Игорь Мартынов. Еще раз
В своем стихийном вступлении к главной теме номера (второе дыхание) Игорь Мартынов наконец-то объяснит, чем второе отличается от первого, как им правильного пользоваться и почему надо не паниковать, а радоваться, когда оно все-таки приходит.
По целине куда как проще: чешешь себе в охотку, без разбору, в любую сторону — везде ты Амундсен, Гагарин, Пржевальский, кругом герой.
А вот попробуй с тем же драйвом пойти по миру на бис, когда известно, чем дело кончится. Когда ни единого белого пятна на шаре. И на каждом стойбище встречаешь собою в прошлый заход надкушенные салями, опростанные кварты скотча… свои же обглоданные аборигенами кости. Попробуй с прежним упоеньем ломиться в открытые двери, с наивной улыбкой на губе, с девственной энергией неведения!
Что ни говори, только первое дыхание — легкое. Второе — скребется по жабрам, как рашпиль. Но и альтернатива ему известна — полная бездыханность.
«Тебя сразу пристрелить или желаешь помучиться?» — тестировали басмачи бойца Сухова. Мы помним, что он отвечал.
Недаром бюстом на родине удостаивался только дважды герой.
Первых слишком много, слишком часто, многие по случайности. Порубали, наколбасили. Вот вторая ходка — это уже заслуженно, авторитетно.
Кстати, свежий пример: когда на глобусе грянул упадок, когда было сказано — лицом к стенке, пятки врозь, карман наружу, не все с испугу метнулись в петлю или под паровоз. Хотя, конечно, сподручней не рыпаться, оставить тщетные попытки и элегично, как кувшинка, сойти на нет. Дескать, «Красная книга» по нам плачет.
Но есть и такие, кто без паники расчехлил раритетные навыки. Ведь это мы можем: высекать огонь из кремня. Радоваться всякому пучку сосисок на ветру и малой «Агуше» с молочной кухни. И не только в тундре, а и в тайге дорогу найдем — по мху, по лосиному следу.
Мы ж здесь были! Не первая ходка! С хозяйским прищуром оглядев свои изрядно траченные, сильно покосившиеся имения, нам ли не найти, чем заново себя увлечь, на что бы опереться в этом дежавю, нам ли во вторичности не обнаружить свежих струй?
А несмотря на все обломы — есть же и струи!
Взять хотя бы Иваново (а зачем далеко ходить?): на фоне мирового ступора возрождается внутренний ткацкий станок, оживает город некогда невест! Почти что давеча имел место международный текстильный салон, дефиле с разрезами, переходящими в декольте, под председательством уроженца ивановских земель кутюрье Славы Зайцева, который по такому случаю заодно открыл музей имени себя. При входе, за стеклом, письменное бюро: псалтирь, чернильница, лист A4, на котором искрометным пером выведено: «Я помню чудное мгновенье…» и т. д., и автограф неразборчиво — то ли Зайцев, то ли еще кто… Направо — ключевой зал: «Слава — городу невест!» К стене пришпилено, как бледная бабочка, венчальное платье дозайцевского, 1909 г. образца. Ну что сказать? Столь без излишеств, столь аскетично — в таком незатейливом платье, кроме как на венчании, нигде и не засветишься. То ли дело — напротив, на трехметровом манекене, явлено многофункциональное свадебное платье Славиной системы: в его слоях и складках можно спрятать не только гранатомет, но еще пару-тройку невест — это и плащ-палатка, и вещмешок, а при необходимости и скатерть-самобранка! Осталось только под такое отыскать трехметровых невест — их логично обнаружить на предпоследней действующей швейной фабрике. Сюда, на окраину, как раз зачастили заказчики — цены на местный пошив не то что мировые. Хотя на первый взгляд ассортимент совсем не изменился со времен прошлого застоя: больничные халаты, смирительные рубашки, семейные трусы. Кстати, будучи черными или синими, былые семейные трусы служили первым серьезным испытанием для молодоженов: если Она стерпела и снесла Его явление в них, то в дальнейшем ничто не могло поколебать Их уз как минимум до свадьбы золотой. Зато семейные трусы второго поколения уже не так категоричны: пусть неизменные по форме, но внешне много вольнее — из хлопка с барашками, сердечками и даже с кактусами, они и вселяют, и веселят. В таких только и возрождаться, даже без иного повода. Да и смирительные рубашки всех цветов радуги превратят процесс усмирения в легкую, потешную игру.
А если бы не было всемирного банкротства, разве бы узнали мы, на что теперь способны ивановские ткачихи? Какие в них реанимировались навыки? И если б не цикличность обломов и взлетов, на чем бы закалялись мы? Ведь прорубей на всех не хватит…
Да это еще что! Если текущий упадок затянется, то, глядишь, сама природа с благодарностью воспрянет, и атмосфера оживет, без выбросов, без выхлопов, и на подмосковную полянку, потягиваясь после долгой эмиграции, выйдет хорь. А над водой махнет крылом речная крачка. И никакого судоходства, только белеет парус. И мы в цветастых трусах, а некоторые уже и без, мирно возлежим на берегу, считая не сольдо, не сальдо, а стрекоз, внимая обрушившейся тишине и жадно наполняя легкие.
Все-таки какое это чудо — второе дыхание. А ведь могло бы и не быть.
Так что дышите глубже! Раз, еще раз…
Еще много, много.