Тифлисские будни
Антибольшевистский мятеж в Грузии был жестоко подавлен, погибли сотни людей. За подавление этого восстания Соломон Григорьевич Могилевский, совсем недавно назначенный председателем Закавказского ГПУ, был награждён орденом Красного Знамени. Отличился в этом деле и Яков Блюмкин, о котором в книге Бориса Бажанова сказано, что он…
«…прославился участием в жестоком подавлении грузинского восстания».
Маяковский на эти события не отреагировал никак – у него были другие заботы. О них – Николай Вержбицкий:
«Утром я застал Маяковского в больших хлопотах. Он – с бритой головой, в одних трусах – весело налаживал купленный им за границей походный душ, состоявший из резиновой лохани, резинового ведра и резиновой же кишки с кругом, надеваемым на плечи.
– Чудесная штука! – восклицал Владимир Владимирович, пристраивая ведро где-то у самого потолка. – Верх портативности и предел удобства! Баня в кармане!
Возясь с душем, он передавал мне разные московские новости и, между прочим, сообщил, что видел в Москве только что вышедшую в свет мою книгу по истории письменности, книжного и газетного дела.
– Нужная книжка! – сказал он. – Ведь мы, пишущие люди, ни черта не знаем о полиграфии!.. Для нас изготовление книги или газеты такая же тайна, как булки для кисейных барышень, уверенных, что хлебобулочные изделия растут на деревьях.
И снова принялся что-то мастерить, на все лады расхваливая своё «чудо портативности».
Однако утреннее омовение у него не состоялось: оторвался резиновый круг, и его нечем было прикрепить.
– Возмутительно! – гремел Маяковский, крупно шагая по номеру и на каком-то грузинском диалекте отчитывая коридорного, а вместе с ним и всю гостиничную администрацию, у которой не оказалось ни проволоки, ни клещей, ни даже молотка. – Безоружны! Беззаботны! Баре! А зайдите в любую рабочую семью, там всё под рукой: и клей, и гвозди, и плоскогубцы, и напильник… Уж там не побегут к соседям выклянчивать верёвочку!»
В воспоминаниях Вержбицкого рассказывается и о том, что он встретил в Тифлисе Есенина, который выехал из Москвы 3 сентября, а 7-го был в Баку. Там он остановился в гостинице «Новая Европа», где встретил своего друга Якова Блюмкина, который, по словам того же Николая Вержбицкого…
«…стал бешено ревновать поэта к своей жене. Дошло до того, что он стал угрожать револьвером».
Блюмкин, правда, не стрелял, но…
«…поднял на Есенина оружие, что и послужило поводом для скорого отъезда поэта в Тифлис в начале сентября 1924 года».
Вот тогда-то с ним и встретился Николай Вержбицкий и свёл Сергея Александровича с Владимиром Владимировичем.
«…они начали говорить о загранице, где оба побывали совсем недавно. Почему-то, не помню, разговор зашёл об иностранной рекламе, и Маяковский с досадой признался, что купленный им в Берлине и так здорово разрекламированный комнатный душ совершенно отказался действовать.
Есенин слушал, сочувственно кивая головой, а потом сказал:
– Послушайте, Владимир Владимирович, да стоит ли волноваться? Вам хочется приятных омовений? Но ведь мы же находимся в городе, который, как я слыхал, на весь мир знаменит своими серными ваннами! Плюньте на патентованные души и – айда в баню!
Это заявление буквально ошеломило Маяковского. Он, будто сражённый, упал в кресло и в шутливом отчаянии заявил, что «убит, уничтожен, опозорен на всю жизнь!»
– Ну, как же это я – грузин, и вдруг забыл такую самоочевидную вещь? – кричал он. – Конечно, сейчас же, сейчас же на фаэтон и – к Орбелиани! (Лучшая серная баня того времени)…
Выйдя из бани, мы отправились на Пушкинскую в подвальчик «Симпатия»».
Матвей Ройзман, какое-то время работавший в федерации советских писателей, высказал большое сомнение относительно встречи двух поэтов в Тифлисе в 1924 году:
«Как-то Владимир Владимирович зашёл в федерацию, чтобы утвердить фамилии выступающих поэтов. Я завёл с ним разговор о Есенине и спросил, не приходилось ли Маяковскому слышать о «Вольнодумце». Оказывается, Сергей не говорил ему об этом.
– Может быть, у вас с ним был разговор в Тифлисе?
– Мы встретились там один раз мимоходом, Матвей, – ответил он. – О «Вольнодумце» не говорили».
И Ройзман сделал из этого вывод:
«Между прочим, этот ответ Владимира Владимировича рисует в странном свете утверждение Н. Вержбицкого о том, что он с Есениным и Маяковским ходили в тифлисские серные бани, в подвальчик «Симпатия», на гору Давида (Мтацминда), что Маяковский с Есениным разговаривали о загранице, спорили о поэзии, и за одну остроту Сергея Владимир Владимирович его расцеловал».
Сергей Есенин в Тифлисе, 1924 г.
Сохранившиеся документы свидетельствуют, что Маяковский уехал из Тифлиса 6 сентября, а Есенин приехал в Тифлис 9-го. Так что, действительно, они вряд ли могли там встретиться и посещать серные бани. Встрече, о которой Владимир Владимирович говорил Ройзману («один раз мимоходом»), подтверждений тоже обнаружить не удалось.
Скорее всего, Вержбицкий нафантазировал всё это, опираясь на стихотворение Маяковского «Владикавказ – Тифлис», опубликованное 3 сентября в газете «Заря Востока»:
«Только / нога / ступила в Кавказ,
я вспомнил, / что я – / грузин…
Да, / я грузин, / но не старенькой нации,
забитой в ущелье это.
Я – / равный товарищ / одной Федерации
грядущего мира Советов».
Советскому литературоведу Виктору Андронниковичу Мануйлову в 1924-ом был 21 год, он учился в Бакинском университете и встречался с Есениным, который ему говорил:
«Про Маяковского что скажешь? Писать он умеет – это верно, но разве это поэзия? У него никакого порядку нет, вещи на вещи лезут. От стихов порядок в жизни быть должен, а у Маяковского всё как после землетрясения…»
4 сентября Маяковский вёл в Тифлисе переговоры с Котэ Александровичем Марджанишвили, главным режиссёром тетара имени Руставели, о постановке «Мистерии-буфф» на горе Давида (Мтацминда).
Примерно в это же время Владимир Владимирович мог узнать новость об имажинистах – ещё 31 августа в газете «Правда» было напечатано письмо, подписанное Сергеем Есениным и Иваном Грузиновым:
«Мы, создатели имажинизма, доводим до всеобщего сведения, что группа «имажинисты» в доселе известном составе объявляется нами распущенной».