1. «Госдума — это осиное гнездо, кругом враги»
1. «Госдума — это осиное гнездо, кругом враги»
— ...А я не люблю баню! — сразу же закипятился Жириновский, когда однажды в канун Нового года сам же и позвал меня в свою же парную. — Мы в бане все мозги выпариваем. Вот я в халате сижу, мне жарко, я из-за вашего фотокорреспондента сижу в нем. Так-то я сидел бы и в плавках, а то и без плавок. Чтобы тело отдыхало.
— Может, в бане поговорим?
«Баня — это страшный вред»
Лидер ЛДПР захватил березовый веник, напялил на голову банную шляпу с логотипом «Комсомольской правды», которую я привез ему в подарок...
— Ну что ж, можно и поговорить под легкий парок. Ведь баня — это страшный вред. Водка — вред. Но мы спасаемся водкой, потому что проблемы ведь не решены. Сто лет не решаем проблем! Александр Второй начал, а мы стоим на месте. И гибнет страна. Потому что Столыпин отменил крепостное право, а земли не дал. Но это же издевательство: баня есть, а входить нельзя. Столыпин говорил: землю дам. И не дал. Его убили за это.
— Так давайте же войдем в баню...
— Ни один руководитель не может довести реформу. — Жириновский нехотя взял в руки шайку. — Если я не до конца разделся, мне противно. Или я оденусь в тулуп и выйду на улицу, или уже разденусь, буду здесь голый. Вы мне этого не позволяете. Так и тут. Ни одна реформа не дала эффекта. Ладно, и вы тоже берите веник. Но только согреться и выйти. А когда сидят минут двадцать, сто двадцать, весь порозовел, потом прошибает. Что такое пот? Мы организм обезвоживаем... Вообще, в нашей стране вредный образ жизни...
Жириновский скидывает халат, потом напяливает рукавицы и, держась за стенку, все же ведет меня в баню, ворча на ходу:
— Как скользко-то!
Кто такой Владимир Жириновский? Большой политик? Великий актер? А может, и тот, и другой — «вместе взятые» нашим непростым временем?
Вот написал эти строки и вспомнил один эпизод — в какой-то степени объясняющий, чем завораживает (а кого-то раздражает и кому-то надоедает) Владимир Вольфович.
...В 20-х числах апреля 2006-го, ближе к ночи, в храме Христа Спасителя готовились к Божественной литургии, посвященной Пасхе. И тут внесли Благодатный огонь, привезенный из Иерусалима. Жириновский протиснулся через толпу чиновников, которые окружали Святой огонь, зажег свои свечи. А потом, в отличие от чиновников, которые так и остались стоять на месте с зажженными свечами, пошел в массы — к верующим, сияя и приговаривая:
— Пожалуйста, вот огонь, прямо из Иерусалима!
«Жириновского» пить нельзя
...Мы садимся с Жириновским рядышком на теплый полок. Вождь оттаивает, и тут я начинаю его «раздевать», то бишь «колоть».
— А вот на съезде ЛДПР...
— Ведь дали обрывки: Жириновский обещал не ругаться матом. Я же об этом не говорил.
— То есть будете продолжать.
— Я упрекал партийцев, что кто-то из них оказался предателем. Десять лет назад снимал меня бытовой камерой у себя дома, и там я сказал пару фраз, расслабился. Он продал кассету — и на весь мир это прозвучало. Что это? Люди же не знают ситуации.
— То есть будете ругаться матом.
— Да я никогда не ругался матом. Я могу какие-то слова сказать в мужской компании. Просто так — ребята побалдели, выпили — и сказал. Все! Я что, оскорбил кого-то? Ведь я говорю не потому, что мне это... культуры не хватает. Я образованный. Но я часто знаю и слышу, что люди хотят эти простые слова... Люди оживляются, им приятно. Вот в чем смысл! А на съезде я имел в виду, что даже в быту теперь буду вынужден не употреблять ни одного слога.
— Вы в партию кого-нибудь взяли бы из порнозвезд?
— У нас нет никакого желания. Мы хотим быть дальше от порнографии. Наш избиратель — простой, бедный. Его раздражает, когда показывают, как депутаты гуляют — там шампанское льется рекой, полуголые девицы. Ну что такое? Люди без работы, живут в одной комнате три поколения. Ну как жить? Когда вот я в служебной квартире один бываю, никого нет — сто тридцать метров. Я хожу, что хочу делаю. А люди в одной комнате всю жизнь — шесть человек. С ума можно сойти.
— Но у вас же много квартир — поделитесь...
— Это не мои — штаб-квартиры в регионах. На меня было записано — начали орать, что это мое. Стали переписывать на всех активистов...
— А как вашим активистом стать? Мне вот, допустим.
— Свободный прием.
— И чего я должен делать?
— Да ничего. Вступили в партию и ничего не делают...
— А платить вы мне будете?
— Это вы должны платить. Но мы не берем с вас. Мы иногда помогаем. Бедным активистам.
— Правда, что вам Кремль приплачивает, чтобы вы его решения проводили в Думе?
— Может, дают кому-то пакеты, но нам никто ничего не дает, и мы не видим, кому дают.
— А вы где берете деньги?
— Прошу, собираю — и все. За нами никакая фирма не стоит. Никакая...
— У кого вы просите?
— У богатых. Звоню им, прошу, где-то какие-то копейки собираю. И все.
— То есть мне вы ничего не дадите?
— Вам дам одеколон. Сейчас... Паша, позвони, пусть Дима-охранник принесет. Или таджик...
(Приносят одеколон «Жириновский».)
— О, одеколон! Его пить можно?
— Но это же французский, от Живанши! Мировой лидер запаха!
— Значит, пить нельзя...
«Взятку ждешь? Пошел вон!»
Жириновский выходит из парной, садится на диван, закуривает...
— Если бы я был на месте президента, я бы объявил: вот программа на 20 лет. Прекращаем выборы. Сегодня Госдума не нужна. Распускаем.
— А Совет Федерации?
— Распустить все законодательные органы. Не тратить деньги. Общественная палата — вот наш парламент. Давайте! Там будет сто двадцать шесть человек. Лучшие люди страны... Вот закон по ЖКХ. Одобряете? Одобряем. Вводим. Не одобряют — дорабатывают. Все законы готовит Минюст. Одобряет Общественная палата, и указом президента вводятся они. Зачем столько выборов? Что вы выбираете все время? Общественная палата, президент. Они еще раз посмотрят правительство, может, кого-то заменят. И все занимаются бизнесом. И партии приостанавливают свою деятельность. И профсоюзы. Ну давайте оздоровим свою страну!
— Нам Конституцию менять, что ли?
— Конституция пускай остается. Но работать будет общественный договор.
— Это диктатура получится.
— Опять... Ну все, хорошо, давайте умирать при демократии. Диктатура вас пугает, лагеря, репрессии?
— Да. И чекисты сидят, говорят, в Кремле.
— Опять все выдумывают. Они в прошлом работали, допустим, в КГБ. Дальше что?
— Путин говорил: бывших чекистов не бывает.
— И что? Я вам говорю вариант, как жить хорошо. Вы мне навязываете, как жить плохо.
— А вдруг нам потом снова захочется жить в свободной стране?
— Она и будет свободной. Что значит свободная? Все выборы — игра. Кто кого обманет. Грязь, компромат. Какая это свобода?
— А с чиновниками как поступите?
— Чиновники сокращаются в три раза как минимум. Сейчас миллион, будет триста тысяч. Функции разрешительные. Чиновник не может отказать. Ну-ка, давай сюда, что ты ждешь три месяца? У тебя срок месяц. Взятку ждешь? Пошел вон! Все. Не в тюрьму, а пошел вон. И его портрет на всю страну: Петров Николай Петрович — негодяй, задерживает исполнение документов. Подозрение на получение взятки.
— В газете, что ли?
— И по телевизору! Вот-вот... Сейчас президенту нужно сказать: все в деревню! Кто стоит в очереди на квартиру в городе, вы квартир не получите. В деревню! Там сразу дом усадебный, гараж, погреб, мастерская. И давай, гони туда с юга безработных. И давайте поднимайте сельское хозяйство, чтобы тучные стада, пшеница, ячмень, хмель. «В деревню!» — сейчас должен быть клич. Двадцать лет не давать квартир в городе. Если я имею работу, деньги, жилье, образован, я болеть не буду. Мне шестьдесят, я в бане и ничем не болею.
— Ну что, еще чуть-чуть попаримся?
— Если вы не будете задавать дурацких вопросов...
— Владимир Вольфович, в прессе периодически мелькает: Жириновский дерется...
— Не я, а на меня нападают, а подают, будто я дерусь. Самый первый конфликт — это Тишковская, женщина. Мы разнимали депутатов. Возьмите из архива... Я стою. Тишковская меня бьет. Я так вот стою — она мне вцепилась в грудь и ногой еще снизу между ног бьет. У меня лицо такое испуганное.
— А водичкой тогда вот орошали...
— То же самое. Я вышел в качестве протеста в президиум. И я один был, а «яблочников» 40 человек, хотели меня бить. Я их остановил водичкой — нарзан из бутылки. Даже на них ничего не капнуло, они были далеко.
— Когда вот в узком кругу с вами говоришь, вы как-то спокойны, взвешенны, мудры. А вот в Госдуме...
— Госдума — это осиное гнездо, кругом враги!
— ...а в Госдуму попадаете — меняетесь...
— Все так. Они же знаете как? Нервная энергия отрицательная на меня каждый день. Как змеи шипят...
Жириновский хмурится, черпает из шайки воду и плещет на раскаленные камни. Камни зло шипят и обдают меня паром.
«Новое поколение скажет: идите вы на фиг!»
— ...А взять вот газовый конфликт с Украиной... Как быть?
— Я бы обратился в Брюссель: поставьте ваших контролеров на прохождение газа по российско-украинской границе. Я вам должен сколько кубометров? Вот они, вот пошел газ, ваш газ. На выходе — украинско-словацкая граница — пришло меньше, все — взыскивайте с Киева. Везде бы поставил международных контролеров. И чтобы не злился Ющенко, всем бы сделал одну цену европейскую.
— А с Крымом что делать?
— Крым украинцы сами нам отдадут. Потому что мы будем повышать цены на газ, и им лучше продать Крым нам. И все свои заводы. А потом окончательно влиться в Россию. Все! Подрастет новое поколение, скажут: да идите вы на фиг! Какое там НАТО! Вот Россия — мы русские, украинцы — славяне! Все — одна страна! Поэтому молодое поколение — оно воссоединится. Украина, а дальше остальные — Узбекистан, Азербайджан, Грузия... Еще двадцать лет — и все!
— Но как быть с военными базами?
— Я против был, чтобы наши базы убрали с Кубы и из Вьетнама. Но в принципе можно уйти из Приднестровья, Южной Осетии — пускай там стоят европейцы и наши солдаты не погибают. Сколько ребят погибло на абхазско-грузинской границе! Мне их жалко! С какой стати? Пусть европейцы и НАТО, пусть они погибают.
О сексе и СССР
— Владимир Вольфович, вот в бане паримся, а про женщин — ни-ни... Как они вам в политике?
— Ну, у них подход свой — корпоративно-половой. В политике у нас в основном женщины, которые или незамужние, или разведенные и никогда больше не вступят в брак.
— Но сексом-то они занимаются?
— Есть, конечно, и, как правило, неудовлетворенные. Да-да, тогда они все это в работу, и появляется элемент злости, ненависти. Им наплевать на страну, у них нет государственного мышления.
— Из женщин-политиков кто в сексуальном плане наименее удовлетворен?
— Ну, неудобно говорить. Они же все рядом со мной в парламенте... Больше свиданий, и чтобы не было женщин, которые годами не имеют мужчины, и мужчин, которые по полгода не имеют женщин. Это вред большой.
— Может, национальная программа на этот счет тоже должна быть?
— Я бы открыл специальные салоны. Слова «публичный дом» звучат плохо. У нас полно разведенных, вдовцов, неженатых. Ну что им делать?
— А сколько надо заниматься сексом?
— Молодежи хочется раз в неделю, постарше можно раз в месяц. Но как минимум хотя бы раз в три месяца...
— Почему так редко?
— Ну зачем каждый день? Это все изнуряет. Стараться реже...
— Ну вот... А еще говорят, Жириновский женщинами увлекается.
— Это все чушь. У меня все в обычном формате. Конечно, увлекаюсь. Но некогда мне сейчас. Но с удовольствием бы... Две-три приставали ко мне — письма, цветы. Не я к ним, а они ко мне. Ну что я могу? Они хотят, чтобы я был с ними, любовные встречи, замуж и так далее... У каждого мужчины, считаю, в жизни несколько женщин — от трех до трехсот. Пускай не обманывают, что верны своей жене.
— И у вас столько?
— Мало, я вообще себя девственником считаю. Я родился и вырос в СССР, у нас секса не было.
* * *
— Что еще?
— За столом посидеть бы...
— Давайте. Любую тарелочку да вилочку чистую «Комсомолке»!
— А вы вообще честный человек?
— Да. И добрый. И слишком откровенный. Это мне вредит. Но это моя черта характера... Дайте стаканчики! (Жириновский наливает вина.) Из Абхазии привезли это. Не нашего розлива...
ПОСЛЕ ТОГО, КАК РАССЕЯЛСЯ ПАР
Мы бегали с ним голыми по сугробам
...Когда баню Жириновского разогрели до ста двадцати градусов, корреспондент «КП» пошел на опрометчивый шаг...
— Владимир Вольфович, а почему бы нам с вами не прогуляться по морозцу?
— Прямо так?
— Конечно. Снежком пообтираемся.
— А ты этих, разрушителей Отечества, как Черномырдин, Бородин, тоже выводил на мороз?
— Тогда снега и мороза не было...
— Вот их бы надо! Ну ладно уж, пошли...
Жириновский, прежде чем выйти на улицу, накинул халат и надел тапочки. Больше халата и тапочек в ЛДПР не было, поэтому я пошел в чем был. То есть почти без ничего.
Лидер ЛДПР, окутанный паром, по-мальчишески загигикал и стал месить сугробы. Потом зачерпнул пригоршню снега и начал им обтираться. Досталось и мне... Было ощущение, что я получил «ледяной ожог».
Когда пар опал, на Жириновского снова накинули халат.
Обратно в баню мы летели со скоростью примерно сорок километров в час: Жириновский, в халате, — впереди, я, без халата, — сзади.
Снова уселись на полок.
— Средневековье какое-то, — ворчал, отогреваясь, Владимир Вольфович. — В средние века-то рентгена не было, вот и лечились пиявками да баней.
Потом он взорвался:
— Ты на кого работаешь? Это тебе в Кремле дали такое задание — запарить и заморозить лидера ведущей партии страны?
— Не-а, — стуча зубами, оправдывался я. — Сам придумал. Я б-б-больше не буду.
— Вы меня уже шестнадцать лет трамбуете! Благодаря вам я умру на двадцать лет раньше. У меня организм на сто лет рассчитан, а я умру в восемьдесят. А может, как Жженов, до девяноста доживу. Если, конечно, с «Комсомолкой» больше не буду ходить в баню...
«Комсомольская правда», 28 декабря 2005 г.