Михаил Куснирович. «От обратного»

Глава «Боско ди Чильеджи» Михаил Куснирович вводит читателя в сложносочиненный внутренний мир — но не только в свой, а еще и в мир своего сына.

И к концу колонки читатель может выяснить страшную для себя вещь — что надо было жить от обратного.

И задумается, что делать. И не найдет ответа.

А придется ждать следующей колонки Куснировича.

Я про это не писал вот уже почти пять лет.

Прямо скажем, я за эти пять лет вообще о многом не писал, а уж об «этом» тем более.

Итак, с той единственной заметки в «Коммерсантъ Weekend» про взаимоотношения поколений на примере собственного сына, собственно меня и греческого школьного лагеря прошли годы.

Я все молчал. Ни строчки. Ни полстрочки.

И все не потому, что только работа-работа-работа, но и потому, что потребовалась целая пятилетка, чтобы количественные изменения стали переходить в качественные: то есть возраст, рост, вес и пионербол телепортировались в бас, рыжую бородку, еще более серьезный вес и sms-ки — у него; и в ГУМ, седую бородку, стабильно серьезный вес и заметки в «Русский пионер» (и BoscoMagazine тоже) — у меня. А это, я вам скажу, немалые перемены.

Но все по порядку.

В девятом классе надо учиться. Это аксиома! (наверное). Это теперь я уяснил (во всяком случае, так говорю сыну Илье постоянно). Аксиома становится особенно яркой, когда наша мама Катя, видимо, зная и применяя ее с детства, уж больно уверенно и настоятельно про такой подход напоминает нам с Ильей зычным, возбужденным и красивым голосом перед ежедневным выходом в школу ранним московским утром.

Такой небольшой ритуал. 8.15 утра. Мы собираемся. Уже в коридоре. Я забываю телефон и возвращаюсь; Илья надевает не те кроссовки; Катя долго громко дает советы и пророчества, что из нас выйдет с таким отношением к жизни, не упуская и рекомендации по образовательному процессу. Все эти годы я несмело сдерживаюсь от вопроса — просьбы — «а можно ли не с утра?». Слишком хорошо я помню, что именно так регулярно спрашивал мой папа у моей мамы в аналогичной ситуации и ответа, мягко скажем, не находил. Тем более что Катя права всегда (но это уже другая аксиома, ведь мама-то, оказалось, тоже права, раз так запомнилось).

В общем, мы уже в лифте, и впереди нерушимо традиционные девять минут в машине до школы. Вдвоем. И ежедневно мы выбираем тактику. На стратегию нет времени и знаний. «Мы» — потому что уверен, что процесс идет в двух направлениях, и я совсем не всегда ведущий.

Так вот: если где-то еще в шестом классе аксиомы срабатывают, то к девятому душа требует теоремы и подоказательнее. А уж «от обратного» побаловаться — за милости просим. Так мы и едем эти девять минут — «от обратного» — хорошо еще не на задней передаче.

«Зачем мне эта физика, химия, алгебра (далее по списку) по жизни, если у меня сегодня репетиция?» — частенько ставит вопрос ребром Илья.

Конечно, не теорема Ферма, но тоже с наскоку не докажешь.

И вот повезло: в конце третьей четверти каждый год у Ильи защита проекта на общешкольном пленарном уровне. Он уже три раза побеждал, поэтому ему нравится, поэтому и подход ответственный — на уровне, одним словом. Тема свободная.

По жизни у него как раз гитарно-лучезарный период. Творчество прет. Формулировки хромают. Но проект — про то, что волнует, и про то, что заинтересует (соучеников, соучителей). В центре композиции — школьная группа The Paisley (ВИА — по-нашему) — ясен перец. Аккорды. Маечки в огурцах. Улыбочки.

Тут еще Волчек Галина Борисовна: «Кем будешь, что надумал?» Янковский Олег Иванович с пред-пред-просмотром «Митрополита Филиппа»: «Ну как? Что скажешь?»

Короче говоря — кино, видео, The Paisley. Аксиома, понимаешь.

Короче, я в машине контратакую: «Ну а тему? Тему давай! Доказательную базу! Про что, собственно, кино (проект то есть)?»

Долго мы так ездили. Всю третью четверть.

Уже и кино сняли. И песню записали. И получилось очень неплохо. Смешно даже. Илюха «Мотор!» кричал. Соученики, да и соучителя все смущались, руками махали, даже я в эпизоде по лужам ходил. А темы, внятно артикулированной, как не было, так и нет. Рабочее название есть, а выходного нет.

Я не унимаюсь, все тереблю: «Что это ты людям сказать хочешь? «Щелчок, или Как радовать людей» — тоже мне название, узковато…»

И вдруг блеснуло. Вот оно: «От обратного»!

Физика зачем, говоришь? The Paisley захотелось? Да раскусил я тебя, мечешься ты, парень. Думку серьезную начинаешь думать. Кем быть? Что делать? Ответ пытаешься дать, вопрос не задав. Постеснявшись. А зря.

Ну и в поездку одну начинаю я рассказ.

«Помнишь, — спрашиваю, — спор такой?» — «Какой?» — «Ну, физиков и лириков?» «Не помню, — отвечает. — Это про что?»

Я, по правде говоря, и сам неточно помню: ведь в этом году пятьдесят лет прошло с начала обсуждения этой животрепещущей темы. Не было меня тогда. Не родился еще. Но что-то помню. Например, парней красивых в свитерах, с бородой; девушки с восхищенным взглядом; юноши эти все спорят, формулы пишут, стихи читают, испытания проводят, в тайге песни под гитару поют, ищут полезные ископаемые. Девушки то сюда посмотрят, то туда посмотрят, то стихи начнут сами сочинять, то в космос летать.

Жизнь бурлит. Истина рождается. Споры идут.

Решил я уточнить, о чем собственно споры шли, чтоб инициативу не потерять. Пошли звонки.

Мама прямо не ответила. Стушевалась. Сама, наверное, тогда на папу ясным взором смотрела, пока он Куйбышевскую ГЭС строил, а она химические пробирки под стихи Мандельштама перемывала.

Звоню заказчику — главному редактору «Русского пионера». «Помните, — спрашиваю, — тему физиков и лириков, уважаемый Андрей Иванович?» — «Еще как!» — отвечает. «Ну и о чем?» — не успокаиваюсь я.

Замялся тут наш главный уважаемый редактор — не ответил с апломбом.

Галине Борисовне уже сам Илья звонил. На диктофон ответ записывал. Но среди глубокого доброжелательного покашливания четкой проблематики не узрел (то есть не расслышал).

Быков Дмитрий Львович, Илюхин любимый школьный учитель литературы и по совместительству надежда русской словесности (по оценкам учеников 9 «В» класса школы «Золотое сечение») — тот молодец: сразу начал Бориса Слуцкого декламировать. Как раз 1959 год:

Что-то физики в почете,

Что-то лирики в загоне…

Но дальше захохотал, как обычно, и перешел к теме урока.

Оставались Парфенов Леонид Геннадьевич и Маяковский Владимир Владимирович (не путать с Михалковым Сергеем Владимировичем).

С первым долго и хорошо поговорили, попричитали, что детки выросли, а мы остались. Повспоминали «Иду на грозу» 67-го и НЛО над Новочеркасском в 77-м и быстро сошлись, что физики и лирики спорили об одном: о том, кто же больше и лучше может всего самого доброго сделать для своей замечательной Родины, о том, что шахта, ветка сирени, Марс и Москва — Петушки — это все должно быть вместе и очень гармонично. И как-то не акцентировано было, что обсуждаемая тема значительно прогрессивнее и либеральнее, чем вопрос, кто больше матери истории ценен — партия или Ленин?

Сошлись мы с Леней на том, что не спор это был вовсе, а так — ухаживание. И результатом становилось, кого конкретно из бородатых парней в свитерах в конце концов выберет девушка с упругой кожей и свежим дыханием. И о чем они уже вместе продолжат мечтать.

Ну а Маяковский помог не только «Лениным и партией», но и всплывшими строчками: «Я б в строители пошел, пусть меня научат…»

Давнее такое наивно-пропагандистское стихотворение, но слова ложились на ситуацию:

У меня растут года,

Будет и семнадцать,

Кем работать мне тогда,

Чем заниматься…

Я звучно продекламировал стих, где автор мечется между своими желаниями быть шофером, летчиком, моряком, вагоновожатым, строителем и т. д. Только требовал его подучить.

В конце выступления мой кроха-сын спросил: «А кем же, в конце концов, работал Маяковский?»

Я не нашел ничего лучше, чем ответить: «Советским творческим деятелем, то есть гармонично развитой личностью». (И это про Маяковского! Дилетант, а не отец.)

«Теперь все ясно!» — усмехнулся Илья.

Неужели «от обратного» сработало?

Неужели Илья теперь будет учить физику, химию, алгебру и далее по списку, спокойно совмещая это с ВИА The Paisley и не нервируя маму Катю и действительно классного руководителя Дину Григорьевну?

Неужели он воспользуется настоящей свободой выбора, гармонично развивая оба полушария в волшебной пропорции золотого сечения?

Неужели пройдет еще пять лет, Илья сдаст свой проект, прочтет мою заметку в «Русском пионере», принесет зачетку, мы снова поедем в лифте и станем доказывать следующую теорему?

P. S. Неужели мне и через годы придется успевать сдавать редакционное задание на свободно выбранную тему за час до закрытия очередного номера.