. Вторник Чувствую себя нехорошо. Огромный флюс. Сейчас с сердцем было что-то неладное. Неужели все это от
27 июня 1922. Вторник
27 июня 1922. Вторник Получили сегодня два письма. Оба из России! 1-е из Харькова, весь конверт в два ряда обклеен марками. Кнорринг написано через одно «р» — это сразу показалось подозрительным. Подпись незнакомая: Вера Захаржевская. Содержание приблизительно такое:
17 июня 1924. Вторник
17 июня 1924. Вторник Боюсь сказать, но мои желания исполняются, как по щучьему велению. Я уже познакомилась с Андрюшей Сидневым, вернее, он сам познакомился со мной. В воскресенье, когда я сидела в своем шезлонге и повторяла формулы, ко мне шмыгнул Минаев (он теперь часто
1 июня 1926. Вторник
1 июня 1926. Вторник Состояние — и физическое и моральное — к черту! Хуже всего то, что не пишу стихов, и не хочется как-то, не тянет. А как сейчас взяла в руки тетрадку, перелистала, так вдруг жалко стало, и не знаю — чего, заплакала даже.Еще плохо, что погода плохая.И еще — но